Всё равно будешь моей (СИ) - Лэнг Лили

— Никто мне не нужен. Ужинаю я дома. И кино могу посмотреть дома.

— А поцелуи? — не сдаётся Лилька и бровями играет.

Хихикнув, бросаю в неё салфеткой. Вот ведь неугомонная. Отворачиваюсь, чтобы вернуть карту в картотеку. Губу закусываю, немного замерев. Неосознанно вспоминаю поцелуй в ночи. Грубый, властный, наглый. От него до сих пор в дрожь бросает.

Тряхнув волосами, подхватываю новую карту и занимаюсь рутиной. С Лилькой смена пролетает очень быстро. Она дама болтливая, я молчаливая. Создаём баланс в тандеме.

Смена пролетает в безумном ритме. Под конец рабочего дня, уставшая, с гудящими ногами падаю в кресло за стойкой. Заношу последние данные в компьютер. Лиля так привычно щебечет над ухом. Посетители снуют по коридорам. Врачей уже нет, они до обеда всех больных обошли. Здесь и сейчас царят только медсестры.

— Добрый день, — раздаётся над головой низкий рокочущий бас и пробирает до дрожи всё нутро.

Я узнаю этот голос. Или это подсознание играет со мной. Голову не поднимаю, старательно клацаю по клавиатуре.

— Здравствуйте, чем могу вам помочь? — активизируется Лиля, закрывая меня. Вот это она молодец! Вот это она умница! Расцелую и шоколадку куплю.

— Воронцов Вадим в какой палате? Его в пятницу доставили.

— Да-да, в бежевой, но к нему нельзя, — продолжает коллега.

— Может быть, мы сможем как-нибудь решить этот вопрос? — добавляет хрипотцы мужчина.

Сглотнув, поднимаю голову и чуть смещаюсь. Разглядываю его вблизи. Самый настоящий викинг. Рыжий, бородатый, волосы длиннее, чем нужно, торчат в разные стороны.

— …только по разрешению невролога, — заигрывает Лилька, явно оценив стоящего посетителя. — Я сейчас позвоню ему, подождите.

— Конечно.

Женщина быстро обходит стойку, лишая меня укрытия. Мужчина ловит меня за подглядыванием. Цепко так впивается взглядом голубых глаз. Чувствую, щёки полыхают. Резковато отворачиваюсь вновь к монитору. Слышу насмешливый хмык. Он явно решил, что я на него засматриваюсь. Закатываю глаза. Сколько самомнения.

— Ничего прекраснее этого заката не видел, — внезапно выдаёт со смешком мужчина.

— Что? — оторопело оглядываюсь, позабыв о конспирации. — Какого заката?

— Заката ваших глаз, — улыбается белозубо и волосы зачёсывает.

— Неужели такие подкаты ещё срабатывают? — фыркаю я и, подхватив стопку документации, ухожу в сестринскую.

Долго там копаюсь, прислушиваюсь. Лилька получает разрешение, и мужчина из поля зрения пропадает. Выхожу обратно.

— Господи, Танька, — вздыхает она. — Этот Воронцов мужчина видный, так и друзья у него — просто обнять и плакать.

— Кого обнять и плакать-то? — хихикаю над более старшей коллегой. Так как женщина явно не к месту использует выражение. — И как ты умудрилась в Вадиме Дмитриевиче видного мужчину рассмотреть. Там всё лицо — один большой синяк. Как и всё тело.

— Собственные коленки, — фыркает Лиля. — Потому что такие образчики мужественности и силы никогда не посмотрят на таких, как мы. И с лица воду не пить, Танюша. Главное в мужчине — совершенно другое… Так, капельницу меняю ему я.

— Ой, замечательно! — улыбаюсь широко и завариваю себе новую кружку кофе. Я лучше взбодрюсь немного, мне ещё за сыном ехать.

Только вот телефонный звонок от заведующего меняет планы коллеги. Женщина долго и со смаком ругается. Напоминает о том, что гостя надо выдворить через пятнадцать минут. И бежит в реанимацию.

В бежевую палату, в которой лежит пациент, иду как на плаху. Чудится мне, что этот викинг опять навалится на меня. Зажимать начнёт, лапать и с поцелуями лезть.

— Время, Вадим Дмитриевич, — лепечу, даже голос дрожит в ожидании неизвестности. Хотя умом понимаю, что он меня не мог видеть в той темени. И, соответственно, не знает, кто я такая.

— Иди, Гризли, — устало рычит пациент. Невольно бросаю взгляд на сидящего бородача. А ему подходит прозвище. Он на самом деле как медведь.

