Марко Васси - Чувственное зеркало

— Определенные позы и движения — это еще не вся йога. Все это лишь средства для достижения цели.

Какой именно цели — Роберт не уточнял, несмотря на неоднократные просьбы Мартина, отвечая неизменно, что Мартин сам все постигнет, когда будет готов к этому.

Этот тон превосходства слегка раздражал Мартина, но в остальном Роберт ему очень нравился. Мартин даже немного привязался к нему. Однако погруженность в семейные проблемы не позволяла Мартину заводить крепкую дружбу с кем бы то ни было, включая и Роберта.

— Поза трупа у тебя получается лучше всех, — заметил Роберт, глядя на лежащего на полке Мартина: ноги вытянуты, руки вдоль туловища, голова запрокинута. — Мне иногда даже кажется, что ты погрузишься в эту позу слишком глубоко, и я, войдя в парную, обнаружу здесь в один прекрасный день твой хладный труп.

Роберт присел на нижний ярус прямо под Мартином и продолжил:

— Такое случалось, ты знаешь? Некоторые Учителя проделывали такие трюки, чтобы пустить пыль в глаза. Собирали своих учеников, заявляя, что собираются навсегда покинуть телесную оболочку. Потом пышущий здоровьем Учитель ложился на пол, закрывал глаза, переставал дышать — и умирал.

Мартин непроизвольно приподнялся. Лаконичный рассказ Роберта подействовал на него, как натянутая нитка в руках кукольника действует на марионетку. Мартин весь превратился во внимание. О смерти он думал лишь как о чем-то таком, что имеет отношение к другим людям. Мысли о смерти ассоциировались с похоронами, скорбящими родственниками и приятелями усопшего, и с удушливым запахом слишком большого количества цветов, простоявших в небольшой комнате несколько дней. Метафизическое же присутствие смерти никогда не занимало Мартина, поскольку здоровье его было слишком отменным, чтобы думать о внезапной или близкой кончине. Поэтому идея о том, что кто-то может просто прекратить свое существование, и сделать это сознательно, с тем, чтобы преподать наглядный урок своим ученикам — эта идея обрушилась на него со всей неистовой силой.

— Это одна из твоих экстравагантных сказочек, не правда ли? — спросил Мартин.

— Нет, — ответил Роберт. — Вполне документально зарегистрированы несколько таких случаев. Последний произошел четыре года назад.

— Но это же разновидность самоубийства! — запротестовал Мартин и, присев на полке, свесил ноги.

— Только если разграничивать жизнь и смерть, — ответил Роберт. — Для тех, кто постиг истинную сущность мироздания, жизнь и смерть — одно и то же.

Мысли Мартина смешались. С одной стороны, его придирчивый разум отказывался воспринимать то, что лежит за пределами аристотелевской логики. «А» есть «А», всегда им было, всегда им будет, и никогда «А» не станет «В». С другой стороны, рассуждения Роберта странным образом умиротворили Мартина, и ему даже явилось чудное видение. Он вдруг увидел самого себя сидящим в облаке пара, — в то же время понимая, что сидит в облаке пара лишь его тело, а сам Мартин куда-то исчез. И от этого ничего не изменилось. Тело жило своей жизнью, Роберт сидел на прежнем месте, стены, пар, спортивный зал, город, планета. Вселенная — ничего не изменилось. На какую-то долю секунды Мартин узрел ту истину, о которой говорил Роберт: нет никакой разницы между твоим бытием и небытием. Все будет идти, как прежде, своим чередом.

Абсолютная невозможность этого, однако, тут же вытеснила это странное видение из его головы. Этого не может быть! Сердитый внутренний голос с рациональным цинизмом хрипло зашептал, что нынешнее его состояние существенным образом отличается от того, что называют «смертью», ибо в последнем случае он будет мертв, превратится в ничто. Мартин вдруг запаниковал и вмиг вернулся в обычное состояние. Душа вновь соединилась с телом. Я вешу семьдесят четыре килограмма, я весь вспотел, и мне очень хочется пить. Вот это — реальность. А Роберт — чудаковатый малый, чья голова засорена восточными сказками, которые не следует воспринимать всерьез.

Некоторое время оба мужчины сидели молча. В парной воцарилась полная тишина, которую лишь изредка нарушал свист очередной порции пара, поддаваемого в комнату. Оба начали обильно потеть. Сквозь расширившиеся поры организм очищался от накопившихся шлаков. И Мартин, и Роберт впали в некое новое состояние, в котором на первый план выдвигались чисто автоматические функции организма. Главное — это дыхание, пульс, кровообращение, чувство равновесия.

Первым вынырнул из этого транса Мартин.

— Ты действительно веришь в это? — спросил он. — Я имею в виду — ты и впрямь думаешь, что жизнь и смерть — одно и то же?

Роберт выпрямил спину и потянулся. Затем сделал какое-то неуловимое движение, и спина его словно бы надломилась в четырех местах. Мартину показалось, что сейчас из-под лопаток Роберта посыплются искры.

— Это нельзя назвать верой, — ответил Роберт разомлевшим голосом. — Говорить, что жизнь и смерть — одно и то же, вовсе не означает того, что я хочу назвать белое черным. Конечно, если рассматривать жизнь и смерть с определенной точки зрения, то два эти состояния абсолютно не похожи. Я имел в виду другое: мне кажется, что человек должен быть одинаково индифферентен и к жизни, и смерти, и не наделять жизнь большим, нежели смерть, смыслом.

— Кажется, ты не очень-то уверен в том, что говоришь.

— Ну, я всего лишь ученик. Мне, конечно, удавалось в какие-то мгновения проникнуть в суть данного учения, но до просветления мне еще очень далеко, — Роберт усмехнулся: — Очень далеко.

— Да ладно тебе прибедняться! Ты такие номера откалываешь с собственным телом, какие мне даже и не снились. Слишком уж хорош для простого ученика.

— Что касается хатха-йоги — учения, проповедующего физическую гармонию и силу, — то в этой области я, действительно, кое-чего достиг. Но я уже говорил тебе, что это лишь средство для постижения более мудрых истин.

— Проблемы жизни и смерти, например?

Роберт надолго задумался. Потом встал, голова его исчезла в облаке пара, и когда он заговорил, создалось полное впечатление того, что истины вещает обезглавленное тело.

— У тебя что-то произошло в жизни недавно, да? — спросил Роберт. — Извини, что вмешиваюсь, но я чувствую в тебе серьезные перемены. Я уже давно хотел поговорить с тобой, но ты всегда как-то наглухо застегнут, хотя внешне весьма дружелюбен.

Слова Роберта застали Мартина врасплох, но он сразу взял себя в руки и ответил, пожимая плечами:

— Ничего удивительного, что ты заметил во мне перемены. Как-никак мы работаем вместе уже почти три года. — Мартин смахнул с бровей капельки пота и продолжил: — Мы разъехались с женой два месяца назад.