Лора Касишке - Будь моей

Взволнованна ли я?

Ну если и так, то я бы не хотела, чтобы Сью это заметила. Ее слова: «Шерри, мне кажется, ты взволнованна», на мой взгляд, отдают бестактностью.

Вот только разве может Сью, вот уже два десятка лет моя лучшая подруга и человек, знающий меня лучше всех на земле, потому что я ей все рассказываю, быть бестактной? (Сколько часов мы провели, болтая по телефону, сколько кружек кофе выпили, сколько шептались в коридорах, в дамских комнатах, в галереях, в машине?) Храни я свои секреты в каком-нибудь подвале, уже давно отдала бы ключ Сью. Если бы существовал иной, более простой способ разделить с ней все мои стремления, желания или постыдные мысли (скажем, какой-нибудь электронный чип, на котором я бы сохранила всю эту информацию, чтобы затем вручить ей лично в руки), я бы давно это сделала. Я всего-навсего раздробила свою историю на слова и фразы, произнесенные на протяжении прошедших двадцати лет, — за неимением лучшего.

И какое счастье, что все эти годы рядом со мной был человек, с которым можно поделиться своими переживаниями! Какое облегчение! Иногда я сама сомневалась, действительно ли чувствовала то, что чувствовала, или видела то, что видела, — до тех пор, пока не доверяла Сью все подробности.

— Да успокойся ты, — сказала она. — Это нормально. Ты можешь позволить себе быть взволнованной. Я бы обязательно взволновалась. У меня никогда не было тайного поклонника.

Но все равно я не желала признаваться, что взволнованна.

А самой себе признаюсь?

Позволено ли мне быть взволнованной?

Или мне следует оскорбиться? Разозлиться? Испугаться?

Насколько часто подобные записки приводят к преследованию или сексуальным домогательствам?

Весь день небо оставалось ярко-голубым. Снег на газонах местами подтаял, вдоль обочин заструились серебристые ручейки, смывая с поверхности земли последние следы воинственной зимы. На подходе к музею «Либерал артс» на меня повеяло запахом влажной почвы, несколько ворон суетились в большой луже на парковке. Когда я проходила мимо, они заволновались и поспешно взлетели, а мне на лоб упала капля воды — частичка растаявшего снега, соскользнувшая с крыла пролетавшей надо мной вороны, — словно знак посвящения, поданный жрицей весны.

Сегодня утром у меня в кабинете раздался звонок из Саммербрука.

У отца очередной микроинсульт.

Завтра поеду в Сильвер-Спрингс повидаться с ним, а назад попытаюсь вернуться в воскресенье утром, чтобы успеть забрать Чада и Джона из аэропорта.

«Шерри, мы не можем разъезжать по всему штату из-за каждого пустяка, даже если он связан с твоим отцом, — заявил Джон. — Они звонят тебе просто по обязанности, а вовсе не потому, что ждут от нас помощи».

«Отлично, — ответила я. — Тебе просто говорить. Он не твой отец. И кто вообще просит тебя ехать? Я поеду, а не ты».

Терпеть этого не могу, следовало бы мне сказать. Мой отец. Даже если все, что я могу сделать, это подержать его за руку в последние годы его печальной жизни, я не упущу этой возможности.

Джон, у которого никогда не было отца, понятия не имеет…

Теперь, в отсутствие Чада, я вдруг поняла, что мне больше не требуется ничье разрешение, чтобы поехать куда вздумается. Вчера вечером я увидела в газете рекламу дешевых авиабилетов на рейсы в Сан-Антонио, Лас-Вегас, Сан-Франциско и подумала, почему бы не купить билет. Я могу взять и полететь. После восемнадцати лет, проведенных в постоянных хлопотах — приготовить обед и ужин, отвезти ребенка на футбол и привезти его обратно, — кто, кроме Джона, заметит, что я на пару дней отпустила студентов и исчезла? Почему бы не съездить в Сильвер-Спрингс? Не важно, нужна там моя помощь или нет… В любом случае что такого мы с Джоном делаем в выходные, что нельзя отменить?

Я хожу в спортзал. Он слоняется по холлу, или дремлет на диване, или стреляет из пистолета в мешок с песком на заднем дворе. Я оплачиваю счета, хожу в бакалейную лавку. В прошлое воскресенье мы взяли напрокат фильм о женщине, которая убила своих детей. Весь день я пыталась оправиться от ужаса и отчаяния, вызванных фильмом, от последствий пережитого кошмара. Весь день я чувствовала себя так, словно это я убила своих детей или, по крайней мере, знаю того, кто это сделал; мне казалось, будто на моих руках кровь… Та же печаль и то же чувство вины не покидали меня целый год после смерти Робби — с ними я просыпалась и засыпала. Очнувшись от сна, я открывала глаза, глядела в потолок и силилась вздохнуть, но мне мешал тяжелый ком, засевший под ложечкой. Это я убила своего брата, задушила его, впрыснула воздух ему в вену.

Кто только снимает подобные фильмы?

Итак, решено: завтра утром уезжаю в Сильвер-Спрингс. Переночую в отеле «Холидей Инн». Успею накормить папу обедом и подержать его за руку. Единственное, что я рискую здесь пропустить, это очередной действующий на нервы фильм, не считая тренировки в спортзале.

Сегодня никаких записок, но слухи (спасибо секретарше Бет) уже поползли, и все вокруг дразнят меня тайным воздыхателем. А вдруг, перешучиваются коллеги, им окажется библиотекарь мистер Коннери, тот, что всегда ходит в потешных маленьких шляпах? Или этот парень с безумной прической, который работает в кафе? Или новый охранник, похожий на звезду мужского стриптиза, — вечно небритый, зато со стальным прессом (о последнем мы можем только догадываться, так как никто не видел его без футболки).

— Наверное, кто-то просто пошутил, — мямлила я в ответ. — Или пожалел меня. Одинокую старую училку английского…

Тут подал голос Роберт Зет:

— Ну-ну, Шерри, не надо ложной скромности. Среди нас найдется немало мужчин, которые забросали бы тебя любовными записками, если бы верили, что таким путем чего-нибудь добьются.

(Значит, это не он, так ведь? Иначе не стал бы говорить вслух такие вещи при всех.)

— А что по этому поводу думает Джон? — спросила Бет.

И тут до меня дошло, что я еще ни словом не обмолвилась ему о последней записке.

— Смеется, — ответила я. — Джону история кажется забавной.

— Да-а, — протянул Роберт Зет, как мне показалось, с оттенком презрения в голосе. — Джон производит впечатление надежного парня.

Поездка в Сильвер-Спрингс вернула меня в суровые владения зимы. Все вокруг серое. Пасмурное низкое небо. Должно быть, в этом царстве промерзшей твердой земли и повсеместной зимней спячки даже ястребы голодают. На моих глазах два хищника одновременно с двух сторон ринулись вниз, пытаясь поймать какого-то зверька, мчавшегося по земле. Я вела машину слишком быстро, чтобы хорошенько рассмотреть, кто их жертва и чем кончится дело, но эта внезапная атака с разных концов дороги показалась мне тщательно отрепетированной — таким плавным и стремительным был полет, со свистом рассекающий воздух.