Посетитель поднимается. Что-то коротко бросает. Я стараюсь больше не смотреть на него. Заменяю опустевшие флаконы капельницы на новые. Ворчу по поводу давления. Воронцов слушает, прикрыв глаза и с полуулыбкой на разбитых губах. Не знаю, кто его избил и за что. Но мне нравится этот мужчина. И не в сексуальном плане, а по тому, как общается с медперсоналом.

Вадим Дмитриевич под мой бубнёж засыпает окончательно. Поправляю плед, отодвигаю стул от койки. И выхожу из палаты, тихо прикрыв дверь. Разворачиваюсь и бьюсь носом об бетонную грудь. Да что ж он так любит вторгаться в личное пространство?!

— Он спит, — строго говорю, задирая голову. — И будить его не стоит. Давление поднялось.

— Мы с тобой нигде не встречались? — прищуривается мужчина.

— Нет, — выпаливаю слишком быстро.

— Точно? — сужает глаза, и тяжёлая рука ложится на деревянное полотно за спиной, запирая меня в этой тестостероновой клетке.

— Я бы непременно запомнила.

Он опять самодовольно улыбается, сверкая клыками.

— Пропустите, у меня нет времени на праздные разговоры.

— Как звать тебя, Зеленоглазка? — вдруг меняет тему, и опять эта хрипотца в тембре. Как же он филигранно управляет своим голосом. Аж мурашки по спине бегут.

— Татьяна, — сухо отвечаю. Не вижу смысла врать или отмалчиваться. Если захочет, узнает у друга.

— Фамилия, Татьяна? — меж тем продолжает допрос викинг.

— Григорьева, — называю девичью фамилию, так как уже полгода не ассоциирую себя с фамилией мужа. Хотя по паспорту мы ещё не в разводе, и я ношу его фамилию.

Цокнув, мужчина отшагивает немного разочарованно. Получив небольшую свободу, бочком протискиваюсь между ним и дверью и бегу на пост. Там, если что, есть барьер в виде высокой стойки. И телефон. В случае чего — позову на помощь. И… степлер. Если помощь задержится, буду отбиваться.

Глава 4. Гризли

Выходные пролетают стремительно. Вроде бы только сегодня была суббота, и вот тебе понедельник, Матвеюшка. Не ждал, а он припёрся. Вообще, чем старше ты становишься, тем быстрее время летит. Дни, недели, месяцы — всё сливается в единую мешанину, которая особо и не запоминается.

Возможно, потому, что я привык к другому темпу. К вечным тренировкам, поездкам, перелётам. Эта обыденность и рутина обычного предпринимателя не для меня. На ринге каждая секунда на вес золота, и чаще всего исход решает мгновение.

После завершения карьеры я открыл несколько залов единоборств и тренажёров. Как для профессионалов, так и для начинающих. Даже детские секции имеются. В принципе, то, что я заработал и приумножил в UFC, хватило бы на долгую безбедную жизнь. Но почему бы не преумножить свои финансы? Как оказалось, просто преумножить не получится. Тут тоже пахать надо.

Вот и пашу. В цифрах пытаюсь разобраться, что подсунула мне наш бухгалтер. Нет, надо и эту часть работы делегировать.

— Ты к Вадиму ездил? — спрашивает меня Стёпа, заходя в кабинет.

— Нет, замотался, — бросаю взгляд на часы и передаю ему документы. — Глянь, я вот ни хера не математик.

— Надо его в Германию забирать. Есть у меня знакомые врачи. Своих подтянешь, вообще с комфортом устроим, и вылечат его там, — говорит, забирая бумаги. Долго изучает их и возвращает мне, указывая на строчку. — Это что за перевод?

Киваю, значит, не я один дурак.

— Это командировочные для наших. Я вот тоже от этой суммы охренел. Подпись стоит Балашова. Печать твоя, — рыщу в папке, что оставила дотошная Лина Фёдоровна. Достаю нужные акты и протягиваю компаньону.

— Гризли, мать твою! — вскакивает Стёпка. — У Балашова давно нет права подписи! Я вообще впервые вижу эти доки. И никогда бы не дал разрешения списать почти пол-ляма баксов на этих малолеток. Да я б на тебя столько не поставил! Он там охренел совсем?

— Эй! Чего это не поставил? Да на меня и больше ставили! — возмущаюсь постановке вопроса.

— Ага, в твои лучшие годы — возможно, — фыркает почти бывший друг и будущий мертвец. — Не пыхти. Потом покажешь мне свой коронный. Сначала Балашова найти надо и спросить, какого члена он там берега путает.