Её тайна (СИ) - Доронина Слава

По телу разливается тепло, я словно парю в невесомости, витаю в лёгком и ненавязчивом сне, но потом всё вдруг меняется: я проваливаюсь в темноту, где мне плохо и очень одиноко. Возвращаться в реальность очень тяжело. Голова гудит, во рту засуха, на грудь как будто давят прессом, мешая сделать полноценный вдох.

Открываю глаза с третьей попытки. В комнате полумрак и пахнет хвойным ароматизатором. Осматриваю знакомую обстановку, пытаясь вспомнить, что произошло и почему мне так дурно. В голове вспышками мелькают картинки, как Демьян врывается в подсобку, как сдирает с меня одежду, засовывает таблетки в рот и пытается изнасиловать. Или всё-таки изнасиловал? Я всё помню смутно, как в тумане. Это такая защитная реакция организма, которая блокирует ненужные воспоминания?

Я опускаю руку вниз, дотрагиваюсь до промежности. Там ничего не болит, низ живота не тянет. Хороший знак. Кое-как сев в кровати, я поворачиваю голову и смотрю на дверь. Она открыта, а рядом с кроватью стоит капельница. В руке у меня катетер. Мерзавец заставил меня проглотить две таблетки неизвестного происхождения. Это с них меня так штормит?

Отсоединив себя от капельницы, спускаю ноги на пол. В планах дойти до ванной комнаты и смыть с себя весь пережитый кошмар, но ноги будто налились свинцом, и я едва их переставляю. Когда оказываюсь в душе под горячими струями воды, намыливаю тело и безжалостно тру кожу до красноты. Делаю напор сильнее и прибавляю температуру. Жаль, некоторые воспоминания не смыть водой. Нет, это всё же не защитная реакция организма, а просто я не до конца пришла в себя. Оседаю на пол, полностью выдохшись, и сижу так несколько минут, глядя в одну точку. Мне нужно немного времени, чтобы собраться с духом и перестать об этом думать. Ничего ужасного не случилось. Со мной всё хорошо. Он меня не изнасиловал. И даже не бил. Просто касался руками моих интимных мест. Два года подряд Прохор, мальчик из детского дома, зажимал меня по углам и всё время лапал. Но он никогда не переходил черту и говорил, что без моего согласия у нас ничего не будет. Его знаки внимания мне были неприятны, но в случае с Демьяном это чувство обострилось во сто крат. Как будто меня вываляли в грязи.

Внезапно двери душевой с грохотом разъезжаются и поток моих мыслей прерывается. Я вскрикиваю от испуга, жмусь к стене и поднимаю голову. Надо мной стоит Асадов — он выглядит напряжённым, чёрные глаза бегают по моему лицу, спускаются к запястьям и внимательно осматривают. Он будто царапает кожу взглядом, оставляя отметины.

— Я же звал тебя, Наташа, почему не отзывалась? — в его голосе слышатся жёсткие нотки.

Я прикрываю грудь руками, глядя, как на Динара льётся вода. Рубашка на его теле промокла, но он по-прежнему не двигается и продолжает смотреть на меня.

— Вы… вы смущаете меня, — выдавливаю из себя, чувствуя, что начинают сдавать нервы, и я не смогу встать.

Динар громко ругается, затем выключает воду, тянется рукой к полотенцу и закутывает меня в него, как в кокон. Поднимает на руки и относит на кровать. Приносит из ванной комнаты ещё одно полотенце и промокает им волосы. Уже второй раз за последние два дня он видит меня обнажённой. Мне это не нравится. После всего, что произошло в подсобке ресторана, я не хочу, чтобы меня касались. Упираюсь ногами в матрас и отодвигаюсь к спинке кровати, натягивая одеяло до подбородка. Биться в истерике и плакать я не собираюсь. Стоит только начать и уже не остановлюсь. Пройденный этап. Лучше взять себя в руки и постараться не усложнять Динару жизнь. Впрочем, как и себе.

— Я в порядке, — произношу глухо. — В относительном порядке. В моих мыслях нет навредить себе, если речь об этом. — Показываю ему свои руки. — Вы же поэтому осматривали мои запястья? Лазарев не успел ничего со мной сделать. Ничего из того, о чём я бы потом никогда не смогла забыть. И я адекватная, ясно?

