Обжигающий виски (ЛП) - Джуэл Белла

– Я наблюдала за ней, – говорю я, мой голос твёрд, но не жёсткий.

Я встаю и выхожу из комнаты, мимо моего разгневанного менеджера и дальше по коридору.

Я сделаю это. И будь я проклята, если она остановит меня.

Я нахожу Амалию, сидящей в одной из главных гримёрных, пялящуюся в пустоту, её голубые глаза широко раскрыты и любопытны. Есть что-то, что привлекает меня к ней, но я не могу понять, что именно. Я знаю лишь, что она заслуживает этот шанс, она заслуживает того, чтобы её заметили. Я собираюсь стать той, кто даст ей такой шанс, и у меня хорошее предчувствие, что он окупиться.

Я иду, и её глаза следят за мной, её губы слегка приоткрываются, как будто она всё ещё шокирована тем, что я нахожусь с ней в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы говорить с ней. Не хочу, чтобы она смотрела на меня так, как сейчас; я хочу, чтобы она чувствовала себя комфортно. Я так устала от того, что постоянно нахожусь в центре внимания, было бы приятно иметь друга, который бы просто видел меня настоящую. У меня такое чувство, что Амалия может стать таким человеком. Я чувствую это до самых своих костей.

– Ты готова? – спрашиваю я её.

Она кивает и встаёт, кротко следуя за мной в репетиционный зал в задней части, где установлено множество различных инструментов. Она нервно смотрит на меня, затем на фортепиано. Я киваю, и на мгновение она колеблется.

– Ты будешь играть со мной? – спрашивает она, ее голос настолько тихий, что я едва слышу его.

Я киваю.

– Конечно. Что ты хочешь сыграть?

Она выбирает одну из моих самых популярных песен, медленную, романтическую мелодию. В ней много долгоиграющих инструментов, красивое вступление. Я подхожу, беру в руки гитару и присаживаюсь, наблюдая, как она движется к фортепиано. Здесь только мы, но она выглядит настолько нервно, так что я просто начинаю играть. Я не смотрю на неё, не оказываю на неё давления, я просто смотрю на свою гитару и играю.

Я мягко перебираю струны, тихо напевая, закрываю глаза и позволяю музыке захватить меня. Это песня, которую я когда-то очень любила. Это напомнило мне о доме, и о влюбленности, и обо всем прекрасном в мире. Я скучаю по такой музыке. Я так потерялась в себе, что не поняла, как Амалия начала играть. Ее пальцы скользят по клавишам, сначала мягко, а затем с большей свирепостью, чем я могла себе представить.

Я поднимаю голову и смотрю на неё, слегка приоткрыв рот и широко раскрыв глаза. Она закрыла глаза, и обе её ноги странным образом касаются ножек основания фортепиано, как будто она может почувствовать вибрации. Она сосредоточена, её пальцы легко скользят по клавишам, и в течение долгого времени я ошеломлена. Я не могу пошевелиться. Или говорить. Или даже дышать в течение нескольких секунд.

Она.

Абсолютно.

Невероятна.

Я никогда не слышала ничего подобного в своей жизни. Никогда не слышала красоты, страсти, или интенсивности, исходящих от инструмента, на котором она так увлеченно играет. Её голова немного двигается вместе с музыкой, глаза закрыты, рот немного приоткрыт. Она выглядит как ангел, и играет точно также. Только когда она понимает, что я перестала играть, её пальцы приостанавливаются. Она смотрит на меня и её щеки становятся розовыми.

– Не останавливайся, – говорю я, убедившись, что она может читать по моим губам. – Это было… Амалия, это было потрясающе. Я никогда не слышала в своей жизни, чтобы кто-нибудь играл так красиво.

Её щёки теперь горят, и она улыбается. Затем она кивает. Как будто спрашивает, действительно ли я имею в виду это.

– Да, да, – смеюсь я, вставая и спеша к ней. – Ты невероятна. Я подёргаю за ниточки, я всё устрою и, если у меня всё получится, ты поедешь со мной в тур? Ты будешь играть в моей группе? У меня есть несколько новых песен, новый альбом, и именно такая душа мне нужна.

Её глаза округляются, а рот открывается.

– Ты серьезно? – спрашивает она тихим голосом.

