Елена Прокофьева - Принц Крови

— Рассвет идет. Я чувствую. Мне надо скрыться от солнца. И мне надо оторваться от тебя, иначе ты можешь умереть.

Ортанс вздохнула и положила голову ему на плечо. Сил говорить не было. Да и не знала она, что сказать. «Не уходи». «Не хочу отпускать». Нет, не настолько она глупа и не до такой степени потеряла рассудок. Он же может погибнуть. Солнце для него — смерть… Она разжала объятия. И Лоррен ушел.

А Ортанс опустилась на пол среди бочек с сидром, сжалась в комочек и задремала.

Здесь ее и нашел Лазар.

Он разбудил ее и взгляд его был так ужасен, что истома мгновенно покинула тело Ортанс и она сама ужаснулась тому, что натворила.

— Лазар, он умирал… Я дала ему крови. И он же победил главного Колпака, и они ушли! — залепетала она.

Лазар опустился на колени рядом с ней. Его взгляд по-прежнему пугал Ортанс, и она не могла понять — почему, почему он так смотрит?

— Лазар, я же жива! Он не убил меня. И он победил…

— Он победил. Ты жива. Но ты не знаешь, на что ты обрекла себя. Ты… Ты позволила вампиру отравить твою человеческую часть. От укуса вампира в человеке пробуждается похоть. А на желание человеческой твоей части ответила… твоя иная часть, то, что ты получила от сидхэ. У сидхэ вожделение и наслаждение во много раз сильнее, чем у людей. И то, что ты ощутила сегодня… Ты никогда больше этого не получишь. Ни с кем, кроме него. Даже с другим вампиром.

— Мне не нужен другой! — возмутилась Ортанс.

— Конечно, не нужен. Потому что произошла самая страшная вещь, которая может случиться с полукровкой. Ты влюбилась в него. А мы любим только один раз. Как сидхэ. Ты никогда не будешь счастливой, Ортанс. Ты не сможешь полюбить другого. Но и с ним ты быть не сможешь. Он или осушит тебя, в конце концов, или страсть сидхэ сожжет твою человеческую плоть и ты умрешь! Поэтому тебе придется бежать от него, как можно дальше. Но ты всегда, всегда будешь хотеть его. И любить. Он стал твоей истинной любовью. Я вижу это в твоих глазах.

— Нет, Лазар.

— Да, Ортанс. Даже если ты еще не поняла…

— Нет. Это ты не понял, о чем я. Я не смогу быть с ним по другой причине. Из-за розы в его сердце. Я видела… В его сердце — стебель розы, который тянется куда-то… К кому-то, кого он истинно любит. У него уже есть его истинная любовь. И то, что он стал моей истинной любовью, ничего не изменит для него. Он любит и всегда будет любить кого-то другого. Их связь слишком сильна. А я…

Продолжать она не смогла. Расплакалась.

Лазар положил ладонь на ее склоненную голову.

— Не уберег я тебя, девочка. Моя вина.

— Нет никакой вины. Я счастлива. Все равно счастлива. И мы уберегли приют. И мы уберегли того малютку. Яблоневый Приют по-прежнему принимает в своих стенах — всех. И защищает — всех. Любой ценой. Для этого мы здесь. А Красных Колпаков мы изгнали.

— Не мы. Он изгнал. Филипп де Лоррен. Никогда не видел я, чтобы вампир так бился… Как… Как сидхэ.

— А ты видел, как бьются сидхэ? — Ортанс так удивилась, что перестала плакать.

Но Лазар ей не ответил. Неопределенно пожал плечами.

— Он победил. Он и ты. Твоя кровь в его теле. Может быть, это и стоило твоей жертвы. Но мне больно думать, что ты будешь вечно несчастлива. Ты создана, чтобы любить и быть любимой. Ты такая прекрасная. Ты такая нежная! — с неожиданным пылом выкрикнул Лазар.

— Ты все же сердишься? — испугалась Ортанс.

— Нет. Не на тебя. И даже не на него. Вы оба поступили так, как считали нужным — в тот момент… Это судьба, наверное. Но мне сейчас очень больно, Ортанс.

— Не переживай из-за меня, Лазар! Правда, я… Я счастлива! Я познала такое, такое!!! Это было абсолютное счастье, это было — словно стать солнцем, и всеми цветами под солнцем, и морем, и скалой, и… Почему ты так смотришь?

— Мне тебя жаль, — прошептал Лазар побелевшими губами. — Идем, Ортанс. Нам надо отдохнуть. Всем нам. Мы можем наконец выспаться… Ничто не угрожает нам больше.

— Я… Мне надо вымыться. Я вся в крови. Тут и моя кровь, и этого Колпака, когда Лоррен вернулся, он…

— Да. Тебе надо вымыться, — жестко сказал Лазар и вышел из кладовки.

Лоррен провел в приюте еще две ночи. Лазар отозвал приглашение, объяснив это тем, что попробовавший крови фэйри вампир опасен для воспитанников. Поэтому Ортанс вечерами выходила в сад и садилась возле того места, где накануне Лоррен погрузился в землю, чтобы скрыться от солнца. Когда солнце садилось, земля раскрывалась, и вампир поднимался…

Перед тем, как лечь, он заворачивался в плащ, так что на волосах и на одежде его земли не было, но все же пахло от него теперь землей, и еле слышен был аромат флердоранжа, птигрейна и нероли. Но Ортанс было все равно. Она встречала его пробуждение с улыбкой и открывала ему объятия.

Они уходили в сад, подальше, во тьму, в заросли, где никто не мог их видеть, и Ортанс торопливо раздевалась, а Лоррен бросал на землю свой плащ. И до утра они растворялись в блаженстве: укус — поцелуи — соединение — экстаз — укус — поцелуи — соединение… К утру Ортанс чувствовала себя полностью обессиленной этим страстным танцем, но наконец наступало насыщение наслаждением, и она лежала, прижимаясь к Лоррену, глядя в светлеющее небо, чувствуя себя одновременно легкой-легкой — и отяжелевшей, как сытая нектаром пчела.

Он всегда говорил ей, когда приходит время расстаться. Он помогал ей надеть платье. И она провожала его до того места, где он ложился, завернувшись в плащ, и земля поглощала его. На том месте, где вампир уходил в землю, не оставалось даже следа, земля ложилась плотно и гладко, и угадать нельзя было, что именно здесь спрятался вампир. Но Ортанс знала — и на прощание гладила землю, укрывшую ее любимого. И чувствовала себя счастливой.

Она могла бы прожить вот так целую вечность. Или столько, насколько хватит ее крови и сил.

Но за Лорреном пришел тот, с кем шевалье был соединен стеблем розы. Тот, кого он истинно любил.

Да, это была не женщина. Это был мужчина.

Филипп. Его звали Филипп. Так же, как и Лоррена. И связывающее их чувство было не дружбой, не только дружбой. Оно было — всем: любовью, страстью, нежностью, доверием, родством. Всем тем, что не могла получить от Лоррена Ортанс.

Едва пробудившись в ту ночь, Лоррен уже знал, что Филипп придет за ним. И он не увел Ортанс в глубину сада, а остался ждать. Ортанс ждала вместе с ним. Просто чтобы побыть рядом — на прощание.

Филипп пришел. Вампир, конечно же, он был вампир. Как он выглядел — Ортанс не смогла бы рассказать: она не видела. Все затмевало сияние короны, словно бы повисшей в воздухе над его головой. Никто не видел этой короны, кроме Ортанс. Пока еще ее не существовало, но она была суждена Филиппу, неизбежно суждена…