Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви

Я сгибаюсь пополам и опускаюсь на колени, у моих ног лежат два мертвых стража.

Последний солдат встает в атакующую стойку, но Райан поднимает руку.

― Остановись. Достаточно.

Страж сомневается, бросая взгляды на Райана, не решаясь ослушаться его приказа.

Моя грудь вздымается. Мои мышцы напряжены. Я могу оторвать этому солдату голову голыми руками ― но со стороны горячих источников в нашу сторону направляется подкрепление.

― Я сказал, хватит!

Повышенный тон Райана заставляет стража наконец опустить меч.

Я стою спиной к Сабине, но, судя по тому, что мои органы чувств находятся в состоянии повышенной готовности, она стоит за мной не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Она прикрылась одной из дополнительных туник, хотя от нее воняет пролитым вином и кровью. Она стоит на одной ноге, опираясь на один из столбов палатки. Землистый запах моего семени на ее бедрах доставляет мне болезненное удовольствие, даже сейчас. Даже в разгар драки.

Ее сердце бьется уверенно ― достаточно уверенно, чтобы придать мне храбрости.

Райан подталкивает к ней одного из слуг.

― Не стой здесь как истукан, займись раной твоей госпожи! Разве ты не видишь, что она истекает кровью?

Юноша, спотыкаясь, подходит к Сабине и, развязав свой белый пояс, обматывает его вокруг ее ноги.

― Милорд… ― начинает страж, но Райан заставляет его замолчать, выхватывая свой меч и одним ударом перерезая горло юноши от уха до уха.

Солдат падает на землю к двум другим.

Сабина кричит.

― Райан!

― Он причинил тебе боль. ― Впервые Райан окидывает ее взглядом, полным собственничества и сдерживаемой ярости. ― Ты же не сомневалась в том, что я без колебаний убью любого из своих людей, если он причинит тебе боль?

Она прижимает руку ко рту.

Остальные стражи присоединяются к нам. Тяжело дыша, я оглядываюсь через плечо на один из брошенных мечей, лежащий в грязи в двух шагах от нас.

Сабина перехватывает мой взгляд и качает головой.

Хотя мой инстинкт требует убить любого, кто окажется в пределах досягаемости, ее присутствие успокаивает меня, словно я нахожусь в ее власти, как разъяренный тигр на арене.

Двое часовых подбегают ко мне ― Максимэн и какой-то юноша. Я не сопротивляюсь, пока Максимэн, эта старая злобная скотина, скручивает мне руки за спиной, а второй держит меч наготове. Ладно, хрен с ним. Это точно подземелье. Если не сразу на виселицу. Удивительно, что Райан не проткнул меня собственным мечом.

А что касается того, как Райан отомстит Сабине…

― Это был я, ― кричу я, привлекая к себе все взгляды, тяжело дыша из-за Максимэна, удерживающего мои руки за спиной. ― Я взял силой леди Сабину. Это не был ее выбор.

В палатке воцаряется тишина, слышны лишь отдаленные раскаты грома и стук капель дождя. Они бьют по моему лицу, задерживаясь на ресницах.

Райан качает головой, губы поджаты, глаза прищурены.

― Это ложь! ― Сабина ковыляет вперед, отталкивая слугу, пытающегося перевязать ее кровоточащую ногу. ― Он ничего такого не делал, он…

― Закрой рот, ― приказывает Райан, прежде чем она успевает сказать что-нибудь, чтобы разделить со мной вину. Затем он щелкает пальцами Максимэну. ― Максимэн, немедленно заткни ее.

Максимэн отпускает меня и берет Сабину в свои крепкие руки, накрывая широкой ладонью ее розовый рот. Ее глаза расширяются, когда она борется с ним, а приглушенные крики остаются без внимания.

Мое сердце колотится, как кузнечный молот. Любому ясно, что я не принуждал Сабину, но это единственный способ взять вину на себя и спасти ее.

Небеса разверзаются, и струи дождя бьют по нам.

Райан медленно подходит ко мне, не обращая внимания ни на дождь, ни на Сабину, пинающуюся и брыкающуюся в руках Максимэна. Его взгляд ненадолго устремляется через мое плечо на разбитый алтарь, который мы осквернили своим сексом.

― Вульф Боуборн, ― сдержанно произносит Райан, хотя я вижу, что в его глазах горит ярость. ― Я дам тебе одно гребаное слово. Одно. Клянешься ли ты, что взял эту женщину против ее воли?

― Да.

