Замок - Владимир Моисеевич Гурвич

ее жизнь, если бы она не встретила Феликса. А ведь он совсем не идеал, скорей даже наоборот, просто многие его не знают по-настоящему, поэтому так и представляют. А в нем немало низменного, достаточно вспомнить об его безграничной любви к сексу. Он сам признавался ей, что очень долго мысли о нем доминировали над всеми остальными темами. К тому же он чересчур требователен к другим людям, особенно к близким, не выносит, если человек слишком упрощенно смотрит на мир. И это сильно напрягает, приходится постоянно быть начеку, думать едва ли не о каждом произнесенном слове. А сколько ей пришлось прочесть после их знакомства самой разной литературы. Она о многих авторов даже и не слышала, да и зачастую разобраться в том, о чем они пишут, было не менее сложно, чем понять китайские иероглифы. Но она все же немало продвинулась в разных вопросах и стала разговаривать с Феликсом, если не на равных, то на уровне вполне приемлемого диалога. И гордилась этим не меньше, чем когда-то своими успехами на медицинском поприще.

Мария подумала о том, что ей действительно сказочно повезло. Огромное количество людей даже не подозревают, в каком интеллектуальном и духовном убожестве проходит их жизнь только потому, что им не встретился человек, способный открыть им на это глаза. А с ней это случилось. Феликс долго и настойчиво указывал ей на это, высмеивал, издевался над большинством ее представлений о мире. К великому счастью у нее хватило мужества и ума подавить в себе обиду и приступить к обучению. Сначала было трудно и даже иногда очень скучно, но потом что-то в ней резко изменилось. Проснулась то, что Феликс называл: «великая любознательность к миру». Он говорил, что большинство лишены этого свойства, им достаточно знать лишь то, что нужно для жизни, а то и просто для выживания. В познании должна присутствовать вечная неутоленность, когда она ослабевает, начинается духовное вырождение. А если ее не существовало изначально, то и духовного рождения не было. Потому-то столько живых людей всю жизнь мертвы. Биологическое рождение означает лишь появление на свет стандартной личности, заполненной безграничными числом штампов коллективного бессознательного. А нужно их отбросить, заменять собственным содержанием. Вот тогда и возникнет акт подлинного рождения. Именно это и отличает нас от животных.

Интересно, она родилась на свет второй раз или нет? задала себе вопрос Мария. Однозначно ответить она не может. В ней многое изменилось, но произошел ли качественный скачок? Однажды она спросила Феликса: а как это определить? И получила ответ: определить это невозможно, от того, стремиться к этому надо с еще большей силой и рвением. И тогда есть слабый шанс, что однажды это поймешь.

Мария снова перевела взгляд на Каманина. Он все так же спал, только почти не сопел, а лишь едва слышно дышал. А вот, если бы ей исполнилось семьдесят, она бы скорей всю ночь не сомкнула глаз, все думала и думала… Все же возраст самая страшная в жизни вещь, в нем есть нечто безнадежное, против него невозможно бороться. Однажды они спорили на эту тему, но так и не пришли к согласию, в отличие от других дискуссий.

Каманина открыл глаза и посмотрел на Марию. Мария взглянула на часы — они показывали семь утра. Именно в этот час Феликс просил его разбудить. Она наклонилась над его лицом и поцеловала в губы.

— Вставай, любимый, с юбилеем.

Каманин открыл глаза и посмотрел на Марию.

100

— Поздравляю тебя с днем рождением, с юбилеем, — сказала Мария. — Какие твои первые ощущения?

Каманин несколько минут лежал неподвижно, неотрывно смотря на Марию.

— Удивительно, но никаких ощущений нет. Словно ничего и не произошло. Все точно так же, как было вчера, когда мне было еще шестьдесят девять.

— А может, в самом деле, ничего и не изменилось, все абсолютно по-прежнему.

Каманин, не соглашаясь, помотал головой.

— Случилось, Мария, случилось. Поверь, цифры нам даются не случайно, они самым непосредственным образом отражают изменившуюся реальность. Просто до человека она не сразу доходит. Иногда с большим опозданием. Но это ничего не меняет по сути.

— Тебе видней, — согласилась Мария. — Главное, что жизнь же не закончилась.

— Что-то закончилось, что-то началось. Через какое-то время мы об этом узнаем.

— Давай не будем пока об этом загадывать, — предложила Мария. — Лучше подумаем о сегодняшнем дне. На тебя ляжет немалая нагрузка. Ты должен быть в форме.

— Я забыл тебе сказать, вчера я получил сообщение от Кшиштофа Варшевицкого.

— Кто это?

— Польский писатель и профессор искусствоведения. Я два года преподавал в Ягелоннском университете, он — тоже, там мы и познакомились.

— Ты мне о нем не говорил.

— Как-то не пришлось. Да и давно это было. В последнее годы мы не общались. Даже не знаю, как он узнал о моем юбилее и о том, что я отмечаю его в Польше. Впрочем, не важно, главное, что он приедет. В свое время мы с ним много спорили, точнее не спорили, а по-настоящему ругались. Он жуткий польский националист, но не это было главным в наших пикировках. Он один из самых известных писателей своей страны, с претензией на статус современного классика. Я же сильно критиковал его книги. А если быть более точным, разносил их в пух и прах. Это его жутко бесило, однажды дело дошло почти до драки. Он замахнулся на меня, но я так на него посмотрел, что он понял, что если ударит, то получит сдачи.

— Но что тебя не устраивало в его книгах?

— Это долгий разговор. Если коротко, то я считал, что он возбуждает в людях самые плохие качества. В первую очередь пещерный национализм. Он это яростно отрицал, иногда мы ругались до посинения. Каюсь, я не следил последнее время за его творчеством, а он непременно станет спрашивать о нем мое мнение. А я даже не представляю, что он написал за этот период.

— Но ты можешь посмотреть в Интернете, — предложила Мария.

— Честно говоря, нет желания. В свое время я прочел несколько его романов и больше что-то не хочется. Лучше скажу ему, как обстоят дела на самом деле.