Колин Уилсон - Метаморфозы вампиров

— От кого? — возник с вопросом Хорват.

— От меня, разумеется. (Читать-то книгу читал, да видимо, вполглаза). Уж слишком обнадеживающие были результаты. Наркоманы полностью «завязывали» и начинали ходить на курсы лекций. Был взломщик, который стал очень даже неплохим художником. Вымогатель один, из тех, что с полицией всегда на ножах, вдруг одумался, заделался страховиком и преуспел, кстати. А на второй год выяснилось, что у наркотика есть нежелательные побочные эффекты: при долгом употреблении действует на почки и вызывает депрессию. Федеральное управление его запретило. Но я все равно почувствовал, что он дал правильный ответ. Найти бы такое же средство без побочных эффектов, и пятьдесят процентов преступников было бы вылечено.

— А на сексуальных преступниках как оно сказывалось? — спросил Телфорд. — Вот она, главная проблема. Вообще никак. Если даже не хуже. Все потому, я считаю, что для большинства таких преступников секс — своего рода зеркало. Оно дает им ощущение: «Как, я здесь??» — то, что я называю рефлективностью. Поэтому бетамизин, к сожалению, лишь напоминал им об удовольствии от изнасилования, педофилии и всяком таком, и возбуждал желание после отсидки заняться тем же самым. Вот в чем проблема: сексуальное преступление — самый стойкий из наркотиков, порабощающих человека. — Так что на Обенхейне бетамизин пробовать не будете? — спросил Хорват улыбчиво, хотя в ауре проглянуло ехидство.

— Не буду. Хотя, если рефлективность срабатывает на взломщиках и вымогателях, то должна же как-то влиять и на маньяков. Во всяком случае, это моя золотая мечта. — Он посмотрел на часы. — Ну что, пора к Обенхейну.

Телфорд спросил Хорвата:

— А вы его видели?

— Пока нет. Но думаю как-нибудь протестировать его ольфакторную область.

Как член комиссии, Хорват имел право автоматического доступа ко всем заключенным, но без проведения медицинских экспериментов.

— У меня от Обенхейна, честно сказать, мороз по коже, — признался Телфорд. — Сколько уж преступников перевидал, но он из тех редких, что вызывают страх.

Карлсен посмотрел с любопытством. Стало быть, Телфорд тоже это почувствовал.

— До встречи. — Карлсен одним глотком допил яблочный сок.

— Вы на комиссии-то будете? — поинтересовался Хорват.

— Нет. Толку не особо, — он виновато улыбнулся Телфорду. — Уж извини.

— Да ладно. Насчет Стегнера ты, пожалуй, прав. Но скажи, что ты думаешь об Обенхейне.

— И скажу. У меня от него тоже мороз по коже.

— Но почему, почему?

— Постараюсь выяснить.

Обенхейн, как опасный преступник, содержался в блоке особого надзора.

Кроме того, за ним велось специальное наблюдение на случай попытки самоубийства. Карлсен не любил допрашивать заключенных в присутствии охранника (разговор как-то не складывается), поэтому из охраны запросил туговатого на слух Энди Мэддена — без пяти минут пенсионера, добродушного и простоватого толстяка. Для таких солидных габаритов голос у Мэддена был до странности тонкий, с сипотцой.

Пока охранник отпирал комнату допросов, Карлен спросил:

— Как тебе Обенхейн?

— Да нормально. Хохмит только по-странному.

— Как именно?

— Из еды, говорит, больше всего люблю филе из жопки школьницы.

— А ты ему что сказал?

— Я ему: твою, мол, жопу на стуле зажарить — тоже пахнуть будет вкусно.

— А он?

— Да заржал, будто в самом деле смешно.

Дожидаясь, когда Мэдден приведет из камеры Обенхейна, Карлсен пролистал копию дела: полицейские протоколы, медицинское освидетельствование. Вот уже десять лет как полиция разыскивала убийцу, первоначально известного как «охотник Фокс-ривер»: первые три жертвы обнаружили в этой самой реке. «Охотник» убивал несовершеннолетних девочек — самой младшей из них было девять, старшей — тринадцать лет. Из пятнадцати — одиннадцать жертв были задушены, остальные четыре зарезаны. По мнению следователей, убийца набрасывал петлю сзади и затягивал так быстро, что жертва не успевала вскрикнуть. В четырех случаях, когда такое происходило, «охотник» наносил смертельный удар ножом. Экспертиза мельчайших, почти невидимых на глаз волокон выявила на горле одной из жертв, что в ход пускалась не веревка, а белый шелковый шарф. Убив и изнасиловав очередную девочку, «охотник» обычно отрезал и забирал с собой часть ее ягодицы или бедра. Многим из жертв езще и вынимались внутренности. В «Чикаго Сан тайме» появилось предположение, что убийца — каннибал; вскоре обнаружилась небольшая картонная коробка с куском жаренного мяса. Экспертиза установила, что это бедро последней из жертв, женевской школьницы Дебби Джейн Шелтон.

Факт насчет шелкового шарфа держался в секрете. Но он дал полиции возможность идентифицировать почерк «охотника», орудующего на довольно протяженном участке между Гэри, штат Индиана, и Фармингтоном, штат Айова.

Первоначальная версия усматривала в «охотнике» некоего бродягу, который, ошиваясь вокруг автобусных остановок, высматривает маршруты школьниц, добирающихся до дома через уединенные места. После восьмого убийства сотни сотрудников полиции были разосланы по периферийным остановкам и даже под видом водителей школьных автобусов, курсирующих по окрестностям Чикаго. По прошествии без малого полутора лет эта попытка была оставлена за несостоятельностыо.

На след убийцы вышли тогда, когда в подлеске, где нашли тело двенадцатилетней Дженис Пусилло, отыскали и белый шелковый шарф. Экспертиза установила, что он принадлежит «охотнику». На заводе «Унман силкуэр» в Чикаго были изготовлены десятки копий этого шарфа, которые сыщики развезли по всем чикагским школам в радиусе двухсот миль. На это ушло шесть недель, но усилия оказались оправданы: хоккейный тренер в Пеории припомнил, что видел такой шарф на продавце спортинвентаря Карле Обенхейне, работающего на «Дженкинс, Пибоди энд Гринлин». При обыске на квартире Обенхейна в морозильнике были найдены человеческие органы — почки, печень, куски бедер. Обенхейн, сорокасемилетний холостяк весом в скромных семьдесят килограммов, в пятнадцати убийствах сознался сразу (экспертиза установила, что это дело рук именно «охотника»), но сообщить, были ли на его счету убийства помимо этих, отказался.

Маньяк одержим был девочками-подростками, и поскольку работа у него предусматривала продажу спортинвентаря средним школам, у него была возможность наблюдать школьниц вблизи. Остановив выбор на одной, он неделями, а то и месяцами выслеживал, убеждаясь, что за ним никто не смотрит. Запас терпения у убийцы был колоссальный — в одном из случаев между тем, как наметить жертву и оставить в парке ее расчлененное тело, минуло два года.