Отравленный памятью (СИ) - Манило Лина

Раздаётся шум стекающей на пол воды, и в следующее мгновения ледяная струя бьёт в лицо. Обжигающая студёная жидкость льётся за шиворот, забивается в ноздри, течёт в горло. Но это отрезвляет и приводит в себя.

— Очнулся, — слышу над самым ухом. Открываю глаза и взгляд с трудом, но фокусируется на бледном лице Карла.

— Знаешь, Никита, ты неплохой парень. Отбитый наглухо, конечно, но мне других и не нужно. И всё бы было хорошо, но твоя жажда мести тебя же и сгубила. Нужно быть проще, тогда и жизнь легче.

— И это ты мне говоришь? — выдавливаю из себя, задыхаясь от накатывающей боли.

— Да, — кивает Карл, но перед глазами всё плывёт и мне неясно, с каким выражением он смотрит на меня. — Одно из важнейших качеств сильного человека — умение прощать своих врагов. Ты не смог, потому и почти свихнулся.

Собрав волю в кулак, пытаюсь подняться, и с пятого раза всё-таки удаётся. Мне никто не помогает, но я и не рассчитываю — не хватало ещё.

— А сам-то ты многих простил?

— Речь не обо мне, но скажу по секрету, что да, многих. Если обращать внимание на всех, кто посмотрел на тебя косо, то можно весь город в капусту порубить.

Перед глазами возник образ таксиста с привокзальной площади.

— Но ты же знаешь, что Кристина не просто косо на меня посмотрела.

Карл вздыхает и смотрит на меня с жалостью.

— Знаешь, я не мировой судья и не ангел, но так над бабой измываться, а потом ещё и в карты её проиграть... — Карл делает паузу, отвернувшись и глядя куда-то в сторону.

— Но она не сопротивлялась!

— В пятнадцать-то лет? — хохочет Карл, вытирая выступившие на глаза слёзы. — Ты бы ещё в детском саду себе невест искал.

— Так ты, Никитос, ещё и малолеток предпочитаешь? — удивлённо спрашивает Бугай. — Чего, от бабы постарше боялся сдачи получить?

Откуда они вообще всё это знают? Ах, ну да. Это же Карл и его сотоварищи — эти в курсе всего на свете.

Эта болтовня мне уже порядком надоела. Нужно выбираться, пока Карл расслабился. Только как? Оглядываюсь по сторонам в поисках обломка какой-нибудь трубы или толстой цепи — мне нужно какое-то оружие.

Вдруг раздаётся какой-то шум сверху. Карл ухмыляется и делает знак рукой. Бугай кивает и идёт к лестнице.

— Твоего приятеля привели.

Карл всё ещё не смотрит на меня, но чувствую, насколько ледяным стал его голос.

— Какого это приятеля?

— Не ломай комедию, хорошо? У меня совершенно нет времени смотреть твои представления. Всё ты понял, не нужно мне тут.

И он прав.

Лязг замков, шум и топот оглушают. Слышатся звуки яростной борьбы, проигравшим в которой будет явно не Бугай.

— Что стряслось-то?

Змей кубарем летит с нижних ступенек, предварительно ускорившись благодаря мощному толчку сапогом в пятую точку. Бугай смеётся, а Карл смотрит на, распластанного у его тощих ног, Змея.

Когда мой приятель поднимает голову, непроизвольно морщусь. Его лицо разбито, а из уголка рта стекает струйка крови. Змей отплёвывается, довольно резво для избитого вскакивает на ноги и оглядывается по сторонам, гневно полыхая водянистыми глазками. Встретившись со мной взглядом, он прищуривается и, тыча толстым пальцем в мою сторону, шипит:

— Это ты, сука?

— Пошёл нах, ясно? Я сам ничего не понимаю.

— Шеф, — встревает Бугай, — идите кофе попейте, а я пока поясню этим товарищам, в чём их вина и что нужно сделать, чтобы её загладить.

— Ну, это вряд ли, конечно, — улыбается Карл. — Хоть я и говорил о прощении врагов, но не всякие их прегрешения прощать нужно. В данном случае не вижу никакой необходимости. Но предложением твоим воспользуюсь, тем более что нужно сделать один очень важный телефонный звонок.

И Карл, окинув на прощание нас взглядом, в котором плещется лишь ненависть и презрение, тряхнув головой, идёт в сторону лестницы.

А я смотрю на приближающегося Бугая и понимаю, что живым отсюда вряд ли получится выбраться.

