Моя чужая 2 (СИ) - Гринвэлл Ольга

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 44

Никита

Свобода!

Я замер на каменных ступеньках, запрокинул голову, любуясь ярким небом с перистыми облачками. Пахло весной, свежими листьями, только начавшими выворачиваться из почек. Легкий ветерок приятно нежил лицо.

Машина с водителем уже ожидала меня, но я не торопился. Хотел впитать в себя это дивное весеннее утро.

Через некоторое время, уже умостившись на кожаном сиденье, назвал свой адрес, но внезапно передумал — туда я всегда успею, сейчас мне нужно увидеть Лёльку.

Словно нарочно, по дороге попался цветочный магазин, и я выскочил, поморщился от боли в грудине — совсем забыл, что резкие движения мне противопоказанны. Выбрал самые красивые цветы. Это ей, моей любимой подружке, моей любимой женщине.

Оля

Дома невозможно находиться. Да и дом ли это, когда всё вокруг давит, душит, и хочется бежать, куда глаза глядят? Прожить бы неделю, а там зарплата, можно всерьез заняться переездом пусть даже в крохотную комнатушку. С каждым днем мама все больше зверела, не давала покоя. Даже во сне мне снились ее «бу-бу-бу». Когда-то она разрушила жизнь моего отца, так что он даже не хотел видеться с собственной дочерью, теперь принялась за меня.

Сегодня мама просто в ударе!

После ночной смены я только и думала, как бы побыстрее лечь в постель. Ночь выдалась сложной — перелом за переломом, а под конец бандиты притащили раненого в спину ножом товарища, пришлось вызывать полицию, составлять протокол… Когда я, наконец, вышла из душного помещения травмпункта на улицу, в голове крутилась единственная мысль — о постели.

Еще в прихожей услышала грохот посуды, звяканье вилок — помнила с детства: мама злится — стоит звон-перезвон. Хотела незаметно просочиться в комнату, но не успела.

— Мы с тобой договаривались, что ты поживёшь здесь, пока не помиришься с мужем! — она приняла воинственную позу. — Ты даже не делаешь попыток!

— Мам, я очень устала, у меня была тяжелая ночь…

— Сидеть у кровати своего бывшего любовника тебя не утомляет!

Я нахмурилась.

— Мам, что ты говоришь-то?! Никита всегда был моим другом…

— Конечно, другом. Наперегонки с Темой за тобой бегал, кто первый обрюхатит. Еще хорошо, что Тёма, дай бог ему здоровья, взял тебя в жёны, не оставил брюхастую…

«Может, маме нужен врач-психиатр?» — промелькнула мысль. Что-то в последнее время она явно не в себе.

— …Ты должна благодарить его, ноги мыть и воду пить, что избавил тебя от этого позора, — она истово перекрестилась.

А я замерла.

— Какого позора?

— Такого. Выродка твоего дружка.

Дверь позади отворилась — я так и не успела ее закрыть, — Артём застыл в проёме, с ненавистью глядя на мою мать.

— Что еще, ты, старая сука, наговорила ей?

— Тёма! — мать всплеснула руками, ее мгновенно побледневшие губы задрожали.

— Артём? — шокированная, я уставилась на бывшего мужа.

Оттолкнув меня, он двинулся на мою мать.

— Но разве я не права? Разве это не так? Никто из нас не хотел этого ребенка. И хорошо, что мы позаботились об этом вовремя. Она, — мать кивнула на меня, — должна быть благодарна за это. И в первую очередь тебе.

— Мне? — он зло рассмеялся. — А кто поил ее всякой гадостью? Да я только завершил начатое, дряхлая ты трещотка!

Мне вдруг захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть и ничего не знать. Артем и моя собственная мама говорили какие-то страшные вещи, говорили обо мне, словно меня здесь не было.

Он уже вцепился в воротник халата матери, я видела, как она хватала ртом воздух, покраснела, глаза выпучились…

— Артём! Что ты делаешь?

Он обернулся ко мне. Его ярко-голубые глаза стали белесыми от уже несдерживаемой ярости.

— Я не дам тебе развод! — выплюнул.

— Уже поздно. Мы больше не муж и жена.

— Что? — неожиданно тонким голосом воскликнул он. — Этого не может быть!

Стараясь говорить спокойно, пожала плечами:

— Я вчера получила документы о разводе.

— Ну уж хер вам!

Он внезапно толкнул мою мать в кухню, схватил нож, оставленный ею на столе, и прислонил к ее горлу. Кивнул:

— Звони в ЗАГС, придумывай что хочешь, но брак наш останется в силе.

