Начало нас (ЛП) - Джеймс Лайла

Этот сосуд, несущий меня, моя увядающая душа и сердце, бьющееся в моей груди, — они слепили меня, как кусок глины, таким, какой я есть сейчас. Они голыми руками превратили Райли Джонсон в ту женщину, которой они хотели ее видеть.

Я режу стейк на более мелкие кусочки. Их тарелки почти прозрачны, но я пока откусила всего два крошечных кусочка. И эти укусы тяжело обосновались у меня в желудке. Стейк пресный на вкус, и я чувствую себя отвратительно. Картофельный гратен на моей тарелке вызывает у меня тошноту.

Я уже неприятно сыта и едва успела откусить два раза.

Мой отец вытирает рот салфеткой, всегда дотошный в своих действиях. Я жду, пока он встанет и уйдет, чтобы я тоже могла уйти. Но он не поднимается на ноги, как я от него ожидаю.

Он бросает салфетку рядом с пустой фарфоровой тарелкой и медленно отпивает красное вино. 

— Ты встречаешься с Грейсоном Хейлом, — говорит он мне, как ни в чем не бывало.

Это не вопрос. Его слова – это заявление.

Я должна была знать… Я не могла хранить в секрете свои отношения с Грейсоном. Не то чтобы я хотела сохранить его в секрете. Но я хочу проводить с ним больше времени…

Прежде чем мне придется разбить наши сердца. Я знаю своего отца, и Грейсон не является для меня идеальным вариантом, учитывая его прошлое.

— Он хороший выбор, — бесстрастно продолжает мой отец. — В конце концов, он Хейл.

Моя голова резко поднимается, и я смотрю на него. Я правильно его расслышала?

— Бенджамин Хейл — судья, и Грейсон, скорее всего, пойдет по его стопам. — Мой отец поднимается на ноги, отодвигая стул. — Ты сделала одну вещь в своей жизни правильно, Райли. Не разрушай это. Я ожидаю от тебя многого.

Мое сердце падает в подложку, и по спине проносится покалывание.

Он отходит от стола, и я смотрю, как он уходит. Моя мать издает звук в глубине своего горла, привлекая мое внимание к ней. Ее макияж, прическа и все в ней безупречно. Как всегда. Но она больше похожа на безжизненную куклу, чем на человека.

— У тебя есть качества, чтобы обвести вокруг пальца такого человека, как Грейсон, Райли. Не трать его зря. У тебя есть лицо и тело. — Она поднимает подбородок, одаривая меня надменным знакомым взглядом. — Я научила тебя всему, что знаю, не разочаруй нас.

Она тоже выходит из-за стола, и как только я остаюсь одна, моя грудь сотрясается от резкого вздоха. Такое ощущение, будто моя грудная клетка прогибается внутрь, захватывая и сдавливая легкие. Безжалостно.

Я не могу дышать под давлением.

Они одобряют Грейсона…

Но за это приходится платить.

Я не позволю родителям испортить то, что есть у нас с Грейсоном.

Он особенный: наши чувства друг к другу — не фальшь и не договоренность.

Мы не иллюзия и не красивый фасад, позволяющий манипулировать окружающими.

Грейсон со мной настоящий.

И я никому не позволю отравить то, что мы вместе.

ГЛАВА 25

Колтон - 18 лет

Это отвратительно.

Наблюдать за тем, как Мэддокс и Лила постоянно флиртуют, утверждая, что они «просто друзья».

Да, я говорю чушь.

Это отвратительно.

Наблюдать за тем, как Райли и Грейсон так уютно чувствуют себя друг с другом. Так слепо влюблены.

Да, это тоже чушь.

Они погружены в свой маленький мир, не обращая внимания ни на кого вокруг. Я никогда раньше не видел Райли такой… довольной. Блаженной. Спокойной. Она улыбается Грейсону, независимо от того, что он ей говорит. А потом она запрокидывает голову и смеется.

Мягкий женский смех, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Моя грудь сжимается.

И, черт возьми, это сводит с ума.

Ее красивая улыбка. Ее искренний смех. Ее большие задумчивые глаза.

Как будто она нашла все ответы в объятиях Грейсона, и это меня бесит.