Твою же мать.

46. Арчи

На окраине города, в заброшенной Промзоне и обитает этот загадочный Карл. Хоть и не видел его никогда, но того, что знаю хватит, чтобы понять: он совсем непрост. И вся эта история с посланным им человеком выглядит уж очень подозрительно.

Почему сразу после того, как мы оказались в том гараже по наводке его человека, нас накрыла полиция? Таких случайностей не бывает — это и дохлому ежу понятно, значит кто-то её вызвал. А если так, то, вполне возможно, именно Карл стоит за всем этим.

Мне не хочется думать плохо о друге Роджера, как не простил бы никому наговоров на Филина, но выводы напрашиваются сами, и ничего не могу поделать с разбушевавшейся паранойей.

Слишком многое в последнее время навалилось, слишком сильный крен дала жизнь, чтобы не обращать внимания на такие странные случайности. Но что делать, если друг Роджера действительно во всём этом замешан? А если сам Роджер?

Крепко зажмуриваюсь, чтобы отогнать от себя шальные мысли. Низко и подло так думать о друге, нельзя. Ни разу Роджер не давал повода усомниться в своей преданности, значит буду последним ничтожеством, если начну его в чём-то подозревать.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — говорит Роджер, когда мы слезаем с мотоциклов, — но я чем угодно могу поклясться, что Карл ни в чём не виноват. Ты веришь мне?

В каре-жёлтом глазу плещется тревога, и мне становится не по себе от того, насколько точно он угадал мои мысли. Становится стыдно за свои сомнения, что аж затылок немеет.

— Забей, — отмахиваюсь и отворачиваюсь в сторону, рассматривая окружающий унылый ландшафт с покосившимися зданиями и обветшалыми вывесками. — Я много о чём думаю, но не во всё стоит вникать.

— Ладно, но мне бы не хотелось, чтобы между нами была вся эта фигня. Всё проходит, мы во всём разберёмся, но плохой осадок уже не вычистить.

— Слушай, Роджер, — говорю, заглядывая в его лицо, — тебя я точно ни в чём не подозреваю. А если начну, пусть меня парализует прямо на этом месте. Но Карла твоего совсем не знаю, поэтому, извини, ничего конкретного сказать не могу.

— Понимаю, меня самого вся эта ситуация здорово напрягла. Но будем надеяться, что он всё пояснит.

— Ну, только надеяться и остаётся.

Превозмогая боль в рёбрах, иду к Филу и Брэйну, которые стоят чуть вдалеке и о чём-то шепчутся. Напряжение повисло в воздухе, а парни хмурые и задумчивые, и мне это совсем не нравится.

А ещё мне не нравится это место. Меньше всего на свете хочется лезть в логово "Чёрных ангелов" — не самых приятных ребят, от которых еле уносили ноги и не такие смельчаки, как мы. А, учитывая нашу везучесть, снова куда-то вляпаемся.

Сплёвываю на землю, переполненный отвращением к самому себе. С каким это пор я стал таким? Когда превратился в мнительного труса, думающего о последствиях?

— Кто такие? — спрашивает, появившийся из щели между строениями здоровый байкер с прилипшими ко лбу волосами непонятного грязного оттенка. — Проваливайте, что тут высматриваете?

Он щурит слезящиеся глазки, а на помятой небритой роже застыло хмурое неудовольствие. Мы явно ему помешали, только чем он мог заниматься? Судя по внешнему виду, дрых где-то в углу, настолько замызганный и помятый. А ещё от него воняет за версту.

— Мы к Карлу, — произносит Роджер, и часовой, сфокусировав на нём взгляд мутных глаз, криво улыбается.

— Рыжий, дружище, — растягивает обветренные губы в улыбке, — давно не виделись. Как ты, приятель?

Они довольно тепло жмут друг другу руки и даже обнимаются. Видно, одноглазый здесь частый гость.

— Эти с тобой?

— Точно, — кивает бородач. — Мы пройдём? Шеф твой в курсе.

Мужик кивает и пропускает нас вперёд. Бросив мимолётный взгляд на него, замечаю, что он как-то странно на нас смотрит. То ли с презрением, то ли с жалостью — сразу и не разобрать. Но то, что этот высокомерный гадёныш мнит себя пупом земли — ясно.

Мы не успели ещё толком переступить порог этого вертепа, а мне уже здесь не нравится. По хмурым лицам друзей и напряжённым спинам можно понять, что они со мной солидарны.