– Да! – плачу я. – Чёрт возьми, да! Ты удивительная. Ты сделаешь это?

Она кивает, издавая счастливый звук: «Да!»

Я сияю, я знаю, что права, и я знаю, что она это видит. Но это именно то, что мне нужно. Кто-то с такой душой, которая может сделать мою музыку такой, какой она мне нужна. Амалия – эта душа, я просто знаю это.

– Я поговорю со своим менеджером сегодня вечером. Пожалуйста, не уходи. Я заберу тебя с собой в тур, и в новый альбом, даже если мне придётся убить кого-то, чтобы сделать это.

Её глаза расширяются.

Я смеюсь.

– Я шучу.

Она тоже смеются, но настолько мягко.

– Мне нужно идти, но вот мой номер телефона, – говорю я, прогуливаясь по комнате, пока не нахожу несколько нотных листов и ручку. Я использую пустой бланк и записываю на нем свой номер телефона, а затем передаю его Амалии. – Пришли мне сообщение, чтобы я получила твой, и я буду на связи.

Она что-то жестикулирует, а затем останавливается. Общаться на языке жестов для нее легче, намного понятнее, возможно, потому, что ей труднее говорить, чтобы найти правильный тон, поэтому ее голос меняется от мягкого к чуть более высокому. Я делаю себе пометку научиться языку жестов.

– Что ты сейчас показала мне? – спрашиваю её легко и с улыбкой.

– Спасибо, – говорит она мне.

Я сияю.

– Я научусь языку жестов, обещаю. О, и, Амалия, могу я спросить, ты ставишь свои ноги у основания фортепиано, чтобы почувствовать интенсивность и, следовательно, узнать твою тональность?

Она кивает.

Я в восторге трясу головой.

– Ты невероятна. Напиши мне, хорошо?

Она сияет.

Да.

Мне кажется, за мной приглядывают сверху.

– Когда ты вернёшься, бро?

Я положил сигарету в рот, глубоко вдыхая, затем отвечаю на вопрос, который задает один из моих лучших друзей и вице-президент МК «Стальная Ярость», Кода. Кода – это сокращение от Дакода. Имя, которое он презирает. Он утверждает, что это девчачье имя и «никто никогда не должен, блять, называть его так». Его слова, не мои.

– Скоро, – бормочу я.

– Что удерживает тебя так долго? Есть какая-то хорошенькая киска?

Я качаю головой, хрипло смеясь. Правда, Кода думает о киске двадцать четыре часа в сутки. Человек – безмолвный гений. Он просто не признает этого. У него своя история, свои демоны, и поэтому он проводит большую часть своего времени, следуя за наемными убийцами и отслеживая их убийства. Это своего рода одержимость для него. Он исследует каждую из своих целей и, если он не верит, что человек достоин смерти, он обеспечивает их защиту.

Я не знаю, почему он это делает.

Я не знаю всей истории.

Все, что я знаю, это то, что Мал позволяет ему делать это и никогда не вмешивается. Я знаю, что у него был брат-близнец, и этот брат был убит. Это всё, что он когда-либо говорил мне. Он хороший парень. Крепкий. Большое сердце. Ужасающая душа. Не хотел бы я оказаться по другую сторону от него. Он такой, который никогда не злится, но у него смертельное молчание, заставляющее все ваше тело быть начеку, когда он находится в той же комнате, что и вы.

Кода – это лицо «Ярости».

Он опасен.

– Не киска, бро, – наконец отвечаю я.

Мой разум улетает к Скарлетт и к тому, как её сладкие пальцы коснулись моих сегодня вечером. Я хотел снять её со сцены, приподнять это довольно маленькое платье вверх, и похоронить свой член так глубоко в ней, чтобы мы оба забыли свои имена. Прошло много грёбаного времени с тех пор, когда я смотрел на женщину больше, чем мельком. Женщины, которых я трахал с тех пор... с тех пор, как она... я почти не разговариваю с ними, я не знаю их имен, я просто беру то, что мне нужно, и двигаюсь дальше.

Но эта девушка привлекла моё внимание.

Может быть, это агония в её глазах. То, как они просят кого-то спасти её.

Я выкарабкиваюсь из этих мыслей, когда Кода говорит снова.

– У нас здесь возникли кое-какие проблемы. Было бы хорошо, чтобы ты вернулся к действиям.