Белль Аврора - Неукротимый (ЛП)

— Напитки?

Я хмурюсь. Он, целую минуту наблюдает за мной, потом ухмыляется, и садится за свой стол:

— Вся эта враждебность из-за ребенка?

Мы, все трое, стоим перед столом, и Хэппи говорит:

— Вся эта враждебность из-за войны.

Хамид взмахивает рукой:

— Это было до того, как я понял, что ты не отбираешь у меня людей.

Я говорю:

— Передай Патрику привет.

Хамид бледнеет. Дело в том, что мне пришлось избавиться от одного их своих людей из-за этого мудака, и это раздражает меня. Он заикается:

— Ч-что ты имеешь в виду?

Игнорируя его попытку разыграть из себя идиота, я говорю ему:

— Конечно, сейчас тебе трудно будет связаться с тем местом, где он находится прямо сейчас, — я наклоняю голову на бок, и щурюсь. — Очень трудно. Можно сказать, он ушел... под землю... на какое-то время.

Хэппи добавляет:

— Надолго. Он, возможно, никогда не вернется.

Фальшивая бравада Хамида испаряется, и его лицо приобретает обеспокоенное выражение:

— Я не ходил к нему. Он пришел ко мне! И он не сказал ничего, что я бы уже не знал. Теперь, мы поговорили, и я извинился, и нет никакой потребность в этом. Мы разойдемся, и забудем об этом.

Хоть он и пытался, чтобы это звучало, как утверждение, это все равно было больше похоже на просьбу.

Хэппи и я смотрим друг на друга, прежде чем Хэппи кивает в моем направлении. Я внутренне ухмыляюсь. Обходя стол, я говорю, подходя к Хамиду:

— Знаешь, что? Я думаю, ты прав. Я не думаю, что Патрик сказал тебе что-то, чего бы ты не знал. Но я действительно думаю, что ты знал, почему Майкл ушел от тебя. И я не думаю, что тебе хотелось отдавать парня мне, не так ли?

Хамид хмурит брови, я придвигаюсь ближе:

— И?

Он ехидно отвечает:

— Это не важно, Твитч. Все кончено. Не будет войны. Я не буду извиняться еще раз. И я думаю, тебе и твоим людям пора уходить.

Добравшись до спинки стула Хамида, наконец я наклоняюсь к его голове, и достаточно громко шепчу так, чтобы услышали все.

— В любви и на войне все средства хороши.

Так же быстро, как атакуют змеи, я рукой беру в захват его шею, и сжимаю достаточно сильно, чтобы приостановить поступление воздуха. Хэппи никак не реагирует, зато Майкл шепчет:

— Ни хрена себе.

Хамид начинает цепляться за мои руки. Это ничего ему не дает. И в этот момент, я смотрю на Хэппи и дергаю подбородком. Он подходит, а я в это время тяну Хамида за шею вверх с его стула, и ставлю на ноги. Хэппи обходит его, и занимает мое место, также захватывая его за шею. Тяжело дыша, я говорю Хамиду:

— Знаешь, я мечтаю, чтобы люди перестали вынуждать меня делать подобные вещи.

Дотянувшись рукой до заднего кармана, я вытаскиваю свой складной нож из слоновой кости, и выдвигаю лезвие.

— К сожалению, ты не оставил мне выбора своим откровенным неуважением. А я позволял этому продолжаться слишком долго. Поэтому сегодня я преподам тебе один единственный урок.

Из-за отсутствия воздуха растет давление и его лицо становится темно-бордовым. Он задыхается, в его глазах появляется страх:

— Что ты собираешься сделать?

Смотрю сначала в его левый глаз, потом в правый, и автоматически заявляю:

— Око за око.

Хэппи сильнее сжимает его горло, запихивает ему в рот свернутый клубком носовой платок, и закрывает все это свободной рукой. Хамид пытается избавиться от захвата, но его громкие крики приглушены платком. Мужчина ошеломлен. Я мог бы отпустить его прямо сейчас. Это было бы ему уроком, но такой урок быстро забудется. Я хочу, чтобы этот ублюдок каждое утро просыпался, вспоминая обо мне.

Я хочу, чтобы он запомнил меня на всю свою оставшуюся жалкую жизнь.

Я говорю Хэппи:

— Держи его крепче. Я не хочу оставить его без обоих.

Глаза Хамида расширяются за секунду до того, как он начинает бороться сильнее, и закрывать глаза, а слезы катятся из уголков его глаз. Когда я замечаю, как что-то капает, я смотрю вниз, и вижу, что мужчина описался. Запах аммиака заполняет воздух, и я смотрю на него:

— Сукин сын. Давай-ка сделаем это.

И вырезаю его.

Хамид кричит до тех пор, пока не начинает хрипеть, приглушенный импровизированным кляпом Хэппи. Часть есть.

Он хнычет. Его тело неудержимо дрожит, и погружается в шоковое состояние. Он хватается руками за воздух.

Выдавил все.

Его дыхание тяжелеет, а тело успокаивается, это наводит меня на мысль, что он потерял сознание. Проклятье. Везучий сукин сын.

Вероятно, должно быть печально, что я ничего не чувствую из-за того, что сделал это. Нет никаких угрызений совести, говорящих мне остановиться. Нет эмоций. Просто... ничего. Мой разум и я, абсолютно непринужденно делаем это кому-то, в ком мы уверены, что он виноват. Кому-то, кому надо преподать урок.

После того, как я остаюсь удовлетворенным своей работой, я иду к двери около кабинета, и открываю ее. Ванная маленькая, ну да ладно. Мне не нравится, что на мне его кровь.

Мою, и мою, и мою, пока не удостоверяюсь, что мои руки чистые. Я вхожу обратно в кабинет, и вижу Майкла, наклонившегося над мертвенно-бледным лицом Хамида, дергающим его тело, и рассматривающим его теперь зияющее углубление вместо глаза. Хэппи стоит сбоку, также осторожно наблюдая за тем, что делает Майкл.

Майкл спрашивает в пустоту:

— Он умрет?

Я тихо отвечаю:

— Нет. Но он будет жалеть, что не умер.

Мальчик смотрит на меня:

— Вы сделали это... — он выглядит смущенным, — ...за меня?

— Отчасти — говорю ему. И это правда. Никто не смеет обижать моих сотрудников. Но Хамид сделал это. Если бы это был не я, это был бы кто-нибудь другой. Хамиду повезло, что это сделал я, потому что он и дальше продолжит проживать свою крысью жизнь.

Майкл кивает, а я смотрю на Хэппи. Его глаза все еще наблюдают за мальчиком, а на лице — пораженное выражение. Да. Он вполне подходит.

Вытаскиваю бумажник, беру из него визитку, и кладу ее на стол, чтобы написать записку Хамиду.

«Объявить войну было ошибкой. И хочу заметить... я выиграл».

Я всегда выигрываю.

Подойдя к его обмякшему телу, отпускаю визитку, и она, кружась, падает на его грудь, потом иду к выходу, к своим людям. Когда мы приближаемся к внедорожнику, я приветствую одного из головорезов Хамида, и говорю ему:

— Если ты хочешь, чтобы твой босс выжил, звони в скорую. Прямо сейчас.

Его глаза расширяются, прежде чем он бежит к кабинету. Мои люди собрались, готовые уезжать, и мы выезжаем под звуки разверзнувшегося ада.

Поворачиваюсь к Майклу, который сидит рядом, и наблюдает за мной широко раскрытыми глазами. Я ухмыляюсь, и взъерошиваю его волосы.