Невеста миллионера - Любовь Попова

уже перехожу дорогу на светофоре, как ее мне перегораживает черная иномарка. В ее сторону сразу несутся проклятия прохожих, а я смотрю в открывшуюся дверь. Харитон сидит на заднем сидении и смотрит на меня.

И понять его взгляд сейчас невозможно. Он просто обволакивает, не давая мне отвернуться.

Иногда. Иногда я хотела, чтобы наши пути пересеклись. Чтобы он увидел меня, красивую, успешную, влюбился и понял, каким ублюдком был. Но меньше всего я хотела, чтобы он смотрел на порванную юбку, колготки, на зареванное лицо. Чтобы видел меня униженной. Снова.

– Вакансия повара еще свободна. Если, конечно, ты не решила освоить другую профессию.

– Вы так и будете здесь стоять? – заорала мне в ухо какая-то старушка. Это дало мне шанс отвернуться. Он считает меня проституткой. Просто отлично. Как после этого вообще можно сесть в его машину? Войти в его дом. Оставаться с ним наедине.

Но на другой стороне возле своего черного коня стоит Ильдар и смотрит прямо на меня. Уже делает шаг, второй, бежит, и я больше не думаю. Разворачиваюсь к Харитону и, задрав гордо голову, почти прыгаю к нему на заднее.

– Поваром. Я буду работать у вас поваром.

Харитон смотрит на мои ноги, которые я тщетно пытаюсь прикрыть тканью, и с усмешкой кивает.

– Минуту, Генрих, – говорит Харитон и, перегнувшись через меня, закрывает дверь ровно за секунду до того, как в нее просовывается Ильдар. Но я не слышу щелчка, зато слышу крик боли и вижу, как Ильдар трясет свою руку и дует на пальцы. Теперь Харитон спокойно хлопает дверью и кивает водителю, который мне подмигивает. А я прикрываю глаза, чувствуя, словно нахожусь в эпицентре вулкана, который вот-вот должен проснуться. Черт…

Глава 14. Харитон

Еще никогда хруст чужой кости не вызывал по мне столько удовольствия. Еще ни раз в своих мыслях я буду наблюдать, как ломаются пальцы этого черножопого урода.

Меня все еще потряхивало.

Но дело было не в том, что Ева сидела теперь рядом. А в том, что я не мог сжать на затылке ее волосы и ударить как следует по лицу, чтобы никогда, никогда она больше не смотрела в сторону подобных гондонов. Чтобы, только завидев их, бежала со всех ног. Ко мне. Только ко мне.

Скосив взгляд, убедился, что она неподвижно сидит, сложив руки на коленях. В то время как мои собственные буквально дрожали от желания схватить ее и наорать в лицо. Я даже не знал, что могу испытывать подобное желание. Не знал, что желание обладать, подчинить своей воле может быть настолько сильным.

– Мне надо заехать домой, – подает она голос. Тихий. Как обычно. Может она все-таки кричала? Или ее голос настолько не было слышно? Почему она не подала ни одного знака, что ей нужна помощь. Словно была реально готова открыть для другого свой рот.

– Не слышу.

– Что?

– Не слышу. Что ты там мямлишь.

– Мне надо заехать домой, – повторила она медленно, как для умственно отсталого, но все так же тихо.

– Не могу разобрать.

– Мне. Надо. Заехать. Домой! – раздраженно заголосила она, а я не остался в долгу.

– Так какого хрена ты не заорала так же, когда тебе нужна была помощь?! Если ты не хочешь секса, об этом нужно говорить так, чтобы мужик понял и еще долго восстанавливал слуховые перепонки.

– Знаете не понаслышке?

– Я никогда не насиловал женщин.

Она хмыкает, а мне это не нравится.

Я перебираю в памяти каждую, хотя было их бессчетное количество за последние годы. За время, проведенное в ссылке в Америке. И ни одна не сказала мне «нет». По большей части это мне приходилось отбиваться от настойчивого внимания.

– Ты что-то хотела сказать?

– Хотела, – кивает она, поворачивается ко мне всем корпусом и вдруг орет прямо в лицо. – Мне надо заехать домой!

– Да понял я, понял, – улыбаюсь. – Адрес-то какой.

Мы едем на самую окраину города, где ночью ходить весьма опасно. Да и днем может случиться все, что угодно. Именно о таких местах приходят чаще всего криминальные новости. Как такая, как она, умудрилась попасть в подобный район, еще одна загадка.

– Судя по тому, что ты не кричала, когда тебя пытались изнасиловать, ты получаешь от этого кайф?

– А мы можем закрыть эту тему? – выбирается она из машины и спешит в свою хрущевку. Я никогда не боялся опасности, если надо – даже сейчас колесами перееду. Но как она может не бояться находиться в подобном районе. В подобном доме.

Пока ее не было, я много раз порывался найти ее лицо по камерам видеонаблюдения и все о ней разузнать. Но я тормозил себя, понимая, что стоит мне выяснить ее адрес, ждать я не буду. И вместо добровольной работы поваром она станет безвольной сексуальной рабыней.

Главное ей об этом не говорить, сбежит, сверкая пятками. Куда угодно, лишь бы не со мной.

Ощущение, что я вызываю отвращение, граничащее с ненавистью, для меня в новинку. И это, надо признаться, щекочет нервишки. Хочется изменить положение вещей, хочется посмотреть, как ее отношение будет меняться. Хочется, чтобы она сама пришла ко мне в спальню. Хочется увидеть ее без одежды.

Она возвращается через пол часа с небольшой сумкой, уже умытая и одетая в обыкновенные джинсы и футболку. Волосы мокрые, значит, успела принять душ.

Моя порочная фантазия тут же заработала во влажном направлении. Хотелось сидеть и смотреть, как она водит мочалкой по своему телу. Как вода ласкает грудь, стекает по плоскому животу. К расщелине между ног. Таких длинных, идеальных ног.

Как только она садится рядом, я отодвигаюсь в другую сторону заднего сидения, чтобы она не заметила наметившейся проблемы.

Сейчас, как и обычно, она причиняла мне боль, потому что задействовала рабочие процессы в теле. Но как же это было приятно. Сладко испытывать желание, которое стягивало пах пленкой. Как же хотелось, чтобы она помогла мне решить эту неприятность. Разорвала эту пленку и жадно набросилась. Прямо сейчас. За тонированными стеклами. Пока мы едем.

Я же так с ума сойду от фантазий. Словно подросток, впервые увидевший, что же скрывается у девочки под юбкой. А я ведь еще не видел.

– Я не хотела портить праздник, думала, смогу сама отбиться и не привлекать внимание, – заговаривает она, когда мы уже выехали из неблагополучного района. Неужели все это время она думала о моем вопросе? Только вот смешно становится от ее оправдания.

– Отбиться?

– Ну а что?

– В тебе сколько килограмм? Пятьдесят?

– Ну