Джон Норман - Дикари Гора (ЛП)

- В караване.

- В караване, что? – переспросил я.

- В караване, Господин! – сразу исправилась девушка.

- Кто Ты?

- Мне сказали, что я - рабыня, - с трудом ответила она, моя рука, твёрдо удерживала её подбородок. – О-о-о! – послышался стон, её голова отклонилась ещё дальше назад, под властью моего сурового захвата.

- Кто Ты?

- Рабыня! – напряженно пробормотала она. - Я – рабыня, Господин!

- Ты всё ещё думаешь, - продолжил я допрос, - что Вас кто-то будет спасать?

- Нет, Господин, - сказала она. - Нет, Господин!

- Никакого спасения для тебя не будет. Ни для тебя, ни для любой другой на вашей цепи.

- Да, Господин, - шёпотом ответила она. - Мы - рабыни.

- Тебе удобно говорить о своём рабстве на родном языке? – поинтересовался я.

- Да, Господин.

Я пристально смотрел ей в глаза. Не выдержав, она отвела взгляд.

- Почему Ты решила, что я мог бы подумать о вашем спасении? – задал я ей вопрос.

- Разве Вы не с Земли?

- Когда-то был, - согласился я.

- Но ведь тогда, Вы должны сочувствовать к нашему тяжелому положению, похищенных с Земли и порабощённых женщин.

- Женщины Земли часто бывали порабощены, - начал я объяснять свою точка зрения. - Неволя не новинка для земных женщин, и их готовность для ошейника долгое время не оспаривалась. На Земле в этот самый момент множество женщин удерживаются в неволе вполне законно, и есть немало других, трудно представить их численность, кто находится в неволе тайно.

Также, всегда в истории человечества, как в прошлом, так и сегодня, многие женщины обнаружили себя порабощенными. Твои неприятности и тяжелое положение, пожалуй, далеки от уникальности. Ты, и те другие с тобой, являетесь просто ещё одной горсткой рабынь, порабощённых женщин, всего лишь новые и свежие экземпляры исторически обоснованного товара.

- Да, Господин, - прошептала она сквозь сжатые челюсти.

Я убрал руку с её горла и лица. Она задыхалась, ей было жутко, но она лежала рядом со мной, не шевелясь. Грудь девушки поднималась, под тонкой тканью рабской туники.

- Теперь Ты можешь начать снова, - разрешил я. - Вернись к своему первоначальному положению. Можешь говорить по-английски.

- Да, Господин, - всхлипнула она. За тем она со страхом отползла от меня в сторону. Через мгновение она уже стояла на коленях, как она прежде, в нескольких футах от меня, на траве. - Господин, - обратилась она ко мне, как положено.

- Да?

- Я - рабыня. Меня послали на Ваши одеяла.

- Превосходно. Ты - симпатичная рабыня, – похвалил я.

- Спасибо, Господин, - покраснев, сказала она.

- Подход, Рабыня, - прозвучала моя следующая команда.

- Да, Господин, - проговорила она, и на руках и коленях, поползла ко мне.

Опять, как и в первый раз, я взял её на руки, и положил на спину, около меня.

- Я - девственница, - сказала она и покраснела.

- Я знаю. Результат проверки твоего тела, сделанный вскоре после твоего приобретения, Грант, твой хозяин мне сообщил.

- Да, Господин.

- Такая информация является общедоступной среди рабовладельцев, -пояснил я.

- Да, Господин.

Я взял ткань её рабской туники, и, перебирая между пальцами, сказал:

- Это - тонкая, слабая ткань.

- Да, Господин.

- И она хорошо Тебя показывает всем окружающим.

- Да, Господин.

- А ещё, у Тебя симпатичные ноги.

- Спасибо, Господин.

- Ты – напряжена, - заметил я.

- Простите меня, Господин.

- Ты знаешь, что с тобой будет сделано сегодня ночью? – спросил я.

- Я должна быть лишена девственности, - прошептала она.

- Это – смехотворно. Это - абсурдно. Скорее Ты должна быть вскрыта, действие, которое, в случае рабыни, в интересах всех мужчин.

- Да, Господин.

- И это вряд ли будет болезненным, но если и будет, то боль будет кратка, и чувствовать Ты будешь её недолго.

- Я понимаю.

- Но если Ты хочешь почувствовать, в некотором смысле, необычность момента, то мы можем завтра, перековать в ланцет один ножей Грант.

- Я поняла, - задрожав, прошептала она.

Это казалось мне лучше, чем предоставить решение этой проблемы дикарям. Они имеют склонность быть нетерпеливыми в таких вопросах, даже с их собственными женщинами. Самодельный ланцет, стерилизовавший в кипящей воде, казался мне предпочтительней, чем заостренная кость кайилиаука или того хуже обструганный колышек.

- Но, очевидно, твоё вскрытие, только лишь простая формальность.

- Очевидно, - сказала она, как мне показалось немного иронично.

- Но, - продолжал я, - кроме этой непредвиденной мелочи, Ты понимаешь, зачем тебя послали на мои одеяла, с твоей точки зрения, в чём цель твоего направления сюда, и добиться исполнения какой цели Ты должна быть полна решимости?

- Да, Господин.

- Да, что? – потребовал я полного ответа.

- Я должна удовлетворить Вас своим телом, - сказала она.

- Ты опять не понимаешь, - недовольно сказал я.

- Господин?

- Это слишком ограничено. Ты должна доставить мне удовольствие со всей цельностью твоей женственности, и во всей полноте твоего рабства.

- Значит гореанский Господин, - задумалась она, - будет желать, и владеть, всей мной полностью.

- Вот именно, - подтвердил я.

- Я надеялась, что это могло бы быть так,- шептала она.

- Что? – не понял я.

- Ничего, Господин, - ответила она шепотом.

- Это только в Вашем прежнем мире, считается, что мужчины интересуются только телом женщины.

- Да, Господин.

- Но я сомневаюсь относительно того, что это так, даже, в таком полностью извращённом мрачном мире.

- Да, Господин.

- Безусловно, - продолжал я, - тела женщин небезынтересны, и они хорошо выглядят в рабских цепях.

- Да, Господин.

- Но Ты должна понять, что та, кто носит цепи, столь соблазнительная, красивая и беспомощная является цельной женщиной.

- Я понимаю, Господин, - откликнулась она.

- У тебя ещё нет клички, не так ли? – вдруг спросил я.

- Нет, - вздохнув, ответила она. - Мой хозяин ещё никак не назвал меня.

- Как звали тебя прежде? – спросил безымянную рабыню.

- Миллисент Обри-Уэллс, - сказала она, и вдруг вскрикнула. – О-о-о! Ваша рука!

- Ты что, возражаешь? - удивился я.

- Нет, Господин. Я - только рабыня. Я не могу возражать.

- Это - необычное имя, - заинтересовался я. Моя рука удобно покоилась на её левом бедре.

- Такие имена весьма обычны в той социальной среде, которая недавно была моей.

- Понимаю.

- Моя семья происходит из высших сословий, очень высоких сословий, моего мира.

- Я догадался.