Олег Болтогаев - Подростки

— Тетка — лучше всех, — улыбнулась я.

— А как кузены, по ночам спать не мешали?

Кровь ударила мне в голову. Откуда он знает? Или это случайный вопрос?

— Какие еще кузены? — нашла в себе силы промолвить я.

— Ну, кузены бывают двоюродные, троюродные, — начал перечислять Толик.

— Родные и не очень, — встрял рыжий.

— Ну, ладно, давай за твою тетку, — Толик налил снова, как в первый раз.

— За тетку! За дядьку! — обрадовался рыжий. — За кроликов!

— Серьезно, давай за нее, — Толик придвинулся ко мне.

— Давай, — я вспомнила тетку, и мы выпили.

— До дна — это хорошо, — тихо сказал Толик, — тебя никто не обижал?

— Нет, кто меня будет обижать? — я вдруг почувствовала, что опьянела.

— Ну, всякие плохие мальчики.

— Нет, никто не обижал. А как ваша командировка?

— Задание Родины выполнено, — он икнул.

— Так где же Вася? — имя чернявого неожиданно всплыло в моей памяти.

— Вася уже дома. То есть, в войсковой части номер т-сс, — он прижал палец к губам.

— Он завершил пятилетку досрочно, — умничал рыжий. Его уже развезло.

А вот его имя я вспомнить не могла.

— Колян! Угомонись, — попросил Толик.

Коля. Надо же, забылось совсем.

— Еще по одной, и неугомонный Колян угомонится, — сказал рыжий о себе.

Он с трудом родил слово «неугомонный», и я вспомнила, что такие же проблемы были у него и в прошлый раз. Только слова были другие. Значит, скоро он уйдет в отключку.

И мы останемся с Толиком одни.

Четвертое место было свободно. И никто уже не придет. Ночной перегон длинный, остановок практически нет. Я посмотрела в окно. Уже совсем стемнело. Вечера стали холоднее. Лето заканчивалось.

Солдатики опять налили. Кролик был уже наполовину съеден.

— Давайте еще по одной, за зайчиков, — с трудом ворочая языком, сказал рыжий.

— Нет, я не буду, — ответила я.

— А вот теперь — за нас, — сказал Толик.

— Но за нас мы уже пили.

— Нет, то мы пили за тебя, а теперь — за нас.

Будь что будет, подумалось мне, и я снова выпила. До дна.

Колян едва успел упасть на свою верхнюю полку и тут же отрубился.

Дальнейшее я помню с одной стороны хорошо, с другой стороны все так странно, словно это происходило и не со мной вовсе.

Толик неторопливо собрал со стола. Затем налил еще по чуть-чуть. Мы с ним чокнулись стакашками. Пойдешь за меня замуж, спросил он. Пойду, ответила я.