— Ты сумасшедший! Ты можешь ее ранить! Мама!

Его смех был зловещим.

— Дура! Я просто убью ее, если ты не сделаешь, как я сказал.

— Я ненавижу тебя! — крикнула в отчаянии. — Если ты из-за клиники, которую украл у меня, то подавись ею! Мне ничего от тебя не нужно!

— Всё не так просто, Зая. Мой идиот-папочка составил договор, что ты не можешь просто так отдать мне ее. Она всегда должна контролироваться тобой, и поэтому ты останешься моей женой. Хочешь ты этого или не хочешь. А я хочу, я всегда тебя хотел. И мне насрать, что ты в постели как холодная треска. Ты — моя. И ничья больше!

— Ошибаешься, — раздался голос за моей спиной.

Никита

Не стал подниматься на лифте — хотелось испытать свои силы. Залежался на койке, тело требовало движений. Еще раз оглядел букет. Бело-розовые цветы волшебно пахли, так же как и волосы моей любимой девушки. Еще не достигнув ее этажа, услышал шум, а только поднявшись на лестничную клетку, увидел, что дверь в квартиру Оли приоткрыта. Может, я не вовремя?

Осторожно подошёл.

Увиденное шокировало. Мой друг Тёмка, схватив Елену Викторовну за грудки, нещадно ее тряс, а Оля стояла спиной ко мне и пыталась вразумить его.

Я потянулся за телефоном позвонить в полицию, но в следующий момент Тёмыч втолкнул несчастную женщину в кухню. Я увидел, как в руке у него блеснул нож.

— Звони в ЗАГС, придумывай что хочешь, но брак наш останется в силе, — требовал он.

Оля бросилась к нему, умоляя, чтобы он отпустил ее мать. Я слышал, как они спорили из-за какой-то клиники, скорее всего, той, о которой мне рассказывал Иван Тимофеевич.

— …Ты — моя. И ничья больше!

Внезапно я почувствовал привычное спокойствие. Всегда ощущал его в самые напряженные моменты.

— Ошибаешься, — я сделал несколько шагов к Артёму. Увидел удивление и надежду в глазах Лёльки, отстранил ее рукой себе за спину. — Ты не можешь всю жизнь управлять, Тём. Пора понять, что любой игре приходит конец, нельзя постоянно быть выигравшим.

— О, Никитос, дружок! — Артём усмехнулся. — Нарисовался всё-таки. Отлежался на больничной койке, отоспался, нахлебался больничных харчей…

— Да, и о многом подумал. Давай ты отпустишь тетю Лену, а мы с тобой сядем и поболтаем, как раньше, по-дружески.

— Хм, по-дружески? Не выйдет, Ник. Между нами не может быть дружбы. Между нами вот она, — кивком указал на спрятавшуюся за моей спиной Лёльку.

— Ты ошибаешься, не она между нами, а эта дурацкая клиника. Хочешь забрать ее — бери, только все это надо официально оформить. Уверен, что твой отец пойдет тебе навстречу. Если хочешь, я смогу убедить его…

— Ты! Вечно ты лезешь со своими убеждениями! Ольку ты тоже тогда убедил забраться к тебе в постель? Вечно первый, вечно лучший. Лучший друг, мать твою!

— Ты во многом сам виноват, Тём. Ольга ведь любила тебя, но ты сам все всегда портил, — я усмехнулся, потряс головой. Я заметил, что он уже не прижимал нож так близко к шее Ольгиной мамы. Надо еще чуток поговорить с ним, расслабить, перевести внимание на что-то другое. — Слушай, а жаль, что мы так и не встретились. Так хотелось посидеть с тобой у костра, вспомнить наши проделки. Черт, — я развёл руками. — Вместо этого загремел в больничку, эх…

Внезапно Артём взмахнул рукой и, оттолкнув Елену Викторовну, пошел на меня. Я не успел с облегчением вздохнуть — заметил дикую ненависть в глазах друга. Успел только подтолкнуть Олю к дверям.

— Сука, как же я тебя ненавижу!.. — лезвие блеснуло в его руке, я даже не прочувствовал боли, только увидел, как брызнула кровь. Заголосила Елена Викторовна, и, кажется, Олька что-то кричала. — Ты должен был сдохнуть в этом паршивом поле! Лучше бы я сам добил тебя, чем эти дебилы! — Он бросился на меня всем телом, и мы упали на пол. Я только молил бога, чтобы женщины не теряли время и бежали прочь из квартиры. Артём схватил меня за горло, ударил лбом в переносицу. Услышал противный хруст. — Когда же я, наконец, покончу с тобой, падла?