Бог Войны (ЛП) - Кент Рина

Я думала, что уже проснулась.

Неужели это очередной приступ или, что еще хуже, кошмар?

Я сглатываю, но ком сжимает горло. Тогда я снова шевелю пальцами на ногах и, да, они все еще двигаются. Это реальность.

Как…

Я пристально вглядываюсь в брутальное красивое лицо Илая, словно оно сейчас взорвется от ответов на вопросы о его странном присутствии рядом со мной.

По какой-то причине он выглядит старше, чем когда я видела его в последний раз. Небольшая щетина покрывает его суровую линию челюсти, а волосы длиннее, взъерошены и небрежно зачесаны. Он выглядит немного уставшим, а его губы слегка бледные, будто он страдает от простуды.

Подождите.

Разве волосы могут отрасти за несколько часов?

За день?

Или два?

Я прищуриваюсь, пытаясь вспомнить последнее, что произошло. Я собиралась поехать на вечеринку с Олли, Раджем и остальными, но потом… я…

Машина с выключенными фарами.

Звонок в полицию.

Ослепительные огни.

Грузовик.

Авария.

Штормовые, суровые, бездушные глаза.

Те же самые глаза, которые сейчас смотрят на меня.

— Ава? Ты меня слышишь?

Грубый тембр его голоса едва не вызывает у меня второй, более сильный приступ паники. Мое сердцебиение учащается, а аппараты сходят с ума. Безумнее, чем фальшивая нотка беспокойства в его голосе.

Он ругается себе под нос и, поглаживая мое лицо, нажимает что-то над моей головой.

— Дыши, Ава. Черт, давай, красавица. Дыши.

Я на секунду перестаю паниковать, потому что что…? Что происходит?

Он назвал меня «красавицей» и прикоснулся ко мне. На самом деле, он прикасается ко мне с тех пор, как я проснулась.

Илай никогда не касался меня.

Чем дольше я смотрю в его глаза, тем сильнее замедляется мое дыхание. Они другие. Но как…? Почему…?

— Вот так. Хорошая девочка.

Мое сердце замирает, дыхание сбивается. Аппараты пищат громче, а мой мир кренится вокруг своей оси.

Илай только что назвал меня хорошей девочкой?

Илай Кинг?

Ох.

Наверное, это все-таки сон. Будем надеяться, что он не превратится в кошмар, где он вонзает копье мне в грудь и хохочет как маньяк, глядя, как моя кровь забрызгивает его драгоценные туфли.

Я закрываю глаза и заставляю себя вернуться к реальности. Это слишком жестоко, даже по меркам моих странных снов.

— Ава… открой глаза. Посмотри на меня.

Я смотрю на него и тут же жалею об этом. Его мрачные серые глаза злы, как ураган, и соблазнительны, как проклятый дьявол.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Его слова не соответствуют его выражению. Он звучит обеспокоенно, но выглядит скучающим. Холоднокровным. Безразличным.

Как Илай, к которому я привыкла, и Железный Человек, которого мы все знаем и ненавидим.

Этому самозванцу нужно отвалить или хотя бы приложить больше усилий, чтобы звучать сардонически и невыносимо язвительно, как настоящий Илай. Ставлю два из пяти. Не хватает актерских навыков.

Я стягиваю маску с лица с легкостью, которой не ожидала. Честно говоря, после той аварии, да еще с грузовиком, я думала, что умру или, по крайней мере, окажусь парализованной на всю жизнь. В лучшем случае отделаюсь несколькими переломами. Я смотрю на себя, на свои руки и снова шевелю пальцами ног.

Ничего.

Ни за что на свете я не вышла бы из этой ситуации невредимой.

Постойте. Может, авария была сном?

Хотя, если рассуждать здраво, я бы сделала ставку на то, что нынешняя ситуация и есть тот самый сон, а не наоборот.

Может быть, я умерла, а это попытка доброжелательного ангела дать мне во сне пережить то, чего я не могла иметь при жизни.

Блестяще. Умерла в двадцать один год. Какая потеря потенциала.

Но, возможно, так даже лучше, учитывая все то дерьмо, происходящее в моей жизни в последнее время. Или то бремя, которое я взвалила на плечи близких мне людей.