Это слово моментально слетает с моего языка. Спокойно. Уверенно. Чтобы защитить Сабину, я готов признаться в каждом преступлении за последнюю тысячу лет.

Мышцы на челюсти Райана сжимаются. Может, это пот и дождь застилают мне глаза, но я могу поклясться, что мое острое зрение улавливает крошечную морщинку сожаления в подергивании его рта.

Он поворачивается и направляется к каретам.

― Отвезите леди Сабину в Сорша-Холл. Она не должна покидать свою комнату. А Вульфа Боуборна бросьте в темницу к остальным преступникам.

***

Проходит два дня. Или уже три? Охранники подземелья, личный приветственный комитет Райана, жестоко избивают меня, оставляя настолько дезориентированным, что найти отхожее ведро, чтобы блевануть, ― все равно что выиграть в покер вслепую.

Меня не кормят. Дают только тухлую воду. Купание? Что это? Кровь и грязь покрывают меня, как вторая кожа. Темнота камеры меня не беспокоит, но здесь чертовски холодно. Если меня не убьют охранники, то это сделает голод или укус больной крысы.

И все же я не жалею ни об одном своем решении. Сабина теперь знает, что я люблю ее, что я всегда любил ее. И я молюсь, чтобы она верила, что всегда буду.

Игра стражников в Базель затихает, когда по коридору подземелья раздаются чьи-то уверенные шаги. Я чувствую запах сандалового дерева и кожи задолго до того, как он поворачивает за угол.

Райан останавливается у моей камеры, с отвращением глядя на грязную кучу изорванного тряпья перед собой ― меня.

― Ты самый вероломный, лживый ублюдок, рожденный в сточной канаве, которого я когда-либо встречал. Гнойный нарыв на лице Дюрена, недостойный доспехов стража, которые ты носишь. Я бы убил тебя, но тогда у меня не останется безвольных глупцов, на которых я мог бы выместить свою ярость.

Морщась от боли, пронизывающей мое избитое тело, я ковыляю к железным прутьям, иронично наклонив голову.

― Лорд Райан. Чем обязан такой чести?

Райан мотает головой туда-сюда, судорожно вцепляясь пальцами в волосы.

― Почему, Вульф?

Я открываю рот, но, прежде чем я успеваю заговорить, он поднимает палец, словно кинжал.

― Тамарак.

Я колеблюсь. Тамарак означает строгую честность ― но имеет ли мое слово хоть какой-то вес?

― Тамарак, ― повторяю я со слабым кивком. Я втягиваю воздух в свои отбитые легкие, борясь с собой. Зачем мне лгать? Когда самое худшее уже случилось?

Я тихо говорю:

― Это началось, когда мы ехали из Бремкоута. Я лишил ее девственности в пещере за водопадом. Я обещал ей, что сбегу с ней, но передумал, когда узнал о ее происхождении. С тобой ей было безопаснее.

От этого признания у меня щемит в груди ― боль, которая беспокоила меня с тех пор, как я впервые увидел Сабину Дэрроу, и понял, что наша связь с Райаном никогда не будет прежней.

Его губы складываются в ровную, как пергамент, линию. На секунду я вижу скорее обиду, чем гнев.

― Ты любишь ее?

Я уже мертвец, так к чему эти игры?

― Больше, чем я считал возможным.

Он сжимает переносицу, тяжело вздыхает и спрашивает:

― Даже сидя за решеткой ты признаешься в любви? Хочешь, чтобы я прирезал тебя прямо здесь? Неужели ты так жаждешь смерти?

Я хватаюсь за решетку обеими руками.

― Если в наших темных сердцах была хоть унция любви друг к другу, Райан, то я прошу тебя пощадить ее. Накажи меня.

Райан выдерживает мой взгляд ― в голове мелькают воспоминания о годах, проведенных в качестве единственных доверенных лиц друг друга, ― а затем выплевывает какое-то ругательство, вышагивая перед моей камерой напряженным шагом.

Наконец он ударяет ладонью по прутьям, заставляя меня вздрогнуть.

― Ты идиот. Если бы вы с Сабиной совершили этот грех наедине, за это пришлось бы заплатить. Отрезанный язык и пост на пограничной военной базе в тысяче гребаных миль отсюда. Но ты должен был трахнуть ее при свидетелях, не так ли? Прислуга. Мой отец. Магистрат Веззена, который уже разболтал новости на весь Дюрен. О, да. О вашем романе говорит весь город. И что? Мои подданные сочувствуют мне, преданному другом и невестой Верховному лорду? О, нет. Они переживают за вас с Сабиной. Несчастные влюбленные, мать вашу.