Елена Ларина - Невеста в облаках или История Регины Соколовой, родившейся под знаком Весов

Но Олю выгнали уже после того, как мы стали жить с Викой – после первых зимних каникул. У Вики в комнате намечалась рокировка в связи не с печальными, а радостными событиями: ее соседки практически одновременно вышли замуж, одна за питерского парня, к которому и переехала, а другая – за бывшего одноклассника. Уехала домой на каникулы и обратно не вернулась – позвонила, сказала, что к черту этот колледж, она выходит замуж там, дома, и строгий муж ее ни в какие стюардессы больше не отпустит. И тогда мы с Машей, не сговариваясь, каждая сама по себе, пришли к Вике и попросились к ней жить.

Я лично терпела долго – и Олю, и Галю. Но в конце концов не вынесла. Я же Весы – могу быть гибкой, почти гуттаперчевой, но уж если что решила, стою на своем. Решила, что жить с ними больше не буду – лучше уж попытаться снять где-нибудь в городе комнату, даже если придется работать по ночам посудомойкой.

Вика согласилась пустить нас к себе и потом еще три дня, сверкая грозными грузинскими очами, боролась за нас с комендантом, считавшим, что это не мы, а Вика хочет заполучить себе удобных соседок, что было абсолютным бредом, ибо Вика смогла бы выжить с кем угодно – никому не дала бы спуску. Так что с тех пор мы жили с Викой в мире и согласии, вместе ели, чай пили, занимались, играли в допотопный морской бой, за неимением всяких «тетрисов», обменивались кофтами и губной помадой и страдали только тогда, когда Вика собиралась на свидания. Ну что не сделаешь ради хороших отношений, можно было и пострадать раз в день.

– Чай пить будем? – спросила я, задвинув под кровать последнюю сумку и прикрыв Викину растерзанную постель. Зайдет комендант, увидит, крику не оберешься.

– Нет, не будем. Ты давай конспект пиши, а я пока повяжу. – И Маша взялась за спицы.

У нас было разделение труда – во всех сферах. Маша вязала кофточки на продажу – зарабатывала на чай и другие мелкие радости, Вика умела филигранно гладить блузки, делать прически и вообще придавать нам божеский вид, я, как самая усидчивая, отвечала за конспекты и прочее, в особенности по техническим дисциплинам, где надо было корпеть над схемами. Особых талантов не требовалось, главное – выписать и вызубрить. Готовились к госэкзаменам, на которых нужно было отчитаться за все, чему нас учили два года. Вот выписать – это по моей части, ну а вызубрить – это нас еще ожидало, бессонными ночами. Сдавать нужно было «до фига и больше». Самый страшный экзамен в этом смысле был по устройству самолетов, или, для краткости, просто «техника». Я взяла новый лист и принялась за очередной раздел: Модификации «Ту-154М». Технические характеристики. Пассажировместимость – 164 -180. Диаметр фюзеляжа – 3,8 м . Длина -48 м . Размах крыла – 37,5 м . Высота – 11,4 м . Максимальная взлетная масса – 104 т. Коммерческая нагрузка – 18 т. Крейсерская скорость – 850 – 900 км/ч . Дальность полета – 4000 км , и так далее, и так далее, вплоть до последнего винтика. Кто же мог предположить, когда мы поступали, что надо будет знать досконально все «суда», на которых «Аэрофлот» осуществляет пассажирские перевозки. А я еще удивлялась, чему учиться так долго. Некоторые девчонки, увидев на первом курсе расписание занятий, впали в панику. Пришлось вспомнить, что, в конце концов, у меня тетя инженер, отец токарь и брат автослесарь, так что паниковать при виде любой железяки мне не положено. Да и не так уж это сложно оказалось на самом-то деле. Как сказал нам на первом занятии списанный на землю по болезни «первый пилот Аэрофлота» Борис Григорьевич Суров: «Когда появились первые „этажерки“, девочки, их швейными машинками называли. Вы же со швейной машинкой сумеете справиться? И с этим разберетесь». И стал объяснять нам, где у самолета хвост, а где фюзеляж и почему он не падает, когда летит, хотя для этого у нас еще был и курс физики, «чтобы сами не боялись и пассажирам знали, что отвечать». Аэрофлотовский колледж был старый, государственный, не чета каким-нибудь новым краткосрочным курсам, для которых у наших преподавателей слова доброго не находилось, учили тут основательно. Правда, после курса физики, кое-кто стал бояться еще больше.

