Элейн Каннингем - Алиса

— Но у меня при себе нет этого ключа. Я же сказал вам.

— Но вы можете за ним съездить.

Я допил «Штрегу» и ухмыльнулся.

— Что спрятано в сейфе?

Монтес улыбнулся в ответ.

— Ну что вы, мистер Кэмбер. Я не верю, что вас это в самом деле так интересует.

— Очень интересует, — самодовольно произнес я.

— А почему, позвольте узнать? Вам кажется, что вы ещё недостаточно влезли в эту историю? Вам мало неприятностей? Вам ведь намекнули: содержимое сейфа в некотором смысле противоречит вашему законодательству. Контрабанда — древнейшая профессия, мистер Кэмбер, но не забывайте, что она противозаконна. Может быть, в сейфе спрятаны брильянты. Или — изумруды, почтовые марки, радий или какое-нибудь бесценное творение живописи. Все что угодно, мистер Кэмбер. Но вот выиграете ли вы что-нибудь, узнав об этом? Сомневаюсь. Контрабанда — слово, по-своему, неприятное. Но убийство — ещё страшнее.

— Я же сказал вам — это был несчастный случай.

— Разумеется. Тогда давайте говорить о ключе, а не сейфе. Я — человек дорогих привычек, мистер Кэмбер. В моем крохотном и бедном государстве мне не выжить. Чтобы постоянно поддерживать привычный образ жизни, я должен много зарабатывать. Очень много. Это возможно только в великой стране с неограниченным благосостоянием. Правда, щедрость американцев превосходит их богатство…

— А я вот — совсем не богатый, — уныло пробормотал я, охваченный внезапным приступом жалости к самому себе.

— Тогда вознесите хвалу Господу, что ключ достался вам, мистер Кэмбер, — кивнул Монтес. — Я ведь вовсе не собирался предложить вам расстаться с ключом бескорыстно. Все должны жить. Но сначала — ключ.

Я упрямо помотал головой.

— А вы подумайте над моим предложением, мистер Кэмбер, — сказал Монтес, покачав пухлым, как сарделька, пальцем. — Я не сулю вам несметное богатство, ведь и содержимое сейфа имеет вполне ограниченную стоимость, но — сумма вознаграждения вполне круглая, уверяю вас. Я предлагаю вам десять тысяч долларов, мистер Кэмбер. Вы, конечно, человек представительный и умный, но я был бы круглым идиотом, если бы предварительно не навел справки о ваших доходах. Вы ведь — чертежник, мистер Кэмбер? Верно?

Он снова наполнил мой бокал ароматным напитком, а я, прижав к груди стиснутый кулак и, пытаясь унять внезапно нахлынувшие слезы, пылко воскликнул:

— Чертежник! Вот здесь, мистер Монтес, бьется сердце прирожденного архитектора, клокочет душа архитектора…

— Вполне возможно. Вам виднее. Однако числитесь вы чертежником. И — с каким окладом? Сколько вам набегает в год — семь тысяч, восемь? Вы один из тех, что называются белыми воротничками среднего пошиба. Не голь перекатная, но и в люди не выбьешься. А сколько у вас долгов, мистер Кэмбер? Давно ли вы ужинали в дорогом ресторане, сидели в ночном клубе, предавались любви с прекрасной молодой женщиной — такой, как моя супруга, например? Давно, мистер Кэмбер? Я предлагаю вам десять тысяч долларов наличными — без налогов! Наличными. Если хотите, можете получить их в десятидолларовых банкнотах. Ваше полуторагодовое жалованье. Подумайте, чего вы добьетесь с помощью такой суммы!

Я подумал и, пьяно покачнувшись, утер слезу. В спальне на третьем этаже на кровати императрицы Жозефины лежала обнаженная Ленни, чистая благоухающая розочка, имевшая несчастье выйти замуж за жирного, чурающегося секса моллюска, а я тут распустил нюни, пытаясь не уронить свою честь и при этом ни на секунду не забывая о том, что я не герой, и о том, что где-то меня подстерегает зловещий Энджи с кастетом и консервным ножом. Энджи тоже охотился за этим ключом. Все это я, хлюпая носом и заикаясь, попытался изложить Монтесу.

Выслушав мою сбивчивую речь, толстяк чуть призадумался, потом улыбнулся и произнес:

— Я тоже не герой, мистер Кэмбер. Цивилизованный человек не играет в героев — он нанимает их к себе на службу. Подождите минутку, пожалуйста.

Он встал из-за стола и, пританцовывая, вышел. А я сидел, тупо разглядывая сизый дым от гаванской сигары и пытаясь представить себе тысячу свободных от налогов десятидолларовых бумажек.

Несколько минут спустя Монтес вернулся в сопровождении тощего узколицего субъекта, который преследовал меня в подземке, угрожая кровавой расправой.

— Мистер Кэмбер, — отечески улыбнулся Монтес. — Познакомьтесь с Энджи. Он поедет с вами за ключом.

4. Энджи

В роскошном «кадиллаке», в который меня посадили, сзади располагались два откидных сиденья и золоченый телефон; от пассажирского салона водителя отделяло толстенное звуконепроницаемое стекло. Шофер был тощий и хилый, с крохотными усиками и прозрачными, как монтесовский коктейль-мартини, глазами. Рядом с водителем сидел лакей, похожий на него, как две капли воды. Я разместился сзади, по соседству с Энджи. Церемония выхода из консульства сопровождалась бесконечными поклонами и расшаркиваниями, и я был страшно доволен, что не шатался и не спотыкался. На прощание Монтес протянул мне мясистую ладонь и ещё раз заверил, что обещанные награды деньги и любовные утехи — по-прежнему ждут меня.

— Я извинюсь за вас перед Ленни, мистер Кэмбер, — с улыбкой пообещал он. — Я понимаю, как вам не терпится, но — делу время, а потехе час. Главное, помните, что мой дом отныне — ваш дом.

— Спасибо, — кивнул я. — Обед был превосходен. Собственно говоря, я никогда не ел ничего вкуснее.

— Мой стол — ваш стол, — церемонно произнес Монтес.

Лакей приоткрыл дверцу неимоверных размеров «кадиллака» и я взгромоздился на заднее сиденье рядом с Энджи. Стрелки часов, расположенных возле телефонного аппарата, показывали два часа пять минут. На стойке вместе с газетами и журналами красовался радиоприемник. Лакей захлопнул дверцу и уселся впереди. Огромный автомобиль бесшумно отвалил от тротуара и плавно покатил по улице, направляясь к скоростной автостраде.

Я был уверен, что Энджи по пути не проронит ни слова, но теперь, когда мы вдруг стали друзьями, он болтал без умолку. Он рассказал мне о своем детстве, о том, что его отец — но не он сам — тоже родом из той же страны, что и толстяк. Во времена его отца там жили одни козлы и дубари, а вот теперь — попадаются вполне фартовые чуваки. Совершенно, в общем, засранная страна, но, если поднажать там, где надо, из неё сочится золотишко. Монтес знал, где надо поднажать. Монтес умел качать башли. Только вот одного я должен опасаться — нельзя, чтобы Монтес меня одурачил. Внешность толстяка способна провести кого угодно. Ведь он, как оказалось, двоюродный брат самого президента. А президент правил уже семнадцать лет без перерыва. То есть, выборы, конечно, проводились и до сих пор проводятся, но кандидатура на них всегда только одна. Президента.