Калейдоскоп моего сердца (ЛП) - Контрерас Клэр

— Я ходила на свидание на прошлой неделе, — говорю я ей

Я не упоминаю, что оно превратилась в недельное безостановочное свидание. Даже когда мы не виделись, мы говорили по телефону или писали сообщения.

— И? Как все прошло?

— Все прошло хорошо, — говорю я, задерживая дыхание. — Я… все прошло очень хорошо.

— Отлично! Я рада. Мы счастливы за тебя, Элли. Ты ведь знаешь это, правда? Мы будем рады, если ты будешь двигаться дальше. Ты молода, ты прекрасна… ты этого заслуживаешь. Уайт хотел бы этого.

Я не говорю ей, что я в этом сомневаюсь, потому что я не могу представить, чтобы он хотел, чтобы я двигалась дальше, но я все равно это делаю. Хуже всего то, что я даже не чувствую себя виноватой. Только поздно ночью, когда я одна и думаю о том, какой счастливой меня делает Оливер, что-то просачивается во мне. Как будто мое сердце уже решило, что делать, но мой разум продолжает ломаться от вины. Когда я вешаю трубку, иду вниз, чтобы сделать себе бутерброд, потому что я голодная. Кажется, если я не приготовлю что-то на день, здесь никто не ест.

— Элли, ты можешь заказать пиццу? — Виктор кричит из гостиной, после следует множество проклятий направленных на телевидение. Думаю, что Сорок-девятые проигрывают.

— Да! — я кричу в ответ.

Я заказываю пиццу, делаю свой сэндвич и кусаю его, когда иду к нему.

— Что, черт возьми, ты делал, когда я не жила здесь? — я спрашиваю, открыв рот, чтобы еще раз откусить и останавливаюсь, когда вижу, что мы не одни. Оливер протягивает мне пиво и Дженсен стреляет странным взглядом между нами. Я знаю, что это все связано с тем, что он видел, или думает, что видел, возле клуба пару недель назад. Виктор просто смотрит игру и машет рукой.

— Очевидно, я выжил, — говорит он.

Обычно Оливер похлопал бы по сиденью рядом с собой, но не сегодня. Я присаживаюсь рядом с Виктором и поднимаю ногу на журнальный столик, когда я еще раз кусаю свой бутерброд.

— Что в нем? — Дженсен спрашивает, глядя на мой бутерброд, как будто он собирается вырвать его их моих рук.

— Индейка с сыром, — отвечаю я и протягиваю ему, чтобы он взял его, потому что если скажешь сделай себе сам это приведет к спору, который я не хочу начинать, особенно с его большим ртом.

— Спасибо, — говорит он, забирая его у меня с широкой ухмылкой.

 Он подмигивает мне и издает стон, когда кусает бутерброд. Я закатываю глаза и откидываюсь на диване. Я вроде как смотрю игру, пока не привезут пиццу, а затем засыпаю, прислонившись к мускулистой руке Дженсена. Я просыпаюсь от криков Вика, и это меня пугает. Тогда я понимаю, что полностью завернута в руку Дженсена. Он прижимает меня ближе, когда я пытаюсь отодвинуться. Мои глаза находят Оливера, который расслаблен и смотрит игру, но я продолжаю смотреть, пока его взгляд не обращается ко мне. Я ловлю дискомфорт в его глазах, когда они прыгают от меня к Дженсену. Он ворчит, выдыхает и отводит взгляд. Я не знаю, чего я от него жду, но тот факт, что он ничего не делает, заставляет меня взвыть. Я не хочу, чтобы он ревновал из-за этого, было бы смешно, если бы он угрожал Дженсену, но все же. Я ругаю себя, так как я была той, кто настаивал, чтобы пока хранить все в тайне. Я попросила дать мне время, но я бы хотела, чтобы он просто сказал Виктору, несмотря на то, что я сказала. Хотела бы я, чтобы он хоть раз меня не послушал. Я вздыхаю и сильно сжимаю внутреннюю часть руки Дженсена. Он визжит и отпускает меня.

— Ты напрашивался, — говорит Виктор с хихиканьем.

— Ты сожалеешь о переезде в большое яблоко? — спрашиваю Дженсена, когда складываю ноги под собой.

— Нет. Большую часть времени мне там нравится, но я скучаю по дому… и у меня есть вещи, о которых мне нужно позаботиться здесь.

