Лариса Шкатула - Наследство в глухой провинции

Я улыбнулась Лере и жестом показала, что пойду вымыть руки. Умывальник здесь был расположен сразу у входа и отделялся от зала невысокой перегородкой. Вода была такой холодной, что у меня заледенели руки, горячей не было. Я подставила руки под теплую струю электрополотенца, не столько высушить, сколько согреть. Тут в кафе опять кто-то вошел, и удивленный голос сказал глухо:

— Ты гляди, Щука, откуда-то здесь щенок Михайловского. Одна, без папочки…

Поверх перегородки я смогла рассмотреть двух вошедших мужиков, которые не обратили на меня никакого внимания.

— Кончай, Моряк, — торопливо заговорил другой, — давай лучше свалим отсюда. Вечно ты нарываешься. Сдалась тебе эта девчонка!

— А чего, спрашивается, мне отсюда валить? Во-первых, я соскучился по маминым пельменям, а во-вторых, мне давно пора повеселиться. Такой случай не скоро представится. Почему бы не насолить этому менту, который считает себя чересчур умным. Разве не по его милости я три года на нарах парился?!

— Что ты задумал, Моряк? — настаивал тот, кого назвали Щукой.

— Еще не знаю, но душа куражу просит. Для начала познакомимся поближе…

Они прошли в зал и сели напротив нашего с Лерой столика, а я наконец отодвинула руки от горячей струи сушилки. И отчего-то сразу подумала: это они о Лере, но на всякий случай подошла к столику и спросила:

— Как твоя фамилия?

— Михайловская.

Значит, я угадала. О чем там говорила моя пассажирка в самом начале? Что ее отец возглавляет какой-то отдел в милиции. Ты посмотри, какая дрянь этот Моряк! Не может отомстить папаше, решил справиться с дочерью. С девчонкой!

Но что он может сделать ей здесь, при всех? Или рассчитывает подкараулить, когда она выйдет из кафе?

Сама не знаю, откуда пришло ко мне это решение, но я сказала Валерии:

— Сделай вид, что мы с тобой случайные соседи. Будто я сама по себе и с тобой не знакома.

— Вы здесь кого-то встретили.

— Потом, в машине, я тебе все объясню, а сейчас главное — нам с тобой поесть как следует, а уж потом рвать когти.

Надеюсь, я не напугала ее цитированием сленга из бессмертной комедии «Бриллиантовая рука». Она, не меняя выражения, согласно мне кивнула.

Папина выучка у девчонки, или она сообразительна сама по себе, а только Лера не стала озираться, шарить глазами по залу, а огляделась так незаметно, что я и не поняла, как она это сделала. Просто в один момент в ее глазах появилось знание.

Я придвинула к ней сто рублей одной бумажкой и шепнула:

— Сама будешь расплачиваться.

Пельмени нам принесли, и Валерия как ни в чем не бывало сказала официантке:

— Получите, пожалуйста, с меня сразу, я тороплюсь.

— С меня тоже.

Она непринужденно сунула сдачу в карман спортивных брюк. И накинулась на еду так, что сразу стало ясно: девочка не просто проголодалась, она оголодала. Пельмени Лера глотала, даже не жуя, так что я незаметно сгрузила ей в тарелку половину своей порции. Лера посмотрела на меня чуть ли не со слезами, но голод все равно оказался сильнее. Ничего, остальное доберет в машине кофе, печеньем и бутербродами.

— Это Моряк, — с набитым ртом сказала дочь мента. — Папа его сажал. Между прочим, за дело. Непонятно только, чего он злится. Знал, на что шел. Впрочем, папа говорит, что они все считают, что их наказывают незаслуженно. Вернее, чересчур строго.

— Второго звать Щука.

— Его я не знаю, — сказала Лера с сожалением. — Папа не очень любит со мной делиться. От подруг я узнаю куда больше, чем от родного отца! А Моряка у нас весь город знает, потому что его процесс был показательным. Наши ивлевские юмористы ему даже звание присудили: «Лучший медвежатник области». Один автослесарь — он на суде общественным обвинителем был — при всем народе его даже уговаривать стал. «Брось, — говорит, — свою уголовщину, переходи к нам в автосервис. Не меньше будешь получать, и никакого риска». Все в зале ржали, даже судья. А автослесарей после этого процесса стали звать медвежатниками. Только папа говорит, такие, как Моряк, никогда не работают. Для них это вроде бы позор, пятно на воровской репутации.

— Я понимаю.

Девчонка вываливала на меня все эти сведения, а я сидела с каменной физиономией и изо всех сил старалась выглядеть посторонней. Рассеянно кивала ее рассказу, отвечала односложно, и Лера наконец поняла, что разговорилась не ко времени, и стала дожевывать свои пельмени молча.

Я тоже молчала, но мысли мои ворочались в бедной голове с такой быстротой, что, кажется, издавали шум на все кафе: интересно знать, куда я лезу? Нет чтобы быстро схватить девчонку за руку, сунуть в машину и мчаться, что называется, на всех парусах.

Прежде я никогда не была любительницей острых ощущений. Как мне кажется. Не испытывала пристрастия к детективам и боевикам, предпочитала им любовные или рыцарские романы писательниц типа Барбары Картленд, где страсти высокие и чистые и нет вымученных эротических сцен, а герои изъясняются высоким штилем.

Что поделаешь, я сентиментальна и не стесняюсь признаваться в этом. Пусть надо мной посмеивается не только подруга Оля, но и друг Коля. Странно, подумала и удивилась, что имена моих друзей-приятелей элементарно рифмуются. А еще в детстве «Королевство кривых зеркал» читала… Сентиментальность безо всякого поэтического воображения и соображения.

Что ж мне теперь отступать назад, когда два упыря с воровскими кличками уставились на наш стол. Причем интересую их не я, а эта юная девчушка, так неосмотрительно сбежавшая с дискотеки молодежного фестиваля во взрослый валютный бар.

Рассуждай не рассуждай, а пора действовать.

— Я выйду первая, а ты три секунды обожди и иди следом, — пробормотала я для Леры сквозь зубы.

Она кивнула.

Я даже не понимала, что уже увлеклась этим приключением и теперь что-то этакое изображаю. А-ля шпионку.

Едва прикрыв дверь, я метнулась к своей машине, завела мотор и стала на крыльце прямо за дверью, чтобы меня не было видно из окон кафе.

Дальше события развернулись так быстро, что я едва успела на все среагировать. Дверь распахнулась, и из нее выскочила Валерия.

— Стой, сучка, стой, кому говорю!

Следом за ней выбежал Моряк и уже протянул руку, чтобы схватить девочку за плечо. Моя нога сама выдвинулась из-за двери в подножку. Я всего лишь слегка поддела поднятую для очередного шага ногу мужчины.

Вскрикивая от боли и матерясь, он исправно пересчитал ступеньки и тяжело, с хрустом упал у подножия лестницы. Мы никаких курсов не кончали, но некоторых приемов народного самбо не чураемся.

Из кафе выскочил Щука и неловко затоптался на месте, не зная, бросаться на помощь другу или разбираться со мной и с Лерой.