М. Пирс - Полуночник (ЛП)

Я схватила одну из его связанных рук. Часть меня ожидала, что он схватит меня за горло, но он только выскользнул запястьем из веревки.

— Последняя... — я освободила Мэтта другую руку.

Он мгновенно выпрямился. Стальные руки притянули меня к нему на колени.

— Ханна, — зарычал Мэтт мне в ухо.

Он погрузил два пальца в мою задницу, и я взвизгнула. Я пыталась увернуться от его руки, но Мэтт удержал меня на месте.

— Ты, должно быть, очень довольна собой. Тебе нравится иметь мою сперму у себя в заднице?

Его длинные пальцы пошевелились, и я пискнула. Мэтт был прав, я была горда собой, что взяла его таким образом, хотя это и было болезненно.

— Не слышу тебя, дорогая. Тебе нужен третий палец в этот очень умелый зад?

— Нет! — выдохнула я. — То есть, да! Я имею в виду…

Мэтт задрожал от смеха. Боже... это был он, запыхавшийся, циничный смех, который заставил мои внутренности таять.

— Нет, что, Ханна? Да, что? — Мэтт приставил третий палец к входу моей попы.

— Нет... не надо больше, пожалуйста. Мне... Да, мне… — я возбудилась. — Мне нравится... иметь твою сперму в моей заднице.

— Ах Боже, Ханна.

Мэтт вытащил пальцы из меня. Он стал гладить изгибы моего основания. Рефлекторно, я подалась навстречу его прикосновениям.

Все было по-другому. Все. Как он ласкал меня — так одержимо, с таким удовлетворением — а его голос в моем ухе звучал с ликующей властью.

Мое сердце затрепетало. На глаза навернулись слезы. Он вернулся, Боже, он вернулся.

— Какая сладкая задница, — вздохнул Мэтт, сжимая мою попу. — Ты хорошая девочка, Ханна, настолько хорошая, что смогла полностью вобрать мой член. Тебе было страшно?

— Да, — я спрятала смущенную улыбку, уткнувшись в его шею.

— Мм, я не сомневался. Ты сделала все хорошо. Заставила меня жестко кончить. Готова ли ты помочь мне еще раз?

Еще раз?

Прежде чем я поняла, что происходит, Мэтт уже завязал повязку на моих глазах. Он дернул мои руки за спину и связал их вместе. Дезориентированная, я упала с его коленей.

Я оказалась лежащей в болезненно неловком положении на матрасе, когда он начал дразнить мои соски.

— Боже! Мэтт!

Резерв темных желаний, подавляемый в течение нескольких месяцев, казалось, весь обрушился на меня. Он был нетерпеливым и оголодавшим. В его движениях не было никакой логики.

Он скручивал и тянул меня за соски, просовывал свои пальцы мне в рот, шлепал и сжимал мою грудь. Я заерзала на простынях и застонала, возбуждение достигло своего пика.

— Да? — Мэтт рассмеялся. — Какого это, Ханна? Просто приятно?

Он развел мои ноги в стороны и хлопнул по моей киске. Блядь! Острое удовольствие эхом отозвалось во мне. Он щелкнул по моему клитору, а затем резко стянул меня с кровати.

Внезапно оказавшись на ногах, я покачнулась возле Мэтта.

— Мэтт, — я задыхалась. — Куда…

Куда мы идем?

Слова замерли на губах, когда Мэтт толкнул меня вперед. Он вывел меня из спальни.

На долю секунды я представила Мэтта, трахающего меня на балконе. Ни за что! Но он завел меня в комнату, в которой пахло старыми книгами.

Ах, комната моего любовника для написания книг, где он ничего не писал.

Я услышала шелест бумаги. Мэтт заставил меня идти вперед. Холодная гладкая древесина расплющила мою грудь. Я склонилась над столом Мэтта.

— Оставайся на месте, — пробормотал он.

Мэтт отодвинулся подальше и оставил меня с дико бьющимся сердцем. Каждая часть меня любила это — ожидание, выдержка, боль и взрыв — и я никогда не останавливалась, чтобы спросить почему. Я догадывалась. Всему виной тайное желание.

Шаги Мэтта возвращались, двигаясь по коридору. Я ощутила его присутствие, когда он вошел в комнату. Воздух задрожал. Документы на полу шуршали.

Без колебаний он схватил меня за бедро, и жесткий ремень ударил по моей заднице.

— Черт! — закричала я, яростно дергаясь. — Мэтт!

Я царапалась, пытаясь ускользнуть от него. Его рука, взмахнув кожаным ремнем, снова опустилась, рассекая мою кожу.

Черт побери, Мэтт шлепает меня ремнем. Я не могла переварить боль достаточно быстро, чтобы почувствовать удовольствие.

— Немного ремня тебе не повредит, — проворчал он. — Я не остановлюсь, пока ты не перестанешь дергаться и не примешь его. Уступи ему, Ханна — ты ведь это любишь. Ты насквозь промокла.

К моему полному стыду, я поняла, что Мэтт прав. Желание сочилось из моего влагалища.

Иисус, но это больно! Мои груди были расплющены на столе, задница горела. Я сглотнула, делая несколько вдохов, и приказала телу не двигаться.

Уступи ему. Я не остановлюсь, пока ты не перестанешь дергаться и не примешь его.

Я могу это сделать.

— Боже, детка, — простонал Мэтт.

Я обмякла. Я расслабилась напротив стола и позволила ударам ремня опускаться в беспощадном ритме. Моя киска пульсировала, и я чувствовала соки, струившиеся по внутренней стороне моих бедер.

— О, Ханна... черт, черт.

Я слышала, как Мэтт обнаружил, что я спокойно лежу. Бог мой, он обожал это. Воодушевленная его одобрением, я начала стонать и раздвинула ноги.

— Уух! Больше, — я задыхалась.

— Ханна, черт побери, — прошипел он. — Боже, как ты хороша, слишком хороша.

Ошеломляющие удары ремня прекратились. В ту же секунду, член Мэтта заполнил меня. Я знала, что он хотел, и я дала ему это. Я лежала неподвижно на столе, покорно принимая его.

Мэтт нашел мой клитор и потер его, пока яростно вдалбливался в меня. Он привел меня к краю. Нет, он вынудил меня прийти к краю. И когда он подвел меня к нему, я выкрикнула его имя.

Мэтт взорвался в моем сокращающемся теле.

Потом мы добрались до душа. Ошеломленная, я покраснела с головы до ног, а Мэтт просто стоял и улыбался, как Чеширский Кот.

Лучший секс в моей жизни: я, нагнутая над письменным столом, и ремень. Кто бы мог подумать?

Когда мы помылись и начали вытираться, изумрудные глаза Мэтта следили за мной. Он заставлял меня осознавать каждое мое движение. Мой тигр... всегда наблюдает за мной.

Когда я направилась, чтобы надеть пару штанов для йоги, Мэтт ухмыльнулся и покачал головой.

— Это, — сказал он, протягивая мне крошечную сорочку цвета слоновой кости, которая едва прикрывала задницу. — На остаток дня.

Я покраснела еще больше.

Мэтт оделся в пару бледных повседневных брюк. Мы сидели на диване, поедая пирожные, и смеялись. Он не мог поверить в мою наглость, как он сказал. Он имел в виду мой подарок на день рождения.

— Эй, я тоже!