Анна О'Брайен - Фаворитка короля

— Нет. Бог свидетель, Изабелла, ты испытываешь мое терпение! Если уж так суждено, то пусть это будет девушка, которую я знаю, которой доверяю…

Как противно было мне все это! В ту минуту я осознала полную правду. Из этой словесной баталии между королевой и принцессой я не узнала ничего для себя нового. Разве минувшей ночью она не открыла мне всю свою наболевшую душу? И все же кровь стыла в моих жилах. Несмотря на глубокую преданность королеве, я была вынуждена признать, что она просто использует меня в своих интересах. Я служила всего-навсего костью, которую вырывали друг у друга две коронованные собачки. Словно прямо на моих глазах искусно выткали совершенно новый гобелен и я смогла увидеть картину во всей ее полноте. Пусть уж лучше король спит с незаметной domicella, нежели с высокородной титулованной леди, которая воспользуется своим положением и станет смеяться над беспомощной королевой, а сама возгордится тем, что сумела прокрасться на королевское ложе.

Я съежилась, чувствуя невыразимую горечь. Да, я сочувствовала королеве и понимала ее, но роль, которую она обдуманно отвела мне, была воистину жалкой. Я — не больше чем пешка, которую игрок переставляет туда-сюда по своей прихоти. А королева была искусным игроком. Сколько времени до того, как ей на глаза попалась я, она обдумывала свой далеко идущий замысел, призванный уберечь Плантагенетов от громкого скандала?

— И вы не сумели найти более приемлемую наложницу, чем вот эта? — снова разбушевалась Изабелла, выпуская коготки.

Тогда кровь во мне вскипела от гнева, и я поняла еще и то, что не могу восхищаться этим словесным поединком, бушевавшим над моей головой, будто меня никто и не замечал. Я уже не та беззащитная девица, какой была вчера.

«Ты — возлюбленная короля. Тебя уже не могут не замечать. И право голоса у тебя появилось. Он ведь прислушивается к тебе. Он хочет, чтобы ты снова пришла к нему. И ты не обязана терпеть то, что здесь творится. У тебя теперь есть власть».

Эти слова вертелись у меня в голове, будто колесики в драгоценных часах Эдуарда.

— Ты сделаешь вид, Изабелла, что ничего не знаешь. С Алисой будешь обращаться любезно, ибо она послушна мне, а потому заслуживает всяческого уважения. Ты хорошо меня поняла? — Королева отдавала приказания четко, не хуже опытного полководца на поле боя.

— И вы ей доверяете? — Изабеллу нисколько не тронули слова матери, и под ее презрительным взглядом я сгорела бы со стыда, если бы во мне самой не нарастала ярость, сперва приглушенная, но потом вскипевшая в полную силу. — Что еще он ей даст? Какие дары выпросит она у моего потерявшего голову папеньки?

Сколько еще я сумею сносить это молча? Но если я вся так и пылала, то королева оставалась холодна как лед.

— Что ты хочешь этим сказать? — требовательным тоном спросила она.

— Она не станет делать это задаром. Какая шлюха работает задаром? Драгоценности, деньги… даже титул.

— И что из этого? Если Эдуард решит отблагодарить ее подарками…

— Вы ошибаетесь, Матап! Вы допускаете самую большую в своей жизни ошибку.

— Напротив! Это лучшее решение, какое я только принимала.

— Прекратите! — Я не могла больше оставаться безмолвным наблюдателем, но сама еле расслышала свой голос. Будто и не сказала ничего.

— Это против всяких приличий… Она остается одной из этих ваших жеманных фрейлин и в то же время вползает на ложе вашего супруга. — Изабелла предпочитала выражаться без обиняков. — Я не стану приукрашивать происходящее словами и жестами из романов. Здесь обычная похоть, и вам надо бы стыдиться, а не поощрять ее.

Довольно! Проведя с ним ночь, я уже не могла допустить, чтобы об Эдуарде говорили в таком тоне. На этот раз я крикнула в полный голос, не выбирая выражений, которыми принято пользоваться в присутствии особ королевской крови.

— Да замолчите же!

Они воззрились на меня, пораженные не меньше, чем если бы ожила и заговорила деревянная статуя Пресвятой Девы.

— Я не допущу, чтобы из-за меня скандалили, словно из-за мясной туши в рыночной лавке. — Необходимо было кое-что разъяснить Изабелле. — У вас что, не осталось ни капли уважения к королю, вашему отцу? Вы поносите и унижаете его своей грубостью. Или недостаточно, что этим занимаются его враги за морем, так еще и собственная любимая дочь должна внести свою лепту? Его воля — закон для всей Англии, а вы говорите о нем так, словно это лев, лишившийся зубов, старик, которым можно помыкать как угодно по своему желанию. Неужели он так ослабел, что не может уложить в постель женщину без помощи своей жены? Я могу это опровергнуть. Смею утверждать, что кровь у него горячая, а сил хватит на троих. — Я перевела дух. Кажется, еще никогда я не произносила такой длинной речи. — Ваши слова не делают чести ни королю, ни вам. Никто не сможет им помыкать. И я решительно отрицаю, будто он взял себе любовницу по наущению и желанию королевы.

