Юрия Флёри - Всё, как ты захочешь

— Тише, маленький, тише… — Повторялся он, а я не понимала, почему успокаивает, с удовольствием упиралась в сильное плечо, ни о чём не задумываясь, — всё хорошо, сейчас всё будет, сейчас… сейчас. — Казалось, без конца шептали его губы.

Теперь много сил уходило на то, чтобы просто удержать меня на ногах, крепкая рука надёжно перехватывала поперёк талии, вторая была где-то снизу, там… там, где сейчас всё плавится от его прикосновений. Нежных и грубых одновременно, сладких, и до боли во всём теле необходимых. А потом я просто потерялась, не видела и не слышала, а в теле расплывалась свобода. С Димой хорошо. Да, наверно так чувствует себя человек, которому хорошо. Я не хотела открывать глаза, но настойчивое дыхание врезалась в кожу, от него нельзя было отбиться, нельзя отвернуться, можно было только забрать себе. Тогда я поняла, что это поцелуй. Глубокий, влажный. Широкие лижущие движения языка. Его языка. У меня во рту. Я даже находила силы отвечать, за что была награждена его громкими стонами, такими похожими на урчание довольного животного.

— Спасибо, родная. — Говорил он между поцелуями, когда я брала передышку, — спасибо, что ты у меня есть. Не могу без тебя, задыхаюсь, загибаюсь.

А потом так странно, к себе прижимал, как самую любимую игрушку, но игрушкой я себя не чувствовала. Когда открыла глаза, Дима сидел на полу, я на его коленях, он раскачивался из стороны в сторону, улыбаясь, медленно проводя рукой по длинным волосам. Посмотрел на меня и будто смутился.

— Я спросить хотел… Ты будешь чай или кофе?

Так я не смеялась никогда в жизни. «Я буду только тебя» — ответил тогда, обнимая мужа, тёрлась носом о колючую щёку, а он целовал мою шею. Я вдыхала аромат его волос, а он целовал мои плечи. Когда губы опухли настолько, что даже мимолётное прикосновение к ним вызывало дискомфорт, Дима просто отстранил меня от себя.

— Не знаю, как я, а ты на работу завтра точно не пойдёшь. — Довольно улыбнулся.

Я уже хотела возмутиться, крикнуть, стучать кулаками по его груди, а он просто провёл пальцем по саднящим губам и вся истерика прекратилась.

— Ничего, думаю, после сегодняшней ночи, у тебя будет много мыслей, которые стоит записать.

На секунду я смолкла, глядя в его глаза, и лишь потом всё поняла, закрыла лицо руками.

— Ты всё-таки прочитал? — Выдохнула, заливаясь румянцем и пытаясь спрятать его даже в тёмной комнате, прижимаясь огненной щекой к его прохладному плечу.

— Ты у меня талантище. И я у тебя. Вот, кто-то скажет, просто безумный секс, а я уже знаю, как будет выглядеть моя следующая коллекция. — Прошептал мечтательно. — И ты поймёшь, что она о тебе, для тебя. Ты будешь в каждой линии, в каждом изгибе. — Приткнулся губами к макушке и шумно втянул аромат моих волос. — Даже не представляешь, как выглядишь во время оргазма. У меня никогда такого не было, Галь. — Улыбался он, ощущая, как волны жара вновь и вновь приливают к моему лицу. — Надеюсь, вскоре увидеть несколько строк о диком и горячем мужчине и первобытном сексе.

— От скромности ты не умрёшь…

— Есть такое дело. А теперь пошли пить чай.

Дима бегло огляделся по сторонам, зацепился взглядом за что-то его интересующее и попытался подняться со мной на руках, но со стоном поражения опустился на прежнее место, с силой сжимая мои ягодицы.

— Дорогая, я, может, и козёл, но не молодой и уж точно не горный. — С полуулыбкой начал он и посмотрел на меня исподлобья, пытаясь не рассмеяться в голос. — Так что давай ты всё же встанешь первая, а потом я отнесу тебя хоть на край света.

— Вот так и доверься вам. Горы золотые обещал, а сам… Эх, ты!

И всё же я поднялась, даже руку своему «не горному козлику» протянула, на что он только фыркнул и бодренько подскочил, даже не прихватившись за поясницу, хотя на полу мы сидели достаточно долго, даже у меня возникало желание покряхтеть. Поднял с пола свою рубашку, накинул её мне на плечи, аккуратно расправив, и принялся одну за одной застёгивать пуговицы. На мой недоумённый взгляд лишь нахмурился, признавая поражение.

— Всё же лучше тебе ходить в одежде. — Недовольно пробормотал, не обращая внимания на мою ироническую улыбочку и на плотно сжатые губы, которые так и порывались расплыться на лице широко, демонстрируя удовольствие. — Но без белья. Оно меня раздражает. — Пояснил на всякий случай, под мои издевательские кивки головой.

Потом уже действительно схватил на руки, с лёгкостью подбрасывая в воздухе, и понёс на кухню за обещанным чаем. Усадил на высокий табурет возле барной стойки, придержал за бёдра.

— Не упадёшь? — Улыбнулся, облизываясь.

— Не-а. — Отрицала я, хотя готова была тянуться за его руками сама. — Чаю хочу! — Заявила нагло, отправляя мужа к плите, а он не растерялся, подмигнул, а потом наклонился к моему уху и провоцирующе шепнул:

— Если будешь так призывно открывать губы, я наполню этот ротик чем-нибудь более стоящим. — Лизнул мои губы, проводя по ним кончиком языка, и направился туда, где стоял уже остывший чайник. Но ведь закипала я!..

Наблюдать за тем, как Дима пошагово, не раздражаясь, как обычно делаю я, если что-то не получается, снова закипятил воду, сполоснул заварник, избавившись от старого остывшего напитка, который ту же пришёл в негодность, обработал его кипятком и забросил свежие листья. Надо же, а я и не знала, что приготовить чай это такая процедура. Меня обычно (если кофе вдруг заканчивался) хватало лишь на пакетик, да и с ним, казалось, столько возни… Сейчас же, готова была полюбить чай лишь за то, что его приготовил мой муж. Мой обнажённый муж, который возбуждал, заводил и заставлял лоно сокращаться.

Как раз после таких сокращений я и почувствовала, как что-то горячее спустилось вниз и эту вязкую жидкость удерживали только мои сжатые ноги. Паника — это не то слово, которым можно охарактеризовать происходящее. Да я в ужас пришла, зная наверняка, что следующая менструация должна прийти только через полторы недели. Даже встать боялась, так как отчётливо понимала, что через мгновение всё это окажется на ногах, на полу…

— Что? — Замер Дима с пустой чашкой в руках, и вот на его лице точно была паника.

Я попыталась что-то сказать, наверно даже успокоить, но рот открыла, а ни звука не произнесла.

— Не молчи, мать твою! — Взревел он, и метнулся ко мне. — Что? — Схватил лицо обеими руками, заставляя в глаза смотреть. — Болит что-нибудь? Где? — Провёл одной рукой, словно проверяя, не отвалилось ли что, а когда бедра коснулся, почувствовал, как мышцы напряглись, и стиснул зубы. — Чёрт! Здесь? — Резанул грубым голосом.

— Мне нужно в ванную.

— Я посмотрю!