Карина Тихонова - Солнце ночи

— Светлана Павловна сказала, что вам нужно в художественную галерею, — объяснил он.

Я откинулась на спинку сиденья. Действительно, как я не сообразила? Здесь же принято предугадывать все желания гостей!

Остаток пути прошел в молчании.

Добирались мы долго. То есть, долго для провинциального города, где нет пробок и заторов, да и расстояния далеки от московских. Наконец, шофер остановил машину недалеко от здания, одиноко стоявшего на берегу, и вышел наружу. Открыл мне дверцу, указал на дом.

— Вот, — сказал он. — Это наша художественная галерея.

Я вышла из салона, осмотрелась кругом. Пустынное место.

— Как у вас тут с криминогенной обстановкой?

— С криминалом у нас все в порядке, — ответил водитель. — Показатели в пять раз ниже, чем в среднем по России.

— О как! — поразилась я. — Не город, а рай земной!

Шофер промолчал.

Галерея встретила меня тишиной и пустотой. Бесшумно работал огромный кондиционер под потолком, узорная паркетная дорожка вела от входных дверей в глубину длинного зала. Окон не было. Горели боковые кенкеты, но этого было недостаточно, чтобы осветить огромное пространство. Я подняла голову и уставилась на громадную хрустальную люстру под потолком. Подобные люстры я раньше видела только в театрах.

— Нравится? — спросил чей-то голос. Я вздрогнула и обернулась.

За моей спиной стоял худой высокий мужчина. Сначала мне показалось, что это старик, но я присмотрелась и быстро поняла свою ошибку. Мужчину старила роскошная седая грива, доходившая до самых плеч. Стоило внимательнее присмотреться к его лицу, и становилось ясно: седина ранняя. Мужчина был в самом расцвете зрелости: лет сорок пять, сорок семь, не больше.

— Вы про люстру? — в свою очередь спросила я. И, не дожидаясь ответа, сказала: — Нравится. Откуда такая роскошь?

Мужчина заложил руки за спину и задумчиво оглядел потолок. Я бы не назвала его красивым: для этого у него были слишком резкие черты лица и слишком длинный нос. Но это было лицо умного и, пожалуй, хитрого человека. В общем, человека, с которым нужно быть очень осторожной.

— Купил на распродаже театрального имущества, — ответил мужчина. Посмотрел на меня, улыбнулся и пояснил: — У нас тут несколько лет назад закрыли театр. Ну, а имущество пустили с молотка. Вот я и разжился люстрой.

Я с неприязнью покосилась на собеседника. Нетрудно догадаться, что это тот самый Макаров, о котором говорят, что он редкий жук и тертый калач. Что ж, я согласна с этими определениями.

Тут мужчина спохватился и отвесил преувеличенно низкий поклон, который показался мне издевательским.

— Макаров, — представился он.

— Ермакова, — ответила я.

— Можно просто Виктор, — договорил хозяин галереи.

Но я не приняла дружеского тона и чопорно ответила:

— Екатерина Алексеевна.

Хищные белые зубы сверкнули в полутьме зала. На мгновение нас разделила неловкая пауза.

— Что ж, Екатерина Алексеевна, будьте моей гостьей, — сказал Макаров через минуту. — Хотите осмотреть мои скромные владения целиком? Или вас интересует что-то конкретное… коллега?

— А почему вы решили, что мы коллеги? — удивилась я.

Макаров махнул рукой:

— Тоже мне, тайна мадридского двора! Городок у нас маленький, курортный сезон еще не начался, все приезжие на виду!

— А может, я местная? — попробовала отбиться я. — Вы что, знаете всех жителей города?

Макаров укоризненно наклонил голову к плечу.

— Екатерина… Алексеевна! — Он нарочно сделал паузу перед отчеством, чтобы слегка уколоть меня подчеркнутым официозом. — Вы же приехали на машине отеля!

Я закусила губу, чтобы удержаться от дальнейших вопросов. Неловко выглядеть несообразительной в глазах постороннего человека.

Макаров шаркнул ножкой и сделал галантный жест, приглашая меня пройтись вдоль стен с выставленными экспонатами. Пошла вперед, с любопытством разглядывая стеклянные витрины с безделушками и картины, развешанные над ними.

Скажу честно: выставка меня впечатлила. Если картины подлинные, можно сказать, что Макаров подобрал отличную коллекцию. Странно, что местный финансовый туз, ради которого я приехала, ничего не пожелал тут приобрести.

— Что скажете, коллега? — спросил Макаров, когда мы дошли до конца.

— Неплохо. Вас можно поздравить с удачным подбором русской классики.

Макаров слегка поклонился, не спуская с меня глаз. Где-то в самой глубине темного зрачка притаилась маленькая ехидная искра.

— И как идут дела? — спросила я после короткого напряженного молчания.

— Дела идут, — ответил Макаров. — Правда, картины покупают редко: слишком дорого. Зато очень неплохо продаются мелкие безделушки, вроде старинных монет и сувениров с затопленных кораблей. Отдыхающие в восторге.

— Откуда вы их берете? — спросила я, разглядывая витрину с названными безделушками. — Плоды черной археологии?

— А вот это, коллега, моя маленькая мужская тайна, — ответил Макаров. — Но вам, как я вижу, картины гораздо ближе денег. Не откажите в любезности взглянуть.

И Макаров сделал жест в сторону закрытой двери, ведущей, видимо, в хозяйский кабинет.

Я послушно двинулась в указанном направлении. Интересно, что он хочет мне показать? Видимо, какую-то картину. Господи, только бы не оскандалиться! Наверняка все необходимые экспертизы Макаров уже провел и теперь желает проверить меня на вшивость. Поймать на мелочах. Если поймает, спуску не даст. Дядька неприятный, ехидный. Тертый калач, одним словом.

Мы вошли в небольшую комнату. Она показалась мне очень тесной из-за шкафов и шкафчиков, тянувшихся вдоль стен. В центре комнаты стоял старый деревянный мольберт с какой-то картиной. Макаров установил его таким образом, чтобы верхний свет падал на темный холст. Отошел на шаг, склонил голову к плечу, полюбовался изображением. Затем обернулся ко мне и спросил:

— Ну, что скажете, коллега?

Я подошла ближе.

На картине была изображена женщина в костюме греческой богини. Мягко вздернутый нос, светлые льняные волосы, завитые в кудри, веснушки, щедро рассыпанные на щеках… Нет, этот славянский тип невозможно перепутать ни с каким другим. Женщина была русской. На голове у нее был шлем с гребнем, в руке она держала маленькое позолоченное копье. Надо полагать, изображала богиню Афину. По-моему, совсем неподходящая для нее роль. Лицо уж слишком мягкое, словно размытое водой. И глаза немного испуганные. А вообще, портрет хороший.

— Что скажете? — спросил Макаров.

Его голос вернул меня в реальность. Я отвела глаза от картины: