Феликс Аксельруд - Испанский сон

— и краем глаза уловить системное сообщение, что Вы уже получили и, верно, читаете эти строки. Однако я не просто отвлекся, а начинаю повторяться, в то время как под столом происходят очередные события. Мой член полностью набух и почти встал. Юнец из тех, что оккупировали чаты, конечно, задрочил бы на моем месте неистово и без промедленья, чтоб через минуту глупо, бездарно, смешно выплеснуть на пол парочку жалких капелек. Профаны!.. Нет, я не таков.

Я терпелив; я обстоятелен; в моих действиях есть система. По мере того, как головка члена самопроизвольно — верьте мне, это так! — высвобождается из плена окружающей его крайней плоти, мои пальцы сжимаются вокруг нее все более жестко и требовательно. Моя рука охватывает член так, что головка упирается в ладонь; подушечки пальцев скользят от основания члена до головки, пока член не встает настолько, что длины пальцев уже начинает не хватать для этого простого, но изысканного движения. Наступает сладкий момент, когда я могу изменить положение кисти и полностью забрать член в кулак. Я сжимаю кулак все сильнее. Члену — писал ли я Вам? — свойствен некоторый мазохизм. Парадокс… С одной стороны, столько эмоций от нежнейших прикосновений — и почти полная нечувствительность, например, к морозу. Это похоже на действие змеиного яда: малые дозы — жизнь, исцеление; доза побольше — смерть.

Я делаю несколько быстрых поступательных движений. Подобно тому, как это сделал бы юнец, но это чисто внешнее подобие. Дрочу ли я? Нет — лишь поддрачиваю. Своего рода прелюдия, пролог к настоящей мастурбации.

Теперь мой кулак разжимается. Он продолжает движения, едва касаясь члена внутренней стороной ладони; фактически единственной зоной касания сейчас стал нижний ободок головки. Замечали ли Вы, что головка эрегированного члена похожа на молодой подосиновик? Я разжимаю кулак, перехватываю член большим пальцем книзу и сильно сгибаю его, словно намереваясь сломать — это доставляет мне первую по-настоящему сильную порцию наслаждения. После этого я охватываю член прежним способом и сжимаю его грубо, как любой другой мастурбирующий, будь то юнец с чата или оленевод с Крайнего Севера. Я дрочу! Теперь мое внимание перемещается из материальной области в область идеальную. Я представляю себе Вас. Сегодня я не раздену Вас — Вы сделаете это сами. Вы снимаете с себя платье. Вы стягиваете его через голову. Я прикрываю глаза — Боже, сколько из-за этого опечаток — и вижу, как Ваше нижнее белье приподнимается, задетое краем платья, и на мгновение обнажает Ваш половой орган. О, этот мелькнувший в глазах черный треугольник… при виде его я ощущаю внутри члена колкое рождение первой капли — это, конечно, еще не сперма, лишь жидкость, долженствующая подготовить Ваше влагалище к будущему оргазму, вызвать у Вас ответный секрет… я должен удержать эту жидкость внутри, ни в коем случае не выпустить ее наружу, иначе оргазм не будет полным, цельным и продолжительным. Юнцы с чата этого не могут. Я — могу. Для этого нужно ослабить хватку и как бы начать все сначала — упереться головкой в ладонь… сместить кулак ниже… разжать его… Вы стягиваете с себя Вашу нижнюю рубашку. Кровь приливает к моей голове, мои пальцы сгибают член, я нахожу им Ваше жаркое влагалище… Я сегодня не буду проникать в него языком — Вы не обидитесь, дорогая? Я делаю это членом… О! О! Вот теперь — сильнее, теперь — быстрее… еще быстрее… Я чувствую, как сперма начинает волноваться, подступать изнутри осторожно, смешиваясь с прозрачным секретом… Так должно быть! «Еще, — шепчете Вы, — еще»… Да, дорогая… Мой кулак начинает работать как механическое устройство. Центр ощущений перемещается с поверхности члена вовнутрь; зрительные образы уступают место звуковым — я слышу Ваши стоны. Они становятся громче. Сперма подступает ближе к выходу. Теперь — самое важное. Главное — не поспешить. Отстраниться от всего… от эмоций, от воображения… только четкая, голая техника пальцев… четкий расчет… не поспешить… но и не… сейчас… вот сейчас…

оо

ооооооооооооооооо

оооооооооооооооооооооооооооо

оооооооо

оооооо

ооооо

ооооо

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

теперь ваша очередь дорогая

Филипп проснулся в очередной раз, по-видимому наяву, и немедля сделался мрачным. Темень в окне и приблизительное ощущение времени указывали на то, что до утра еще далеко, и это было плохо.

Медленно восстанавливая в памяти ночные события, он мысленно добрался до душа, осознал себя в гостевой, голяком лежащим на диване под пледом, и вяло удивился, как он еще вообще сумел доползти до дивана.

Он знал себя: если сейчас снова не заснет, если только позволит гадким командировочным картинкам опять пролезть в сознание, они безвозвратно овладеют им, вернут в прежнюю пакостную карусель, заставят жестоко мучаться до утра, а потом он поедет на работу разбитый и несчастный, и все пойдет кувырком. Этого никак нельзя было допустить. Нужно… нужно…

Рецепт был тривиален. Всеми силами удерживая в теле сладкое ощущение сна, стараясь не думать ни о чем, кроме ласкового солнышка, он медленно, очень медленно поднялся. Босые ноги приятно ощутили пушистую мягкость коврового покрытия. Не включая света, он шагнул, наступил на что-то тоже мягкое, но не пушистое, догадался, что это его разбросанная, нечистая одежда, и скривил нос. Как чудесно идти по ночной квартире обнаженным. В неподвижном, темном воздухе его телу было хорошо. Тихо, нежно, тепло… только осторожно… не расплескать… не думать об этих… об этом… вообще ни о чем…

Наслаждаясь почти обретенной властью над собой, он медленно, плавно вышел из комнаты, так же медленно и плавно спустился по лестнице — вообще ни одна ступенька не скрипнула! — и двинулся в кухню. Только тут он заметил, что за окном вовсе не ночь. Белый, мутно-молочный свет неприятно сочился в кухню сквозь полуоткрытые жалюзи. Штора, подумал он, глухая наружная штора в гостевой, она сбила его с толку. Значит, уже день. Черт побери, это было еще хуже.

Нет уж. Не будет он вставать. Он приехал среди ночи. И дико устал. Имеет он право выспаться или нет? Сейчас вот хряпнет… только больше, чем обычно, раз такие дела… и опять наверх, только не в дурацкую гостевую, а в спальню… под одеялко… Жмурясь от противного белого света, Филипп открыл холодильник, достал бутылку водки — холодную, красиво запотевшую — и повернулся к стеклянной полке, чтобы взять стакан.