Джейн Фэвэр - Коршун и горлица

- Ты умеешь читать по-арабски, Зулема?

Та отрицательно покачала головой.

- Нет, но Кадига умеет. Послать за ней?

Пошли, пожалуйста, - сказала Сарита.

Одно слово из пергамента ее особенно заинтересовало, которое повторялось много раз и, похоже, было очень важным. Она показала его пришедшей Кадиге, тщательно прикрывая текст, находящийся выше и ниже. Сарита прекрасно понимала, что Абул, возможно, не захочет, чтобы содержание его писем стало известно дворцовой челяди.

- Оно означает "не правоверная", - нисколько не колеблясь, сказала Кадига.

- Гм... А это, по-моему, означает "женщина".

А здесь - имя господина Абула.

- Я и не знал, что ты так преуспела в изучении арабского, Сарита, раздался голос Абула.

- Боюсь, что все же недостаточно, - сказала она. - Ты можешь мне прочитать его?

- А ты не думаешь, что это послание может иметь частный характер? добродушно спросил он, взмахом руки отпуская Кадигу.

- Не думаю, - ответила Сарита. - Если бы это было так, ты не стал бы бросать его на диване.

- Да, конечно, - согласился он. - Но я ведь сказал тебе, что в нем написано.

Она покачала головой.

- Какую-то часть, возможно, но не самое важное.

- А почему ты так хочешь узнать?

- Потому что ты обеспокоен им, и я нисколько не сомневаюсь, что пергамент содержит нечто, связанное со мной.

Глаза ее смотрели на него с вызовом. Партнерства на равных - вот чего она от него хотела.

- Возможно, в нем говорится, что мое присутствие способствовало тому, что ты отверг Айку? Что ты заточил ее в крепость и собирался выгнать из-за того, что увлекся мною? Ведь никто не знает о том, что она пыталась отравить меня и вынашивала далеко идущие планы, если Айка об этом не сказала сама, а она явно не сделала этого.

- Похоже, ты все это хорошо обдумала, - он сел на диван рядом с Саритой. - Ну что ж, давай посмотрим, что еще тут есть.

- Почему бы тебе просто не прочитать мне пергамент? - спросила она. Ведь это гораздо проще.

- Ты меня удивляешь, - сказал он сухо, беря у нее пергамент. - Отец Айки сообщает мне, что его дочь находится под его защитой, что она бежала от варварского обращения и угрозы несправедливого изгнания. Эмир считает, что подобным обращением с его дочерью я нанес оскорбление его семье. То, что я отверг его дочь в пользу рабыни и не правоверной, удваивает это оскорбление. Поэтому эмир считает своим долгом отомстить мне.

Он считает, что я должен отречься от престола в пользу моего сына и регента, которого выберет совет, так как я попрал права своих подданных и, следовательно, не достоин правителя народа Гранады.

Изложив, таким образом, содержание пергамента, Абул снова свернул его в трубку и слегка хлопнул им Сариту по макушке.

- Ну, теперь ты все знаешь, Сарита. И что ты на это скажешь?

Она прищурилась.

- И скажу. Ты должен сказать всю правду о предательстве его дочери, пока ей не поверили и остальные.

- У меня нет доказательств.

- А мое присутствие здесь лишь подтверждает обвинение эмира, медленно проговорила она, - а другие поверят ему?

Абул кивнул.

- Эмир Абенпаррати, второй по значимости семьи в халифате, только что потребовал от меня, чтобы я отрекся от престола. Если я не подчинюсь, то против меня начнут военные действия.

- И все из-за меня? - нахмурилась Сарита.

Абул утвердительно кивнул.

- Все это не так просто, Сарита. Ты просто оправдание для того, чтобы совершить то, что они уже давно затевали. Но совсем недавно я сделал несколько промашек, которые могли повлиять на нерешительных и привлечь их на сторону оппозиции.

- В обращении с Айкой?

- Да, я пренебрег кое-чем и тем самым проявил беспечность.

- И что же теперь делать?

- Я должен ответить на вызов, а потом посмотрим, каков будет их дальнейший ход.

- Ты очень обеспокоен?

- Все это гораздо серьезнее, чем я думал вначале, - признался он.

- И если мы будем воевать в нашей собственной стране, хищники-чужестранцы смогут поживиться легкой добычей. Вот что беспокоит меня больше всего.

- И Гранада достанется испанцам?!

- Рано или поздно, да, - сказал он. - Мы не сможем долго удержаться против соединенных сил Арагона и Кастилии, но я бы предпочел, чтобы это произошло не в мое правление.

- Да, я понимаю, - она провела рукой по его щеке. - Не может быть, чтобы я не могла как-нибудь помочь этому.

