Любовь и Хоккей (ЛП) - Джей Монти

Все, что было после этого, было запоздалой мыслью.

Я облокотился на выступ рядом с ней.

— Хорошая игра сегодня вечером.

Боже, Бишоп. Ты такой гребаный идиот. Хорошая игра? Тупица.

Она смотрит на меня, на ее лице ни намека на эмоции. 

— Хотела бы я сказать то же самое тебе, но ты играл дерьмово.

Как будто она уже знала, что я был там, прежде чем подошел, она пытается не улыбаться. Я смеюсь, кладу руку на сердце и морщусь.

— Черт возьми, выстрелы были нанесены по моему эго! Ты знаешь, как сломить парня. - Я подстраиваюсь под ее позу, стараясь не показать ей, что я мысленно срываюсь на хрен, снова находясь так близко к ней. Я ненавижу гребаные чувства.

— Не волнуйся, твое эго выдержит больше пары ударов, прежде чем повлияет на тебя, Золотой мальчик. - Ее пальцы рисуют какие-то фигуры на карнизе, и она прикусывает щеку.

Такие разговоры с ней напоминают мне о том времени, когда она была моложе. Всегда пыталась поспорить со мной о чем-то, постоянно поливала меня дерьмом, никогда не боялась сказать, что она чувствовала.

Я закатываю глаза:

— Ну, красотка, у тебя было два гола и голевая передача. Оправдываешь свое имя. - Предполагалось, что это замечание было комплиментом. Я ожидал, что она улыбнется и скажет спасибо, а не обрушится на меня с кулаками.

— Ты знаешь... - Она полностью поворачивается ко мне лицом, прищурив глаза. — Я больше, чем мое чертово гребаное имя. - Насмешка на ее лице заставляет меня нахмуриться. Мои брови в замешательстве сходятся на переносице. Ей всегда нравилось, когда ей говорили, что у нее есть наследие, которому она соответствует. Валор никогда не стыдилась фамилии своего отца, если уж на то пошло, она считала за честь носить ее.

— Эй, - начинаю я, засовывая руки в карманы брюк, — Я знаю. Тебе не нужно откусывать мне гребаную голову. Я, как никто другой, знаю это. Я видел, какую работу ты проделала. Меня как бы выводит из себя то, что ты считаешь меня тем, кто верит, что ты попала в лигу из-за своей фамилии. Я думал, ты знаешь меня лучше.

Я знал прессу, и интервью могло быть очень много, поначалу это ошеломляет. Мне пришлось иметь дело с их насущными вопросами о моей матери и моем отце, когда я только начинал. Теперь все знают, что больше не нужно спрашивать об этом дерьме. Фамилия Валор превратилась из того, чем она гордилась, в то, против чего она работала.

— В том-то и дело, Бишоп, - она делает паузу, отводя от меня взгляд. — Я тебя больше не знаю, и ты ни черта не знаешь обо мне. Как насчет того, чтобы перестать вести себя так, как будто мы - то, чем мы не являемся, мы теперь незнакомцы? Вот и все.

Я подхожу к ней ближе, хватая ее за подбородок большим и указательным пальцами. Поворачиваю ее лицо, чтобы она посмотрела на меня, эти изумрудные глаза вспыхивают от эмоций, и на секунду мне кажется, что она хочет, чтобы я ее поцеловал, но это проходит так же быстро, как и появилось. Эти глаза никогда не лгут мне.

— Возможно, между нами было много дерьма, но я никогда, - я смотрю ей в глаза, моя челюсть тикает, - Ни разу, черт возьми, никогда не сомневался в том, кем ты была как хоккеистка. - Ухмылка расползается по моим губам, когда она пытается отвести от меня взгляд, но я просто удерживаю ее там. — Говори, что хочешь, но я тебя знаю. Я всегда любил и всегда буду любить. Ты не можешь спрятаться от меня, и это тебя бесит, не так ли? Несколько лет и парень-придурок не изменят того, что я знаю о тебе.

Я не хотел, чтобы у меня вырвался комментарий о парне. Но мои эмоции были слишком накалены. Я никогда не знал, что собираюсь ей сказать, она пробуждала во мне то, о существовании чего я даже не подозревал. Огонь горит в ее глазах, и она ухмыляется.

Маленькая гребаная засранка.