Я откидываюсь на диване и думаю об этом сценарии, задаваясь вопросом, было бы так, если бы мы с Оливером действительно встречались. Мы могли бы тусоваться с моим братом и их друзьями? Будет ли это неловко? Будем ли мы сидеть напротив друг друга, потому что он слишком боится своего лучшего друга и что он скажет о наших отношениях? Мои плечи опускаются при этих мыслях. Я смотрю вверх, когда чувствую, что Оливер смотрит на меня, и улыбаюсь, когда он постукивает рядом с ним на диване. Наконец, вопреки моему здравому смыслу, или, может быть, из-за этого, я встаю и сажусь рядом с ним.

— Я скучал по тебе сегодня, — шепчет он, как только моя задница касается дивана. Я пытаюсь скрыть свою улыбку, но терплю неудачу, когда он снова говорит громче. — Мы двигаемся? Здесь чертовски холодно.

— Конечно.

— Не холодно, — говорит Дженсен, поднимая брови на нас.

— Мы сидим прямо под кондиционером, — говорит Оливер, кивая. Я поднимаю колени так, чтобы они касались его ноги, и он приближается ко мне и тянет мои ноги, чтобы они полностью были на его коленях. Он оставляет свою руку, пробегая ладонью по моим бедрам, заставляя меня дрожать от прикосновения. Наши глаза встречаются, и мой живот делает сальто, потому что я знаю этот взгляд. Я знаю, что его взгляд упадет с моих глаз на мои губы, и тогда он оближет медленно губы, в то время как мое сердце начнет грохотать в моих ушах. Момент прерывает игра, и крики Виктора и Дженсена. Для меня не имеет это значения, потому что единственная игра, в которую я хочу играть, включает в себя длинные пальцы, которые сжимают мое бедро, и губы, которые рядом с моими. Громкий кашель возвращает нас в реальность, и мы практически отпрыгиваем друг от друга, смотря на Дженсена, который стреляет в нас взглядом, что, черт возьми, вы делаете.

— Ты в порядке? —Виктор спрашивает, отрывая глаза от телевизора и смотрит на него.

— Да, конечно. Пиво попало не в то горло.

Вик качает головой и открывает новую банку.

— Эй, Бин, что у тебя с работой?

— Я иду на собеседование в конце недели, — отвечает он.

— Сан-Фран? — спрашивает Дженсен.

—Да.

— Черт. Разве ты снова не будешь скучать по дому?

 Я очень стараюсь не смотреть на него, когда он отвечает. Я стараюсь не фокусировать свое периферийное зрение на том, как он пожимает плечами, или как его руки двигаются, когда он говорит, что будет в порядке. Я стараюсь не позволить этому пробить дыру в моем сердце, но это все равно происходит. Все это. Мы говорили о его работе и о том факте, что в его области сейчас не так много вакансий. Это не уменьшает удар, что он смотрит места далеко отсюда, когда у нас наконец наладились отношения. До тех пор, пока не упомянут о его работе, и его амбиции не возьмут верх, раздавив все это. Как обычно.

— Дом - это место, которое ты сам можешь сделать, — говорит он.

Я закрываю глаза и встаю, обхожу диван, чтобы выйти из комнаты.

— Я собираюсь сделать… — мой голос пропадает, и я просто продолжаю идти, когда не могу придумать оправдания. Я захожу на кухню, чтобы взять бутылку воды, и когда я закрываю холодильник, входит Оливер.

— Ты злишься, — шепчет он.

Я вздыхаю.

— Да, я злюсь, гений!

Он смотрит на меня так, будто ответ написан на моем лице, и тогда я понимаю, что он действительно не понимает. Он действительно не понимает, как возможность работы в Сан-Франциско повлияет на меня.

— Почему ты не рассказывал мне о собеседованиях? —  кричу я шепотом. Когда он не отвечает, я качаю головой. — Я не могу делать это прямо сейчас. Я обещала маме помочь ей кое с чем. Я должна идти.

— Ты не можешь уйти на середине разговора, — говорит он, поворачивая меня к нему лицом и смотрит мне в глаза. —Я еще даже не проходил собеседование, Элли. Я не устроился на работу.

— Но ты сделаешь это.

— Могу и нет, детка, — говорит он, его голос шепчет у моего уха.

— Ты сделаешь, — говорю я, чувствуя, как подступают слезы. — Ты сделаешь, потому что ты умный, и ты трудолюбивый, и ты закончил учебу с чертовски высоким средним балом, и любая работа будет счастлива взять тебя. Ты сказал мне, что не можешь конкурировать с призраком. Ну, а я не могу конкурировать с твоей работой.