Поступила я легко – все оказалось так, как и сказал Валера, медкомиссия – самое страшное. Но и тут я прошла: пережила все анализы, справки, поход к наркологу и унизительный визит к гинекологу. Меня признали годной, дали тест по английскому, с которым я легко справилась, спросили, понимаю ли я, куда и зачем я поступаю, сказали, что учеба будет трудной, а работа – важной и ответственной… Все как положено, как и везде, кроме отбора по внешности, который, конечно, был, но, что самое странное для меня, к внешности у них претензий не возникло. Все, как сказал Валера.

В ту первую ночь я действительно переночевала у Миши, а потом вернулась в пед за документами и вещами. Люся закатила мне скандал: ругала, что я убежала, все бросила, ночевать не пришла, переживали все из-за меня, думали, может, топиться побежала… Но у них, оставшихся, на носу был экзамен по русскому, так что Люся второпях выслушала мои объяснения про колледж и рукой махнула: «Тебе жить!» А когда я на следующий день, уже встретившись с Валерой, уже подав документы в колледж и расставшись с ним (я сдерживала слезы, но старалась не показывать виду – ему было не до меня, пришел, подвел к нужной двери, поговорил с кем-то в приемной комиссии, на том спасибо), пришла по старой памяти к ним на экзамен, узнать, чем дело кончилось, – Люся уже поступила. На радостях она вновь предложила мне пожить в Пушкине, если надо, потому что родители у нее все равно уезжали на Юг на целый месяц, она оставалась одна и проблем не было. Для меня это был выход: я не стала звонить родителям, просить денег, а перебравшись в Пушкин и убедившись, что в колледж я прошла и «начало занятий – 1 сентября», попыталась решить все проблемы самостоятельно. Я и так не знала, что мне сказать дома, как признаться, что я не поступила в институт, а тем более, что я пошла в колледж. Что скажет отец, лучше было даже не представлять, но вот что подумает тетя Зина… Короче, я решила пока ничего никому не говорить и назад не возвращаться. Придумала себе отмазку в виде долгих экзаменов и ожидания зачисления, а сама пошла искать работу – надо же было на что-то жить. Я еще никогда нигде не работала, трудовой книжки у меня не было, но чтобы проработать месяц до сентября, она ведь и не так уж нужна? Главное – чтобы деньги выплачивали сразу. И, потыркавшись два дня по городу, я набралась храбрости, подошла к женщине, сидевший за прилавком с газетами, поговорила, вечером подошла к бригадиру, вышла первый день на работу бесплатно, а со следующего дня работала уже сама и каждый вечер уносила с собой процент от выручки -немного, но хоть что-то, на еду хватит. Я даже откладывала, сколько могла, не шиковала, никуда не ходила – мне надо было еще оплатить в сентябре форму, без формы в колледже было нельзя. Ну разве что ходила по магазинам – но как в музей, посмотреть. Весь Питер ездил тогда в Гостиный двор – и я туда тоже приезжала, бродила, примеряла даже кое-что, набравшись храбрости, охала, ахала, разглядывала чайники, микроволновки, фены для укладки, диковинные еще тогда электрические эпиляторы, баночки с волшебными кремами, украшения. Все это была другая жизнь, как в сказке, я на самом деле с ней не соприкасалась, она была отдельно от меня – как за стеклом или за границей. Себе я один раз «фенечку» купила кожаную – у какого-то длинноволосого молодого человека, разложившего свой товар на ступеньках. А колечка, так необходимого мне по мнению Люси, у меня не было – с колечком предлагалось обождать до лучших времен.