— Ты знаешь, что у меня есть парень? Ты что, следил за мной? Он не придурок. Я не помню, чтобы вы встречались с ним, так откуда же ты знаешь, как он себя ведет? Это верно... Ты думаешь, что знаешь, блядь, все. - Она вырывает свое лицо из моих рук, убирая волосы за ухо.

Поскольку я уже арестован за то, что знаю о нем, я могу с таким же успехом выложить все, черт возьми.

— Он был одет в гребаный розовый костюм на твоем драфте. Розовый, Валор. Насколько еще большим придурком он может быть? Держу пари, что за его ногтями ухаживают лучше, чем за твоими. Или, дай угадаю, у вас у обоих одинаковые маникюры и педикюры?

Я вел себя как придурок, но мне было все равно. Как, черт возьми, младшему вообще понравился этот парень? Я знаю, что он тоже считает себя слабаком, все хоккеисты думают одинаково. Мы все устроены иначе, чем обычные спортсмены.

Она закатывает глаза, скрещивая руки на груди. 

— Нет ничего плохого в мужском уходе. Некоторые парни гордятся тем, как они выглядят. Не все хотят вылезать из постели с сексуальными волосами, пахнущими киской. Это называется ”класс", может быть, тебе стоит попробовать, Бишоп.

Я знаю, что должен злиться, но все, что сейчас происходит, делает мой член твердым. Ее язвительный рот одновременно является самой раздражающей чертовой вещью на земле, но также и моей любимой чертой в ней. Я громко смеюсь с саркастической улыбкой на лице.

— Раньше ты была причиной того, что мои волосы были такими чертовски растрепанными, ты чуть не вырывала их. Если я правильно помню, у тебя не было проблем с моим запахом, когда мое лицо было спрятано между твоих бедер. - Я пробегаю глазами вверх и вниз по ее телу, облизывая нижнюю губу.

Похоть вспыхивает на ее лице, и цвет свежих роз окрашивает ее щеки.

Шах и мат, Вэлли, детка.

— Прекрати так на меня смотреть! Господи, ты просто бесишь!

Она перебрасывает волосы через плечо, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Дует ветер, отбрасывая прядь волос ей на лицо. Я провожу языком по передним зубам, протягиваю руку вперед и дергаю за одинокий завиток.

— Я не могу не смотреть на тебя, Валор. Даже когда я не смотрю на тебя, я все равно вижу тебя. Я вижу тебя точно так же, как ты видела меня в той машине четыре года назад. Нам не нужно смотреть друг на друга, чтобы понять.

Она отступает назад, как будто я пытался ударить ее ножом. 

— Я ухожу. Сейчас. - бормочет она. Валор поворачивается и начинает идти к выходу, убегая от меня так быстро, как только возможно. Я не могу позволить ей снова уйти, не извинившись. Это физически убивало меня.

— Подожди, Валор, подожди! - Кричу я, быстро идя, чтобы догнать ее, и хватаю ее за запястье. Поворачиваю ее лицом к себе и замечаю румянец на ее щеках. Ее глаза стали мягче, и они кажутся стеклянными. Клянусь, если она заплачет, я сломаюсь на глазах у всех этих людей.

— Мне нужно кое-что сказать, просто позволь мне сказать это, и я оставлю тебя в покое.

Я смотрю, как она закусывает губу, вырывает свою руку из моей хватки и смотрит на меня с такой грустью в этих зеленых глазах, которые я люблю, что это разбивает меня еще больше. Люди вокруг нас проходят мимо, как будто мой мир не качается на оси, как будто мы не две души, сталкивающиеся друг с другом, кажется, в сотый раз.

— Нет, пошел ты. Что бы ты ни собирался сказать, это не заставит меня чувствовать себя лучше, это только заставит меня чувствовать себя хуже. Ты только хочешь заставить себя чувствовать лучше из-за того, что был дерьмовым парнем или что бы это ни было, черт возьми. Так что не стой тут и не веди себя так, будто все, что ты собираешься сказать, предназначено для меня, а для твоего долбаного чувства вины.

Одна слеза скатывается с ее глаза, и она вытирает ее. И снова она начинает уходить от меня. К черту это дерьмо. Она стоит ко мне спиной, пока мой голос доносится до нее.

— Речь никогда не шла о том, чтобы рассказывать людям о нас! Это не имеет к тебе никакого отношения, Валор! - Я выкрикиваю это перед всеми этими случайными людьми в Калифорнии. Люди, которые наслаждались своей ночью, а теперь втянуты в реальный эпизод "Дни нашей жизни".

Но мне было все равно.