— Ну!.. — Изабелла не сумела сразу найти нужные слова.

Я же продолжила, и в голосе моем звучала глубокая убежденность:

— Я договорю то, что сказать необходимо. Вы вольны считать меня жалким существом, миледи, но выслушать меня вам придется. Я возлюбленная короля. — Как странно было произносить это вслух! Я вскинула голову и твердо встретила взгляд Изабеллы. — Он сам выбрал меня. Он призвал меня к себе, и я достойно сыграю свою роль. Пока это угодно его величеству, я буду хранить молчание. Не стану привлекать к себе внимания своими поступками — иными словами, дорогими подарками короля. Ни о чем не стану просить, ничего не приму, кроме того, что даст мне сам король. Если он пожелает наградить меня чем-то, я не стану отказываться. На то его воля. Что же касается меня, я сохраню верность. Не буду ни сплетничать, ни распускать клеветнические слухи. А королеве буду служить всем, что только в моих силах. Столько, сколько она сама пожелает.

Изабелла медленно скривила губы, недовольно принимая сказанное.

— Ну что ж… Наложница короля обрела голос! Мне нужно сделать реверанс. — Она его сделала, с глубочайшей издевкой.

— Можете насмехаться надо мной, миледи, но такова уж воля короля… и королевы. Отныне я — возлюбленная короля.

— А если королева, — сверкнула глазами Изабелла, — по зрелом размышлении решит, что неудачно выбрала наложницу для короля, и не согласится с твоим новым положением при дворе? Если я не соглашусь…

— Я не желаю вам зла, миледи, — пожала я плечами, и получилось это у меня очень изящно, — но я служу прежде всего королю, потом уже королеве. А ваши желания, как я понимаю, никакого значения вообще не имеют.

— Ну это мы еще посмотрим! — И с тем Изабелла удалилась из часовни.

Я была оставлена на милость королевы. Как я могла позволить себе такую дерзость и неосмотрительность, не подумав заранее обо всех сложностях моего нового положения? Теперь я ожидала, что решит Филиппа.

— Алиса! — Она засмеялась, содрогаясь всем телом. — Что же, я не ошиблась в своем выборе. Ты бесстрашна и даже более того, раз уж вступаешь в схватку с моей дочерью. Возлюбленная короля, право… А как великолепно ты защищала короля! — Она либо не чувствовала презрения ко мне, либо очень искусно его скрывала. На ее морщинистых щеках тут же заблестели слезы, королева вытерла их платочком. — А хватит ли тебе храбрости вынести враждебность придворных?

В своем поразительном простодушии я даже не подумала об этом.

— Мы будем очень осторожны, — сказала я, хотя в душе была далеко не так уверена, как хотелось бы.

— Не сомневаюсь. Но долго это не удастся хранить в тайне. Да и Изабелла будет ставить тебе палки в колеса. Я, конечно, не позволю ей причинить тебе серьезный вред, но она очень своевольна…

— Уикхем тоже перестал быть мне другом, — вздохнула я.

— Ты сможешь все это вынести?

Я обдумывала ответ, а гнев понемногу покидал меня — мы стояли у ног Пресвятой Девы, которая несомненно осудит нас за то, что брак мы превратили в прелюбодеяние. Нести такое бремя немыслимо. Любовь короля. Уважение королевы. И поношение со стороны тех, кто проник или проникнет в тайну. Я упала в глазах Уикхема. Хватит ли мне смелости? Много ли, мало ли получу я из щедрой руки Эдуарда, меня все равно станут проклинать как прелюбодейку и врага его семьи. Меня. А не короля, который не имеет сил бороться с вожделением. Не королеву Филиппу, чье попустительство вполне достойно грешной дочери Евы. Проклинать станут одну меня.

Я пристально вгляделась в раскрашенное печальное лицо Пресвятой Девы, но она не удостоила меня своими наставлениями.

Изабелле я пообещала, что приму только то, что король сам предложит мне. Так и стану поступать. Но все равно передо мной вдруг открылись такие возможности, о которых я никогда и мечтать не смела. И на сложном плетении этого причудливого гобелена перед моими глазами начала проступать нить, ведущая в мое будущее. Если мне хватит воли и смелости, эта нить будет прочной, как сталь. В общем плетении она сверкала золотом. Я подумала, что если плести ее умело, она засияет, как полуденное солнце или как звезды в короне Пресвятой Девы. С другой стороны, у Эдуарда страсть ко мне может пройти через какую-нибудь неделю, а в его постели окажется новая наложница. Снова, уже в который раз, меня затягивал омут неуверенности в завтрашнем дне.