Миа Эшер - Легкое поведение

Мои щеки горят розовым, губы набухают. Вот-вот… Еще чуть-чуть. Я издаю стон… и делаю фотографию для мистера Каллахана в тот самый момент, когда мое тело, охваченное экстазом, возносится в небеса, а перед глазами мелькают всполохи ярких красок.

Готово.

Я разглядываю получившийся снимок — девушка с иссиня-черными волосами и бледной кожей ласкает себя, лежа в сладострастной позе на простынях в цветочек, ее синие глаза возбужденно сверкают, обещая адресату, ее любовнику, запретное наслаждение — и, удовлетворенная результатом, жму «отправить». Не проходит и минуты, как я получаю ответ. Загружаю фотографию и криво улыбаюсь, увидев ярко-голубую коробочку, аккуратно перевязанную белой лентой.

Наверное, внутренний голос все-таки прав. Я действительно продаю свою душу.

И что самое печальное, мне плевать.

Я шагаю по коридорам школы с видом царствующей королевы — осанка прямая, подбородок вздернут. Страх перед насмешками одноклассников запрятан так далеко, что я почти забыла о его существовании. Почти, но не полностью — об этом говорят мои слегка дрожащие руки. Вот ведь дерьмо.

Я смотрю прямо перед собой и ни с кем не встречаюсь взглядом, но чувствую, как толпа расступается на моем пути, словно я какое-то больное, заразное животное. А может им просто хочется получше рассмотреть мою попку, едва прикрытую короткой клетчатой юбкой. Если что, меня устраивает любой вариант.

У меня нет знакомых девочек, которые ждали бы меня, улыбаясь, у шкафчика, чтобы поделиться свежими сплетнями. Нет лучшей подружки, с которой можно ходить, держась за руки, и по дороге на урок английского трепаться о парнях и о том, что было на выходных. У меня нет никого… точнее, есть кое-кто, но он не считается.

Я росла без братьев и сестер, с родителями-эгоистами. Ребенку нелегко сносить одиночество, но оно, однако, научило меня довольствоваться обществом самой себя, сделало меня самодостаточной… или попросту черствой?

Когда я пошла в школу, история повторилась. У меня нет и никогда не было друзей. И однажды я узнала, почему никто не хочет со мной дружить…

…Мне было лет девять, наверное.

Как-то весной, в обеденный перерыв, я слонялась по школьному двору. На солнце было тепло, но воздух еще не прогрелся, и по моей коже бежали зябкие мурашки. Я брела к пустой скамейке рядом с детской площадкой и вдруг увидела, что навстречу идет Пейдж, окруженная стайкой своих подпевал. Сворачивать было поздно. Я помню, как опустила глаза в надежде, что меня не заметят, но увы. Мне не повезло. Приближаясь к ним, я услышала, как Пейдж — девочка-куколка, само совершенство — шепчет друзьям:

— Смотрите, какая она жирная. Не удивлюсь, если она даже во сне что-нибудь жрет.

Все дружно прыснули.

— А вы знаете, что, когда она была маленькая, ее бросила мать? — подхватил кто-то. — Она ушла от ее отца к какому-то мужику, но потом вернулась. Моя мама сказала не дружить с ней, потому что ее мать ворует чужих мужей, а отец — пьяница.

Мое сердце пропустило удар и сжалось от боли, глаза заволокло слезами. Каждое их слово наносило мне смертельную рану.

— Ага, — кивнула Пейдж и прибавила: — Моя мама рассказывала про это папе. А еще она сказала, что ее отец однажды пришел на родительское собрание и от него пахло спиртным, а все лицо было расцарапано. — Она выдержала паузу. — Мне тоже запретили с ней водиться, но я бы и сама не стала. Дружить с этой жирной коровой? Спасибо, как-нибудь обойдусь.

Ее друзья покатились со смеху. Заметив, что я остановилась и смотрю на них, а по моим щекам градом катятся слезы, они засмеялись еще громче, с каким-то звериным, оглушающим наслаждением.

Я бросилась бежать. Я бежала от них со всех ног, но в ушах по-прежнему звенели издевки, а в груди теснилась боль. Их жестокие слова не дали мне вырваться из уродливой реальности.

После этого у меня открылись глаза. Слушая их, я заново пережила ту страшную ночь, полную слез, упреков и криков — худшую ночь в истории брака моих родителей. Я вспомнила маленькую семилетнюю девочку и ту смелость, с которой она бросилась разнимать их, как она встала между ними, как умоляла перестать драться, упрашивала, чтобы они любили друг друга — так, как их любит она. Я вспомнила, как по ее лицу струились слезы, а голос дрожал от горя.

В тот день я поняла, почему девочек не отпускают ко мне ночевать. Почему у моей матери, самой красивой среди всех остальных мам, нет подруг. Почему отцы моих одноклассников вечно пялятся на нее. Почему моя няня, единственный человек, который по-настоящему любил меня и не считал досадной помехой, сказала однажды, что мой отец — хороший, замечательный человек. Человек, который остался ни с чем и потому сражался со своими призраками единственным доступным ему оружием — ненавистью и алкоголем.

В тот день, пока слова Пейдж разрушительным торнадо крутились у меня в голове, я выросла и попрощалась со своим детством. Мне открылась неприглядная истина. Я поняла, что любовь — это не самый желанный в жизни дар, а эмоция, испытывать которую без прилагающейся к ней боли дано единицам.

Многие говорят, что любовь делает человека свободным, но я не согласна… Любовь это клетка. Ее золоченые прутья выкованы из тоски, страданий и несбывшихся надежд. Как только я осознала, что прожить можно и без любви, вот тогда я стала свободной.

Ведь оказалось, что моей любви к маме и папе недостаточно, чтобы они полюбили меня в ответ или захотели дать нашей семье шанс. Просто недостаточно. Вот и все.

И я решила послать всю эту хренотень куда подальше.

Мне стало наплевать. На все и на всех.

Я поклялась себе, что никто — никто и никогда — не причинит мне больше такой боли, которую причинили они, мои родители. Осколки своего сердца я окружила колючей проволокой. Только попробуйте сунуться — мало не покажется.

Так на свет появилась новая я.

А потом я выросла. Детская полнота ушла, и я стала хорошенькой. Даже красивой. Словно гадкий утенок из любимой когда-то сказки, я превратилась в лебедя. Но несмотря на внешнюю красоту, внутри продолжала ощущать себя уродиной.

Мужчины всех возрастов стали на меня западать, и я летала как на крыльях от осознания собственного могущества. Я млела до мокрых трусиков, когда замечала в глазах мужчины желание меня отыметь или видела, как у него встает хер при взгляде на мою задницу. В конце концов я приняла решение подарить свою девственность мистеру Мэтью Каллахану. Мой выбор пал на него не случайно, но сердце, уж поверьте, никак в этом не участвовало. Просто он был отцом девочки, которая годами надо мной измывалась. Вот и все причины.