Дай мне твой адрес. Я дала. Я тебе напишу, сказал он. Напиши, сказала я. Я в тебя влюбился. Я в тебя тоже, ответила я. Он осторожно обнял меня и стал целовать. Не надо, юбку помнешь, прошептала я. У тебя красивые ноги, ты это знаешь, спросил он. Теперь знаю. Чулок не носишь? Лето, какие еще чулки. Можно, я расстегну тебе кофточку, жарко же? Расстегни. Я закрою дверь на замок? Закрой. Я постелю постель? Постели. Иди сюда. Зачем, моя полка здесь. Тогда я к тебе приду. Не смей, слышишь? Слышу, а ты слышишь, как стучит мое сердце? Слышу. Давай, я послушаю твое, снимем кофточку совсем, жарко же. Да, жарко. Какой у тебя красивый лифчик, можно, я и его расстегну? Перестань, ты что. Я не что, я кто, я твой жених, мы с тобой поженимся, вот увидишь, боже, какая у тебя грудь. Какая? Что ты делаешь, мне стыдно, вдруг кто зайдет. Любимая, никто не зайдет, как снимается твоя юбочка, жарко же. Вот, застежка сбоку. А ты почему все еще одет, жарко же. Сейчас, сейчас, юбку снимать вверх или вниз? Да ты что, никогда не раздевал девушек? Нет, не раздевал. Врешь зачем? Погоди, порвешь, я сама сниму. Любимая, давай, ляжем рядом. Но жарко же. Нет, мы ведь разделись, и теперь скорее холодно, прижмись ко мне. Да, холодно. Какие у тебя горячие губы и пахнут вином. Это потому что ты подпоил меня. Люблю тебя, а ты меня? А я? Я не уверена, милый, а вот это снимать не надо. Почему, разве ты спишь в них? Дома снимаю, а в поезде — извините. Так это наш дом, любимая, пока такой, потом я построю большой и хороший, мы поженимся, у нас будут детки, приподнимись малость. Ты с ума сошел, что ты делаешь, вдруг Колян проснется. Колян проснется завтра к обеду, я положу их вот сюда, где уже лежит лифчик. Боже, Толик, не надо, давай в другой раз, ну, пожалуйста. Лена, любимая, другой раз, конечно, будет, но сегодня такая ночь, позволь мне любить тебя. Мне будет больно. Но я осторожно, любимая, я возьму себе твою боль, не сжимай так колени. Я боюсь, боюсь. Раздвинь пошире, прошу тебя, вот так, а теперь просто лежи и ни о чем не думай, лежи и все, дай мне твои губки, дай. Толик, мне больно. Все, все, все, любимая, все моя девочка, вот так, вот так, смотри, как славно, а ты не хотела, и уже не больно, правда, вот так, вот так. Мамочка, что ты со мной делаешь, я боюсь, мамочка. Милая, все хорошо, я с тобой, я сейчас, я сейчас, милая, вот оно, это мгновение, вот оно, вот, вот, ты чувствуешь, любимая, вот, вот. Вот и все, любимая. Вот и все. А ты боялась.

И он обессилено упал на мое плечо. Какая же ты шалава, подумала я про себя.

Еще целкой попыталась прикинуться. Я тяжело дышала, он завел меня здорово, но я так и не кончила. Он, собственно, об этом не сильно заботился.

Не то что Роман. Вспомнив Романа, я чуть не вскочила. Но какая теперь разница, с кем и сколько, подумала я. Толик заснул. Я опустила ладонь между ног. Ничего себе. Этот жеребец выплеснул в меня столько, что хватило бы зачать пионерлагерь. Я вытерлась. Хотелось завершить процесс хотя бы на автопилоте.

Но я сдержалась.

Потом я встала, надела трусики и лифчик и легла на свою полку.

В голове было, увы, пусто. Как в бочке.

Удивительно, но утром он все же проснулся, стал целовать меня и просить прощения, клятвенно обещал жениться. Дал свой адрес и фотографию, помог мне вынести вещи, словом, был очень и очень взволнован. Я позволяла ему ухаживать за собой. Наверное, это мне льстило. Уже в тамбуре мы еще раз поцеловались.

Пиши, любимая.

И ты пиши.

Тетрадь Миши

Мои дела с Наташей идут на лад. Есть в отношениях с девушками некая черта, после прохождения которой становится ясно, еще чуть-чуть — и она твоя. Стало даже как-то страшновато, когда я почувствовал, что цель так близка. Одно дело Лидка, она девушка простая, без претензий, а Наташа птичка другого полета. Ее отец начальник городской милиции. Может быть скандал неописуемый. Лидка, та сама через пару дней растрезвонила всем, и я был поражен этим. С Наташей надо как-то так, чтоб все было шито-крыто.

Теперь она почти не отталкивала меня во время наших ежевечерних ласк, она преданно смотрела мне в глаза, когда я рассказывал какую-нибудь байку, ты сильный, говорила она мне, трогая пальцами мои бицепсы, ты смелый, шептала она, когда я описывал стычку с пацанами с соседней улицы.