Шахразада - Пещера невольницы-колдуньи

— Самые древние из стариков… Ты рассмешил меня, мальчик…

— Кто это говорит? Чем ты рассмешил его, шейх?

Селим молчал. Должно быть, следовало попытаться заговорить с этим громкоголосым невидимкой, но страх, тот самый коварный липкий страх, которого шейх Селим не испытывал уже, должно быть, добрый десяток лет, заставлял его молча идти вперед, считая шаги и настороженно оглядываясь по сторонам.

Коридор оказался разломом — вверху виднелись облака, со скал свешивались плети омелы…

Место выглядело более чем странно — Селиму стало казаться, что он шагает не по песку, укрывающему тропу вдоль скального разлома, а по мягкой ковровой дорожке, углубляясь не в горы, а в древнюю сказку… Отчего-то звука шагов не было слышно вовсе, но пение птиц раздавалось все громче, а аромат цветущих трав доносился все отчетливее.

— Еще шаг, и мы выйдем в розарий, — прошептала сзади Марисса. — Клянусь, я слышу аромат любимого сорта директрисы сиротского дома…

— Я бы сказал, что впереди нас ждет цветущая весной степь…

— И вы оба правы, мои невежественные гости. — Тот самый голос, который всего миг назад звенел негодованием, становился все тише и ближе. Так мог бы разговаривать человек, поспешающий навстречу.

Селим оглянулся. Он ожидал увидеть страх на лице девушки, быть может, недоумение. Но с удивлением разглядел почти детский восторг и даже нетерпение — Марисса, похоже, готова была увидеть самую необычную из сказок в своей жизни.

— Твои гости?

— О да, мой юный друг! Мои гости!

— Но, если ты ждешь нас в гости и собираешься накрыть стол, полный яств, назови свое имя! Мы же должны знать, чей хлеб преломляем!

— Это справедливо, шейх. — Теперь голос звучал совсем рядом. Не было в нем больше ни гулкого негодования, ни пугающего грохота. — Зови меня Сезамом.

— Сезамом? Так ты всего лишь сладкий пирожок?

Казалось, сами стены разразились оглушительным хохотом.

— Нет, маленький невежественный человечек! Я тот, кто рожден великой магией, кто сопровождал в пути великую волшебницу, и тот, кто стал хранителем ее тайны! Я Сим-сим, горный дух!

В грохоте голоса утонули все иные звуки. Медленно сдвинулся еще один громадный камень, и незваные гости ступили в сверкающую сотнями светильников обширную пещеру.

Свиток тридцать второй

— Аллах всесильный! — Шейх не мог найти слов. И от восхищения, и от изумления, и еще, пожалуй, от едва теплившегося страха.

— Нет, мой друг, не Аллах, а всего лишь я, горный дух…

Селим ухмыльнулся.

— О да, конечно, ты… Ты собрал здесь все тайны мира…

— И все его сказки, и все сокровища… — В голосе духа теперь звучала усмешка. — Тебе же, о шейх и хранитель, лучше многих известно, что вокруг этих заповедных гор, открытых лишь избранным, давно уже расстилается сухой и нелюбопытный мир. И миру сему нет никакого дела до сказок, которыми некогда питался разум любого из малышей, как нет дела и до легенд или мифов. Если, конечно, в них не рассказано подробнейшим образом, как посреди шумного города найти огромный клад.

— Увы. — Селим кивнул. — Сие мне ведомо. Скажу тебе по секрету, даже когда такой миф вспоминается, его тут же дружно нарекают старым и лживым… И потому не пытаются ни найти клад, ни даже рассказать о нем тому, у кого есть желание клад этот откопать.

— Неверие…

— Говорят, мой невидимый хозяин, что человечество взрослеет и называет глупыми давние сказки…

Селиму показалось, что невидимый его собеседник пожал плечами. Марисса, не пытаясь прислушаться к беседе, робко шла вдоль одной из стен. Она не решалась коснуться многоцветных ковров, что висели на деревянных колышках, лишь подносила к ним руку; не решалась взять ни кувшина, ни чаши, которые в изобилии стояли на золотых с яркой эмалью подносах; боялась даже понюхать фрукты, коими полны были тяжелые блюда.

— Клянусь, это пещера Али-Бабы… — наконец прошептала она.

Смех неведомого хозяина стал ей ответом.

— Нет, моя прекрасная, но робкая гостья. Пещера эта, ты права, некогда служила приютом и Али-Бабе, как служит она сейчас приютом вам.

— Так я не ошиблась? — отчего-то испуганно спросила Марисса.

Но вместо невидимого хозяина ей ответил Селим:

— Не ошиблась. Должно быть, мы угодили в самое сердце старого мифа… И теперь боимся признать это. Клянусь, кинжалов, подобных вот этому, — он благоговейно взял в руки нож-крис, сверкнувший злым алмазным отблеском, — не встретишь уже нигде. Нигде, кроме заповедной пещеры, полной сокровищ, кои оставили здесь многие сотни лет назад кровожадные разбойники.

