Ирина Тарасова - Не бойся, малышка

— А почему у вас мама рулит? Папа что, боится? — как можно спокойнее спросила я.

Тима молчала.

— Значит, с папой вы на своих двоих пришлепали? — не унималась я.

— Ничего мы не пришлепали, — пробубнила Тима. — У папы покрасивей машина будет. И у мамы — «королла».

— Здорово, — вырвалось у меня. — На одну семью две тачки.

— Две, — подтвердила уныло Тима. — Две машины и одна девочка.

Я крутанула руль, заехала на стоянку и выключила мотор. Внезапно стало тихо. Даже сопения Тимы не было слышно. Я вышла из машины и открыла заднюю дверцу.

— Вылезай, — бодренько крикнула я.

Тима опустила сначала одну ногу на землю, потом вторую. Счастливой она не выглядела.

— Устала? — спросила я участливо и, захлопнув дверцу машины, закрыла машину на ключ.

— Есть хочу, — напомнила Тима.

— Потерпи, щас дома будем.

Мы вошли в обшарпанный, пахнущий кошками темный подъезд классической старенькой хрущевки, по серым ступенькам поднялись на пятый этаж. Пока я разогревала борщ, Тима бродила по моему однокомнатному жилищу, изучая обстановку. Честно говоря, особенно изучать было нечего. В свои двадцать три «квадрата» жилой площади я переехала несколько месяцев назад, и квартира была еще полупустой: стенные шкафы, стопки книг на подоконнике, у стены, накрытый пледом, стоял ортопедический матрас. Перед новым телевизором, стоявшим на большой коробке, продавленный старый диван.

— Мне понравилось у тебя, — сказала Тима, зайдя ко мне на кухню. — Ну что, готова еда или нет?

— Мой руки в ванной и садись, — ответила я, разливая борщ по тарелкам.

Тима несколько минут отсутствовала и, вернувшись с мокрыми руками, уселась на стул, взяла ложку.

— Сухарики, — напомнила она.

Я достала из тостера мелко нарезанные сухари, ссыпала в ее тарелку, добавила майонез.

Тима захрустела сухариками, с видимым удовольствием на лице съела тарелку борща и вышла из-за стола.

— Спасибо, — еле слышно сказала она и осторожно прикрыла за собой кухонную дверь.

Я доела свою порцию, убрала пустые тарелки в раковину и вдруг почувствовала, насколько тяжела моя голова. Мне показалось, что такую тяжесть не сможет удержать моя бедная, тонкая шея. Придерживая голову руками, я вышла из кухни.

Тима лежала на матрасе, подложив под голову Мумрика. Я прилегла рядом. «Странно, почему отец называет ее капризой?» — подумала я, обняла девочку и тут же, вторя ее сопенью, улетела в сон.

— А взрослые днем разве спят?

Я открыла глаза. Накануне я проревела чуть ли не всю ночь, и дневной сон явно был мне нужен.

— А борщ еще есть? — спросила Тима и, не дожидаясь ответа, пошла на кухню.

Я потянулась и снова закрыла глаза. Заиграла с нарастающей громкостью известная увертюра. Я покосилась на сумку, валяющуюся на диване. В темном кармашке, застегнутом замком-«молнией», исполнял Шопена мой сотовый телефон. Таким образом, давала о себе знать Vір-группа, состоящая из единственного абонента с гладким лицом, едва намечающейся лысиной, двумя дочерьми, новорожденным младенцем и законной женой. Других абонентов Vір-группы, без жен и детей, у меня не было. Приподнявшись, я потянула сумку за ремень, дернула замок и взяла телефон.

— Ну как ты? — услышала я, как только нажала на зеленую кнопку.

— Нормально, — машинально буркнула я.

— Все еще сердишься?

— Нет.

— Значит, встретимся?

— Нет, — повторила я, но почему-то так и не решилась нажать «отбой».

— Вечером свободна?

— Я теперь всегда свободна. А что? — не удержалась я.

— Помнишь, ты говорила о супердизайнере?

— И?..

— Пригласительные есть.

Мое сердце запрыгало, как новенький резиновый мячик. Конечно, своего бывшего любовничка мне совсем не хотелось видеть, но об открытии выставки я ему уже давно все уши прожужжала. У него были кое-какие связи в нужных кругах, и, вероятно, он этими связями наконец воспользовался.

— Когда начало? — осторожно спросила я.

— В шесть.

Я взглянула на часы. Было четыре часа двадцать минут.

— Я не знаю… Как же?.. — заметалась я.

Неожиданно из кухни послышался какой-то подозрительный звук, напоминающий шум водопада. Тимина всклокоченная голова выглянула из кухни.

— Там вода из крана, — сказала она и опять исчезла.

— Зачем трогала? — взревела я, а в трубку сказала: — Ты кран умеешь чинить?