- Просто будь здесь, - сказал он. - Я должен знать, что ты здесь, если я должен буду уехать от тебя.

Она печально улыбнулась.

- А ты не держи от меня тайн, Абул. Обещай мне это.

- Я обещаю.

Абул принял брошенный ему вызов и начал готовить Альгамбру к осаде. Такую крепость взять будет непросто, но сама по себе попытка сделать это ослабит его в глазах сторонников. У него не было иллюзий относительно того, что многие из них останутся на тонущем корабле. Слишком многое будет поставлено для них на карту в случае победы его врагов.

Он послал войска патрулировать королевские дороги, и теперь ему поступали регулярные сообщения о перестрелках между его людьми и людьми рода Мокарабов и Абенцаррати.

Абул имел своих шпионов во всех лагерях и неустанно работал над тем, чтобы перехитрить врагов, распространяя собственные истории и с болью в сердце следя за тем, как благодаря его же махинациям, на радость врагам раскалывается и слабеет королевство, которое он всегда старался укреплять. И все же иного выхода у него не было.

Однажды к воротам Альгамбры прибыл полк солдат. Он прибыл для того, чтобы передать калифу послание от эмира рода Мокарабов. Послание, содержащееся в деревянной шкатулке, оказалось ничем иным как головой одного из калифских шпионов при дворе Фердинанда и Изабеллы.

Смысл этого послания был ясен. Силы, объединившиеся против калифа, нашли поддержку испанских монархов. "Что же они должны были предложить взамен?" - подумал Абул. Верность нового калифа испанцам? Они были дураками, если поверили в то, что христианские Величества согласятся на что-нибудь меньшее, нежели полный контроль над Гранадой и уничтожение Мавританско-испанского правления.

Сарита постоянно задавала ему вопросы, напоминая о его обещании не держать ее в неведении.

Он, по мере возможностей, терпеливо отвечал на них, но большую часть времени бывал занят и у нее появилась привычка прислушиваться к внутридворцовым слухам. Кадига постоянно поставляла ей кухонные сплетни и Сарита решила, что они не менее надежны, чем что-то еще.

Абул, по крайней мере, внешне был по-прежнему уравновешен, будто суматоха и опасность, висевшая в воздухе, его не трогали. Но Сарита временами была не уверена в том, что так оно и было на самом деле. Он утратил свое чувство юмора, готовность смеяться, мягкость, к которой она так привыкла, и иногда она видела в его глазах пугающее сомнение. Может быть, Абул подвергал теперь сомнению то, что раньше ему казалось неоспоримым?

Это тревожило Сариту, но и наполняло сочувствием и желанием помочь. Но она не знала, как это сделать. Она была рядом с ним, и он часто приходил к ней в середине дня, чтобы забыться в любви, в которой она никогда ему не отказывала, и отогнать гложущие его сомнения, чтобы вновь обрести равновесие.

Иногда ей казалось, что он использует свою страсть для того, чтобы обратить свое расстройство в любовное волнение, чтобы уничтожить себя, а после возродиться из пепла, подобно фениксу. А иногда он хотел от нее тихих любовных ласк, чтобы с помощью ее тела обрести телесный покой. Любовь их была разной, и Сарита, решившая изо всех сил помогать ему, с помощью своего ума и наблюдательности способствовала тому, что он всегда уходил от нее сильнее и спокойнее, чем приходил к ней.

Но всего этого было недостаточно, чтобы унять ее тревогу, и утолить желание действовать в момент, когда, казалось, земля рушилась под ногами.

Эта борьба слишком неблагодарна, пусть они попадут в услужение к испанцам, если им так этого хочется. Но она решительно подавляла в себе это и не имела права ни делать такие заявления, ни права навязывать Абулу тот образ мыслей, который не был ему присущ.

Как-то Кадига предстала перед Саритой, когда та сидела в серале, слушая музыку, окруженная женщинами, которых, казалось, не волновал тот хаос, который царил за стенами их золотой клетки.

- Господин Абул хочет, чтобы вы пришли к нему в бани, - сказала она.

Сарита, не медля, встала. Прошло уже много недель с тех пор, как Абул в последний раз желая разделить с ней это царство покоя и гармонии.

Она вошла в зал омовений, когда Абул находился уже в горячей ванне. Лейла помогла Сарите раздеться и ушла.

Она скользнула в воду. Сарита так привыкла к баням, что даже перспектива окунуться в холодную ванну не мешала ей вкушать блаженство.

- Как ты? - тихо спросила она.

Он улыбнулся.

- Все в порядке.

- Но тебя ведь что-то беспокоит?

Он кивнул:

- Я собираюсь отослать тебя отсюда, Сарита.