И вновь раздался смех — так раскатисто хохотать мог бы человек, с удовольствием слушающий лепет трехлетнего малыша и радующийся не только словам, но и смыслу, который малыш пытается в свои слова вложить.

— Нет, мой незваный, но долгожданный гость! Никто из кровожадных людишек никогда не касался этих безделушек. Никто не приносил их сюда, как мало кто может вынести их отсюда.

— Никто не может вынести? — недоверчиво спросил Селим.

— Никто. — Должно быть, невидимый горный дух кивнул. — Без моего, разумеется, разрешения.

— С твоего разрешения… Выходит, если с тобой договориться, можно забрать и вот этот ларец, полный сказочно прекрасных украшений, и вот тот сундук, в котором я вижу изумительные ткани…

— Да, мой гость, если со мной договориться, все это можно будет вынести. Ведь как-то же попали в мир и бесценные алмазы, теперь украшающие скипетры и державы великих правителей. Как-то же появились среди людей и неповторимо прекрасные картины…

— Так «Одинокая звезда»?..

— Да, и «Одинокая звезда», изумительный и синий, и «Великий Могол», и кроваво-красный рубин Цезаря, и неповторимый Куллинан… Все они когда-то квартировали здесь. Как теперь еще ждут своего часа многие иные.

— Но говорят, что Куллинан нашли на самом полудне Африки, что раб поплатился жизнью за свою находку…

— Говорят, — должно быть, вновь кивнул горный дух. — Но мало ли что говорят. Все это не более чем легенды.

Марисса не принимала участия в беседе. Она все ходила вдоль стен, все заглядывала в дальние коридоры, все присматривалась к сокровищам. И наконец решилась. Робко опустила руку на горку персиков, нерешительно взяла один из них и зачем-то понюхала.

— Он спелый, красавица. И ждал того, кто решится вкусить плодов земли…

— Он должен был давно уже сгнить, — пробормотала прагматичная Марисса.

— Нет, моя недоверчивая гостья. Он не может сгнить, ибо не принадлежит миру, давшему тебе жизнь. А потому он будет столь же прекрасен и спел и через сотню лет по вашим часам. Ибо время в моей пещере течет иначе…

Марисса откусила ломтик и с наслаждением закрыла глаза — да, именно таким и должен быть настоящий персик, из какой бы далекой сказки он ни появился.

Селим же расслышал второй смысл слов и переспросил:

— Выходит, что мы сейчас не в том мире, где родились?

— Отчего же? И в том мире… и в этом. Моим гостям я дарю возможность увидеть многое, побывать не только в прошлом, но и в грядущем, полакомиться сластями, о которых забыли, и теми, которые придумают лишь через добрую сотню лет.

— Но это все лишь услада тела… А как же дух? То, что отличает человека от зверя?

— И это есть у меня, о любопытный шейх. Для тех, конечно, кому этого хочется. Кто помнит, что он также и духовное существо. Что ему дано не только обширное чрево, но и жадный до знаний разум.

— Однако таких совсем немного…

— О да, более чем мало. Однако они есть — ведь и ты задал мне сей вопрос.

— Странное местечко, — проговорила Марисса, вернувшись к Селиму. Она опустилась на гору ярких подушек и с удовольствием взяла второй персик. — Мне кажется, что здесь есть все: все тайны мира, все его сказки и все удовольствия… А время, похоже, течет мимо этих скал…

Селим кивнул и опустился на низкую кушетку, укрытую толстыми мехами. Сидеть было невероятно уютно и удобно.

— Странное место, ты права. И загадочное…

— Я была бы не прочь услышать какую-нибудь из здешних сказок, честное слово.

— А почему ты не хватаешь пригоршнями украшения из вот этого сундука? — Крышка ближайшего к девушке ларца распахнулась, явив взору сотни и тысячи серег, перстней и диадем. — Или из вот этого? — Распахнулась крышка соседнего.

— А! — Марисса отмахнулась от вопроса. — Я терпеть не могу все эти блестящие побрякушки. Скажу по секрету, иногда оружие, или удобные башмаки, или прекрасная песня мне куда милее, чем все золото мира, пусть на него и можно купить спокойную жизнь до конца своих дней. Купить и сдохнуть от скуки…

— Какие странные у меня сегодня гости, — проговорил невидимый дух. — Должно быть, времена и в самом деле изменились. И Али-Баба, о котором вспомнил ты, шейх, отчего-то не бросился на золото, предпочтя сокровищам любовь мудрой Суфии, отчего-то и Эриния, некогда нашедшая здесь приют, с удовольствием копошилась в книгах…