— Ты что, с дуба рухнула? Я тебя на фуршет зову. Или не поняла?

— Поняла. Только у меня кран сломался.

— Не пори чушь, — произнес он. — Говори, заезжать за тобой или… вон Лилька тоже просится!

Из кухни послышался грохот, вмиг заглушивший голос моего бывшего любовника и шум падающей воды. Прижав трубку к груди, я бросилась на кухню.

Вода с шумом хлестала из крана, орошая брызгами пространство вокруг раковины. Тима сидела на полу, рядом валялась керамическая супница, в которой я держала муку. Большая часть содержимого супницы была рассыпана по полу, остальное осело на девочке.

— Класс, — только и смогла я произнести, глядя на лицо Тимы, внезапно превратившееся в японскую маску.

— Ты не одна? — поинтересовался мой бывший любовник.

— Нет, — ответила я. — Мальчика из экспресс-службы вызвала. Камасутру изучаем, — ответила я, наблюдая, как Тима поднимается с пола и деловито отряхивает испачканные мукой штанишки.

— В ванной трахаетесь? — прорычала трубка, и в трубке тут же зазвучали короткие гудки.

— Ты чудовище, — вздохнула я, присев перед Тимой на корточки и помогая ей отряхнуться от муки.

Трель дверного звонка прервала наше интересное занятие.

— Папа! — ринулась Тима в прихожую и, ловко открыв английский замок, застыла, глядя на молодого мужчину в синем комбинезоне и с глазами цвета свежей чайной заварки.

— Что тут у вас стряслось? — спросил он, перешагивая через порог. — Я внизу ремонт делаю — слышу грохот, будто лягушонка в коробчонке едет. — Он присел на корточки, внимательно глядя Тиме в лицо. — Никто не пострадал? Все нормально?

— У нас кран течет, — сказала Тима, отступая. Даже на корточках парень чуть ли не на две головы был выше ее. — Там вода, — повторила она, почему-то показывая в угол.

Великан выпрямился. Рядом с почти двухметровым парнем девочка выглядела миниатюрной статуэткой с белым фарфоровым лицом. Осторожно отодвинув девочку, великан шагнул на кухню.

— У вас, как я вижу, потоп. Хорошо, что холодная. — Он наклонился, покрутил что-то, и вода, сделав несколько бульков, остановилась. — Я быстро, только инструменты возьму. Ждите.

Ждать, когда незнакомец вернется, я не стала, взяла веник и подмела пол. Парень вернулся, как только я собрала побуревшую муку в совок. Поколдовав над краном минут десять, он, развернувшись в нашу сторону всем своим великанским торсом, сказал:

— Принимайте, хозяйки!

Я осторожно взялась за язычок крана и потянула на себя. Холодная струйка ударила в ладонь. Я закрыла кран — струйка исчезла. Тима стояла рядом и с явным любопытством наблюдала.

— Теперь я, — сказала она. Я уступила ей место у раковины. Она осторожно повторила мои движения и, удовлетворенная, отошла.

— Спасибо, — поблагодарила я слесаря. — Только денег у меня пока нету. С работой все никак.

— Накормить-то сможешь? Голодный, как черт. Все работаю, работаю, перекусить некогда, — засмущавшись, сказал слесарь.

— Есть борщ, — напомнила о себе Тима, уже сидевшая за столом.

— Борщ — это здорово! Сто лет не ел борща, — потирая ладони, сказал слесарь, садясь напротив Тимы.

Я наполнила две тарелки: большую и маленькую. Мои гости с аппетитом набросились на еду. Попросили добавки. Все съели и снова вопрошающе посмотрели на меня.

— Больше нет, — развела я руками.

— Спасибо, — сказал парень, вставая. — Меня, кстати, Димой зовут. Он протянул мне руку. — Будем знакомы.

Я пожала его ладонь. Она была жесткой, но теплой. Задрав голову кверху, я поймала на его лице улыбку. И улыбка его тоже была теплой.

Когда я закрыла за ним дверь, мне отчего-то стало грустно.

— Тебе борща жалко, да? — спросила Тима, как только я вернулась в комнату. Я усмехнулась и потрепала ее по спутанным волосам, припорошенным мукой.

— Ты стала несчастная какая-то, — констатировала Тима. — А папа когда придет?

Я пожала плечами. Почему-то после ухода улыбчивого великана Димы я почувствовала рядом с собой гулкую пустоту. Тяжелый вздох вырвался из моей груди.

Снова заиграл Шопен, я ринулась к дивану, где валялся мой сотовый телефон.

— Ну что? — услышала я.

— Кран починили.

— Кто?

— Слесарь-волшебник.

— Так ты пойдешь?

Я посмотрела на часы — начало шестого. Перевела взгляд на Тиму. Она, нагнувшись, шарила в своем рюкзаке-Мумрике.