Я начинаю садиться, но останавливаюсь. Илай помогает мне и подкладывает подушку, чтобы мне было удобно.

Может, я изуродована, и он мне сочувствует? Хотя это на него не похоже.

Если бы сочувствие встретилось Илаю в переулке, оно бы выкололо себе глаза, а он просто наступил бы на него и пошел своей дорогой.

Я прикасаюсь к лицу и чувствую обычную текстуру кожи. Никакой повязки. Хм… Честно говоря, я в растерянности.

— Что ты здесь делаешь, Илай? — мой голос звучит низко, хрипло, немного странно, как будто я кричала несколько дней.

Илай встает во весь рост, выглядя величественно в черной рубашке и серых брюках. Его богоподобное присутствие и привкус страха, который проникает в меня всякий раз, когда я оказываюсь рядом с ним, меркнут по сравнению с другим явлением.

Его глаза.

Впервые в жизни они увеличиваются в размерах. Они светло-серого оттенка, так похожего на пасмурный летний день.

— Повтори, — он говорит медленно.

— Что ты здесь делаешь, Илай? — раздражение прорывается сквозь мой голос, и мне приходится сглотнуть, чтобы не чувствовать дискомфорта.

Прежде чем он успевает ответить, я ловлю тень папы и мамы, входящих в дверь. Они оба держат в руках чашки с кофе и говорят тихим голосом.

Кажется, я слышу «опять» и «это уже невозможно». Я выпрямляюсь, чтобы подслушать, но они оба замирают, подняв головы и увидев меня.

Меня охватывает чувство комфорта, смешанное с ноткой беспокойства. Смешно. Я избегала их, сколько могла, после соревнований, но странная машина с выключенными фарами привезла нас к этой не слишком гламурной сцене.

— Привет, мама, папа… — говорю я виноватым голосом и осекаюсь, когда они смотрят на меня в шоке, словно я призрак.

Что-то не так.

Они оба выглядят изможденными, словно постарели лет на пять с тех пор, как я видела их в последний раз. Мой отец, Коул Нэш, — самый собранный человек и самый любящий отец, и все же сейчас он выглядит так, будто находится на грани. Его прекрасные зеленые глаза, которые всегда напоминали мне о весне и искрящейся экзотической воде, выглядят полумертвыми.

И он похудел.

Мама выглядит еще хуже. Ее обычно блестящие светлые волосы, которые она передала мне по наследству, теперь тусклые и нехарактерно собраны в хвост. Кожа у нее пастозно-белая, а лицо выглядит изможденным.

Сильвер Куинс Нэш — знаменитость в этом мире. И не потому, что дедушка — бывший премьер-министр, моя бабушка — бывший политик или мой отец — бизнес-магнат. А потому, что она возглавляет различные благотворительные организации и прилагает огромные усилия, чтобы сделать наш мир лучше.

Благодаря ей я научилась сочувствию, сопереживанию и осознанию своей привилегированности и умению использовать ее ради помощи другим.

Мои родители — причина моих высоких стандартов любви, семьи и общения.

Они научили меня и Ари ценить себя задолго до того, как мы стали достаточно взрослыми, чтобы понять этот термин.

Поэтому меня убивает ощущение, что я — причина их бездушных глаз.

— Ава, милая… — мама обхватывает меня руками и сжимает в объятиях, которые почти раздавливают меня.

— Она… — я вижу, как расчетливый взгляд папы переходит на Илая. Между ними проскальзывает взгляд взаимопонимания, после чего отец кивает, и с его губ срывается прерывистый вздох.

Что, черт возьми, происходит?

Папе никогда не нравился Илай. И я имею в виду никогда.

Он называл его маленьким психом с двенадцати лет и часто из-за этого сильно ругался с дядей Эйденом — отцом Илая.

Он возненавидел его еще больше, когда я по глупости влюбилась в него, и предупредил, чтобы я избегала этого зануды, как будто он был искрой огня, а я — домом, облитым бензином.

Можно с уверенностью сказать, что он единственный человек, который с энтузиазмом присоединяется к разговору, когда я говорю гадости об Илае. Поэтому тот факт, что он кивает в знак согласия с тем же человеком, которого называет «сбежавшим заключенным» и «привилегированным преступником», по меньшей мере, странен.

Это же сон, в конце концов.