Лора Касишке - Вся жизнь перед глазами

Обернувшись, Диана смотрела, как по ступенькам скачет ее сумка. Хоть бы не расстегнулась…

Расстегнулась.

Она видела, как из кошелька посыпалась мелочь: маленький ручеек из серебряных и медных монет. За кошельком выпал тампон, а потом — хотя она точно знала, что этого не может быть, — прозрачный пластиковый пакетик с марихуаной.

Он был плотно перевязан резинкой, и даже отсюда, с верхней ступеньки, Диана отлично различала измельченные запрещенные листья, матово и жирно поблескивающие на солнце.

— Миссис Макфи?

Диана вздрогнула. Перед ней вырос черный силуэт с крыльями — сестра Беатрис. Солнце из-за спины монахини било прямо в глаза, и ей пришлось прищуриться. Сестра держала в руках неаккуратную груду светло-коричневых папок, которые разъезжались в разные стороны, словно она их уронила и не успела ровно сложить.

— А, это вы, — протянула Диана. — А я… — Она махнула на ступеньки за спиной монахини. — Я туда… Ищу девочек.

— Вы уронили сумочку.

— Знаю. — Диана робко улыбнулась. Она не спешила подбирать свои вещи, чтобы не привлекать внимания к пакетику с марихуаной.

Но ведь это не ее!

В последние двадцать лет у нее в сумке не могло быть ничего подобного. Как он туда попал?

Сестра Беатрис не сводила с нее напряженно-внимательных глаз. О чем она думала?

— Девочек я уже нашла. Они не ходили к львам. Бегали смотреть волков.

Монахиня развернулась уходить, но в этот миг папки у нее в руках пришли в движение и из груды выскользнуло несколько листков.

Ветерок подхватил их и опустил прямо к ногам Дианы.

Она наклонилась, собрала листки и сложила вместе:

— Вот, пожалуйста. — И сама уловила в своем голосе нотки почтительности, словно была школьницей, обращающейся к учительнице.

Сестра Беатрис протянула к ней руку, но, прежде чем она успела забрать бумажки, Диана непроизвольно бросила взгляд на верхний листок.

Судя по следам сгибов, он был сложен вчетверо, а потом аккуратно разглажен.

Крупный жирный шрифт показался Диане знакомым. В правом верхнем углу детским почерком ее дочери синей ручкой были написаны имя и фамилия Эммы.

«Бетани Мэри Энн Элизабет была сиротой и жила в монастыре, пока я ее не удочерила. Ее любимая еда — сухой завтрак «Фрут Лупс».

Бетани Мэри Энн Элизабет любит контрольные по математике и биологии не так сильно, как мороженое.

Когда вырастет, она хочет стать мамочкой».

— Отдайте сейчас же! — выпалила сестра Беатрис.

— Но позвольте… — Диана покраснела, но листок не выпускала. — Это ведь сочинение Эммы. То самое сочинение…

Сестре Беатрис удалось наконец вырвать листок у Дианы, и она моментально сунула его в груду остальных бумаг. Больше она его никогда не увидит, поняла Диана. Она стояли не более чем в полуметре друг от друга, и она читала на лице монахини неприкрытую злобу. Подбородок у нее трясся, челюсти сжались, а глаза угрожающе сузились.

— Так это вы… — Она даже не обвиняла — просто констатировала факт. — Вы подменили сочинение? — Ее переполняло изумление.

— Заткнись! — прошипела монахиня тихо, но хлестко, словно насылала проклятие, и стала спускаться по ступенькам.

Протискиваясь мимо Дианы, она задела ее краем своего одеяния, и та на миг почувствовала у щеки ее горячее дыхание. Зловонное дыхание.

— Но зачем?

Сестра обернулась и посмотрела ей прямо в глаза.

И улыбнулась полной ненависти улыбкой:

— Затем, что я тебя не выношу.

Брезгливо переступила через рассыпанное по земле содержимое Дианиной сумочки: монеты, тампон, пакетик с марихуаной.

— Но почему?

Ответа она не дождалась. Монахиня удалялась. Добравшись до основания лестницы, она ускорила шаг. Диана смотрела ей вслед: в своем черном одеянии та была похожа на тень от пролетающей над головой вороны. Или на маленького злобного ангела.

Ангела мщения, который ничего не забывает и не прощает и неустанно кружит над землей.

Настала суббота…

По субботам Нейт Уитт работал в автомастерской своего дяди, и девочки на целый день оставались предоставлены сами себе. Стоял конец апреля, только что начал таять снег. От земли поднимался тяжелый влажный дух, свидетельствовавший о начале зарождения новой жизни. Уже показались первые острые пики тюльпанов и нарциссов.

Девочки как раз рассматривали их, в первый раз после бесконечной зимы отправившись на прогулку по окрестностям. Обе были в узких джинсах, черных ботинках и рубашках с коротким рукавом. Свои свитера они сняли и повязали вокруг талии. Одна носила на пальце подаренное Нейтом серебряное кольцо.

— Мне кажется, королевой мая выберут тебя, — сказала она подруге.

— Ну да, скажешь тоже. Скорее всего, тебя или Мелиссу Марони. Думаю, все-таки тебя.

— Почему меня?

— Потому что ты красивая.

— А ты еще красивее. — Она искренне верила в это и говорила об этом с легкостью.

— Не-а, ты красивее. — Подружка слегка пихнула ее плечом. — К тому же у меня плохая репутация. В школе Бриар-Хилла ни за что не выберут королевой мая такую, как я.

— Значит, и меня не выберут. Я же теперь встречаюсь с Нейтом. А он…

— Никто не возражает, что ты с Нейтом. Заново крещенная христианка и байкер.

Темноволосая девочка рассмеялась:

— Ну, не знаю, не знаю. Может, и Мелиссу.

— Нет. Мелисса простовата. В королеве мая должна быть тайна… А эта — так. Мотылек.

— Да я и не хочу быть королевой мая.

Это была одновременно и правда и неправда. Они повернули за угол, и им открылся холм, на вершине которого располагалась католическая школа для девочек. Сотни раз они ходили мимо и часто видели во дворе учениц в одинаковых белых блузках и юбочках из шотландки.

Вдруг одна из подруг почувствовала удушье.

Ей померещилось или в самом деле на холм высыпали сотни маленьких девочек в белых крахмальных блузках? Но нет, приглядевшись, она поняла, что это не дети. Тем не менее вся поверхность зеленого холма была испещрена чем-то белым, и это что-то покачивалось на ветру.

— Что это за чертовщина?

— Кресты. Только маленькие.

— А для чего они?

— В память о нерожденных, — объяснила подруга. — Я видела, как их вчера выносили.

Вторая девушка подошла поближе. Ей уже попадались фотографии Арлингтонского кладбища, и теперь она поразилась их сходству с тем, что предстало ее взору. Тот же странный покой, словно льющийся с небес, те же бесконечные ряды застывших белых рук, обнимающих пустоту.