В тёмном — тёмном лесу... - Elza Mars

ведущая на кухню, скрывалась в тени. Голова Ланы исчезла из просвета наверху. В следующее мгновение там промелькнула какая-то тень. Что это было? Птица? Я услышала звук удара. Короткий и сильный. А затем ещё один. Волоски встали дыбом на моих руках.

— Лана? — крикнула я.

Нет ответа. Я напряжённо прислушалась. Прислушалась и… услышала что-то похожее на… звук чего-то, тянущегося по земле. Я открыла рот, чтобы опять позвать Лану, но что-то остановило меня. Сглотнув, я отползла от освещённого места под проломленной дверью погреба. Я ухватилась за одну из поломанных балок и с болью выпрямилась. Хорошо, моё тело всё ещё было целое и в рабочем состоянии. Теперь нужно было сосредоточиться на том, как отсюда выбраться. Можно было попробовать пробраться через завалы к дверям, но это было слишком очевидное решение, которого могли от меня ожидать. Я направилась к тёмной лестнице, переступая через мусор, разбросанный по полу, и остановилась у первой ступени. А в том чёрном-чёрном доме… Может быть, я просто… ошиблась. Может быть, наверху ничего не произошло, и мне следовало просто дождаться Лану, как она сказала. А дверь, скорее всего, была заперта изнутри. Лана была достаточно сильна и достаточно опытна. С ней не могло произойти ничего, с чем она не справилась бы. А я, с другой стороны… Мой взгляд упал на ряд пыльных баночек, стоящих на полке справа от меня. Я взяла одну из баночек и стёрла с неё пыль своей кофтой, чтобы рассмотреть мутное содержимое. Не персики. Не помидоры. Я немного встряхнула баночку, и что-то маленькое, круглое и узнаваемое подплыло к стеклу и уставилось на меня. Я выпустила банку из рук. Она разбилась об пол, разбрызгивая повсюду жидкий кисель.

— Боже мой, Господи…

Я протянула руку, чтобы ухватиться за полку, и боль от растянутого запястья пронзила нервы и мускулы, возвращая меня к реальности. Я нащупала под кофтой рукоять револьвера, поднялась по небольшой лестнице и дёрнула дверь. Она со скрипом отворилась, и я увидела короткий, тёмный коридор.

Покрытые выцветшими обоями стены и рассыпающийся ковёр на полу сменялся старомодной кухней. В мёртвом воздухе висел сладковатый и тошнотворный запах. Единственным источником света было маленькое окно в двери, которая вела на задний двор. Я могла рассмотреть лишь тусклые обои, грязный настенный термометр в форме рыбы и пару запылённых декоративных тарелок на стене. Всё это контрастировало с кучами пустых банок, разбитой посуды и костей. На столе лежал секач. На полу — нож мясника. На кухне было полно костей разных форм и размеров — словно жуткий суповой набор. Гигантские чайники стояли на холодной плите, на столах и в раковинах. В центре комнаты стоял стол. Будто лунатик, я подошла к нему. Столешница была словно покрыта чернильными пятнами. На ней лежало много листов мясницкой бумаги, разрисованных каким-то безумным ребёнком. Рисунки мрачного, зубчатого леса, скрюченные силуэты и огонь… или фонтаны крови? Подкравшись к двери, я выглянула наружу. Скоро уже стемнеет. Задний двор казался пустым. Ни Ланы, ни кого-либо другого видно не было. Но среди красных и золотых листьев на земле лежала лопата. Там, где раньше никакой лопаты не было. Я прислушалась сквозь громоподобный стук своего сердца. Вечерние звуки. Цикады. Птицы. Лягушки. Что же мне делать? Я не имела ни малейшего представления. Даже если бы мне удалось сбежать в лес, я не могу бросить Лану. Не могу, пока не узнаю… наверняка. Я посмотрела через кухню, через нагромождение оголённых костей, стеклянных фонарей и ножей, на ещё один дверной проём, ведущий в другую тёмную комнату. Было ли у него время затащить Лану в дом? Или он сейчас режет её на кусочки где-то в лесу? Или он охотится за мной? Я оглянулась на дверь в подвал. За ней была чёрная пустота. Я взяла одну свечу со стола, на ощупь нашла спички и вошла в соседнюю комнату. По деревянному полу были разбросаны листья и ветки, но в остальном комната выглядела на удивление нормально: старомодная мебель, изъеденные молью шторы, фарфор. Кроме этого, там был камин, в котором лежали остатки ткани и ботинок. Над камином висело большое фото в рамке, на котором был изображён солдат времён Первой мировой. В дальнем конце комнаты был ещё один дверной проём и лестница, ведущая наверх. Окна на втором этаже не были заколочены. У меня была возможность увидеть Лану и человека, напавшего на неё. При взгляде на маленький круглый столик моё внимание привлекла куча хлама: монеты, заколки. Очки в серебряной оправе с большими стёклами. Я смотрела на них несколько долгих секунд. Чем они отличались от остальных вещей? Если я была в ответе за них — значит, была в ответе и за всё остальное. Абсолютно всё. Все эти вещи принадлежали кому-то: ключи, пуговицы, серебряная ручка… и детский деревянный гребень для волос. Я машинально протянула к нему руку. Я узнала этот гребень. Я потеряла его одиннадцать лет назад в лесу. Взяв его, я с удивлением заметила, что моя рука не дрожала. Шок сработал лучше любой анестезии. Я положила гребень в карман и осторожно двинулась вверх по лестнице, держа пистолет наготове, точь-в-точь как я видела в сотнях сериалов. Тут вполне мог быть полон дом этих маньяков-убийц. Я прошла половину лестницы и услышала, как хлопнула дверь кухни. Послышались голоса. Незнакомое бормотание и стон, похожий на голос Ланы. Она была жива. Моё сердце заколотилось быстрее от надежды, которую я не позволяла себе ранее. Я спустилась назад по скрипучей лестнице и бросилась к дверям, ведущим на кухню. Я успела заметить короткие, седые волосы, громадную спину и огромные, загорелые руки. Он тащил Лану по полу за ворот и за волосы. Я поняла, что Лана была в сознании только частично — она слабо сопротивлялась, словно пытаясь подняться. Её руки безуспешно ударяли по мощным рукам убийцы, тянущего её к подвалу. Лесник тащил её по полу, будто мешок с картошкой. Вдруг рука Ланы наткнулась на нож мясника, лежащий на полу, и схватила его. Лесник, всё ещё бубня какие-то неразборчивые мантры, выбил ногой нож из её руки и потянулся к секачу, лежащему на столе. Я сделала шаг вперёд и подняла курок револьвера.

— Стой, — задыхаясь, проговорила я.

Он отбросил Лану назад и повернулся ко мне, с секачом в руке. Его лицо было покрыто грязью и шрамами, загорелое до цвета старой кожи. В его волосах