Я не могу понять, почему. Мне всегда было немного не по себе, но Райли? Она запутывает мой разум одним своим существованием. Я думал, что развлекусь, мучая ее, но теперь она доставляет мне неприятности. Ох, как все изменилось.

События ночи Хэллоуина продолжают проигрываться в моей памяти снова и снова. Запах ее киски и соков, то, как она покачивалась на моих пальцах и впилась ногтями в мои плечи. Ее раскрасневшееся лицо, опухшие губы, затуманенные глаза. Все укоренилось в моей голове.

Ее горе и ее печаль…

Полное поражение на ее заплаканном лице от моих жестоких слов.

А потом она упала в руки Грейсона после того, как убежала от меня. Я видел это. Они посреди поля, под луной. Он собирал осколки, которые я сломал.

Я остался и наблюдал за ними.

Я наблюдал за моментом, когда Райли влюбилась в Грейсона.

Моя неприязнь к нему, кажется, усиливается с каждым днем. Он чертов никто, но он ввалился в Беркширскую Академию и украл у меня тихоню.

Райли Джонсон должна была быть моей — чтобы дразнить и мучить. Смотреть, как она ломается под моими прикосновениями, как лепестки ее души вянут или распускаются под моей жестокостью.

Я не знаю, когда мое любопытство по поводу Райли превратилось в бессмысленную одержимость.

Но теперь она безумно влюблена в этого чертового ботаника.

— Колтон, — мурлычет мне на ухо Кейт.

Моя челюсть дергается, когда я улавливаю запах ее сильных духов и невыносимый запах алкоголя в ее дыхании. Она пьяна и трахает меня, как сучка в течке.

Мой отец и Сиенна уезжают из города на два дня, и что делать парню, когда ему нужно немного развлечься от своей обыденной, скучной жизни? Он устраивает опрометчивую вечеринку. Именно это я и сделал.

Вечеринка в самом разгаре. Удивительно, но сегодня вечером у Мэддокса на коленях нет цыпочки. Вместо этого он пьяно смотрит на задницу Лилы, как будто он голодающий, а она — его последняя чертова еда. Он чертовски хлестал за нее и еще даже не осознал этого. Это два самых упрямых человека, которых я когда-либо видел. Необоснованно упрямы и умышленно слепы.

Кейт прижимается ко мне, ее губы многозначительно касаются моих. Мой член не в настроении для нее, но когда мне надоело, что Райли и Грейсон такие милые голубки сидят на диване напротив меня, я хватаю Кейт за задницу и поднимаюсь на ноги. Она издает довольный звук, и едва мы успеваем подняться наверх, как ее рука тянется к моему ремню, и она бросается прямо к пряжке.

Я пьян и мне скучно.

И зол.

Мы даже не доходим до моей комнаты. Я останавливаюсь в коридоре, и Кейт соскальзывает с моего тела, падая на колени. Она моргает, глядя на меня, ее губы кривятся в ухмылке. 

— Ты не против публики?

Я достаю косяк из кармана и поджигаю его, наблюдая, как мерцает пламя. Я затягиваюсь, выдыхая дым со скучающей улыбкой. 

— Я ни на что не возражаю, пока ты сосешь мой член. Перестань говорить и используй свой рот с пользой.

Она расстегивает мои джинсы и достает мой член. Я делаю еще одну затяжку, когда она обхватывает губами мою длину. Я откидываюсь спиной к стене, запрокидываю голову, смотрю на потолок и замечаю, как одна из лампочек мерцает на тяжелой люстре посреди коридора.

Я делаю еще одну глубокую затяжку, наслаждаясь жжением в горле.

Кейт глубоко заглатывает меня, и она неряшливая. Но неважно. Вскоре я нахожу свое освобождение, и она сглатывает, часть жидкости выливается через ее губы. Она немного неряшливая, но, думаю, ей это нравится. Из нее вырывается стон, и я закатываю глаза.

Я роняю сигарету, наступая на него ногой. Кейт вытирает уголок рта тыльной стороной ладони и поднимается на ноги. Она наклоняется вперед, прижимается своей грудью к моей и приближает наши лица. Она обнимает меня за шею, но я откидываю голову назад, прежде чем она успевает меня поцеловать.

Кейт подозрительно смотрит на меня. 

— Что? Я сосала твой член, но ты не можешь меня поцеловать?