— Вы? — морщится Динар, не сводя с меня напряжённого взгляда. — Хватить мне выкать, — мрачно выплёвывает он, а я опускаю взгляд на его мокрую рубашку, облепившую крепкие мышцы. — Звучит, как будто тебе пять лет, а мне по меньшей мере пятьдесят. Твой организм получил сильную интоксикацию. У тебя аллергия на ряд веществ, ты знала об этом?

Я отрицательно мотаю головой. Хотя, после того вечера в клубе весь следующий день мне было очень плохо. Возможно, из-за аллергии?

— И что значит «в порядке»? Ты спала почти двое суток и всё это время была под капельницей. — Он неотрывно следит за мной. — А если бы я не оттащил от тебя Лазарева, что потом Максиму бы сказал, а, Наташа? Что за детская принципиальность? Тебя кто-то заставляет работать? Мы же накануне разговаривали о том, что ты докладываешь мне о каждом своём шаге, — его тон становится немного тише, а грудь вздымается не так высоко. Динар злится, но пытается сдерживать себя.

— Успел? — шепчу я.

Как он вообще там оказался? И что с Ринатом? Почему он не пришёл мне на помощь?

— Мне позвонил следователь и сказал, что подружка дала против тебя показания. Я как раз ехал домой и решил забрать тебя из ресторана. По счастливой случайности оказался рядом в тот же промежуток времени, что и Лазарев.

Я качаю головой, чувствуя, как затылок пронзает боль. Алина дала против меня показания? Вспоминаю, как она просила за что-то прощение, перед тем как выбежать из подсобки. Разве не за то, что оставила меня с Демьяном наедине?

— Такая сейчас дружба у вас, да? Или я что-то не понимаю?

— Мне не следовало идти в клуб, ехать на работу, — признаю я. — Вы… ты, — поправляю себя, потому что эти «ты» даются очень сложно: будто стекла в рот насыпали и заставляют с ним произносить это слово. — Ты был прав. Во всём. Спасибо, что помогаешь. Но… не мог бы ты выйти из комнаты? Я хочу одеться и привести себя в порядок. — Мне очень стыдно перед ним, а ещё он сильно смущает меня своим видом.

Динар опускает глаза на мои руки, которыми я сжимаю края покрывала, и шумно выдыхает.

— Да, конечно, — кивает он и выходит за дверь.

Без его присутствия в комнате даже дышать становиться легче. Но спустя полчаса в дверь раздаётся стук.

— Наташа, — слышу голос Асадова, — я приготовил ужин. Спускайся.

Сам? Вряд ли я захочу пропустить такое. Не знаю, что за лекарство было в капельнице, но с каждой минутой мне становится лучше. И ещё я не такая слабая, как он думает. В детском доме надо мной, конечно, как Демьян, никто не издевался, но всякое бывало. И самое достойное — это собраться духом и не зацикливаться на случившемся. И зная Динара, смею предположить, что Демьян от него своё уже получил. Или ещё получит.

Собрав волосы в высокий хвост, я натягиваю джинсы с футболкой и спускаюсь вниз. Из кухни пахнет очень аппетитно. Желудок сводит от голода, и слюна собирается во рту.

— Жареная картошка? — изгибаю бровь, наблюдая, как Асадов ставит сковороду на подставку посередине стола.

— А ещё мясная нарезка, зелень и овощи. Садись.

— Ты умеешь готовить? Запах как из детства.

Папа сколотил состояние, когда мне исполнилось десять, а до этого мы жили по средствам. Динар был рядом с отцом и Максимом, сколько я себя помню. И до недавнего времени я и предположить не могла, что буду жить с ним, а он останется единственным человеком из нашего окружения, который не отвернётся. Даже родственники, и те отказывались общаться.

— Умею, — смеётся он. — Я ведь служил два года по контракту в горячей точке, там и научился. Мы тогда моё возвращение праздновали, помнишь?

Когда он говорит про контракт и горячую точку, в голове вспышкой мелькает воспоминание, как отец с кем-то договаривается о выкупе. Динар тогда три месяца в плену провёл. Я об этом забыла.

— И татуировка на шее с тех времён? — уточняю я, разглядывая рисунок.

Не могу разобрать, что там, но смотрится красиво. Я ещё в прошлый раз обратила на неё внимание.

— Да. С ребятами сделали, когда из плена выбрались. По пьяни дело было.

Я задерживаю взгляд на его лице. Сейчас он улыбается, но его глаза смотрят на меня с беспокойством и интересом. Я больше не боюсь его, это какое-то другое чувство. Точно не страх. Благодарность? Ведь он спас меня, ухаживает и пытается заботиться. Почти как Макс…