Кора Брент - Помни меня (ЛП)

Анника слегка вскрикнула, когда он оттянул её голову дальше. Его взгляд был возбужденным, когда он раздвинул её ноги и устроился между ними. Все эти ночи, когда они играли в занятия любовью, он никогда не доходил до самой сути. А сейчас готов. Она поняла.

— Мерсер, — прошептала она, касаясь его лица, — я так люблю тебя.

Он был у её скользкой щелки. Конечно, Анника слышала шепот почтенных дам, что это будет больно. Но все будет в порядке, потому что боль мимолетна, если ты в руках своего мужа. И все же, Мерсер Долан не был ее мужем. Она увидела в его лице, что он выбрал сегодняшний вечер, чтобы проникнуть в нее и сохранить этот момент для себя. Она не хотела останавливать его, не совсем так. Анника закрыла глаза и приготовилась.

— Анни, — сказал он с болью голосом, все еще не торопясь войти в неё. Этим прозвищем только он называл ее. Она удивилась, когда он резко слез, перекатываясь на спину, и судорожно вздохнул. Он заметил, как она смотрит на него и криво усмехнулся. — Черт возьми, — сказал он.

— Дорогой, — она поцеловала его грудь. — Я хочу этого. Я хочу быть с тобой.

Мерсер отвернулся. — Когда ты так говоришь, Анни, сразу кажется, что нужно встать и сделать предложение.

Она подумала о Мерсере Долане, как о муже. Картинку не так легко было представить.

— Это что так страшно? — она поцеловала его грубую щеку, чувствуя щетину на своей щеке. — Ты мог бы брать меня каждую ночь. Как хотел взять меня с той первой ночи.

— А я мог ведь, ты же знаешь, — напомнил он ей, улыбаясь.

Анника влепила ему пощечину за его нахальство, и он в ответ жестко прижал её руки вниз.

— И я могу прямо сейчас, Анника Ларсон, — сказал он с полной уверенностью, а затем отпустил ее, нагибаясь под кровать, чтобы схватить бутылку виски, которую он там оставил.

Он сделал несколько глотков, пока Анника наблюдала за ним со смешанными чувствами. Мужчина был в бешенстве. Так часто она отчаянно хотела, чтобы вместо него она любила Джеймса. Анника знала, Мерсер по-прежнему с дэйнсами. Её интересовало, посещает ли он Комнату Розы, когда ему приспичит. Да, Мерсер Долан делал так, как ему заблагорассудится. И, вероятно, всегда будет.

Но потом он осторожно поставил бутылку на пол и прижал ее к своей груди. Мерсер был жестоким бандитом, преступником. Тем не менее, рассудок исчез, когда она оказалась в его объятиях. Анника понимала, что он в некотором роде заботился о ней, что выходило за рамки простых плотских утех. Она понимала это, потому, что он был прав; он мог бы давным-давно лишить ее целомудрия и покончить с этим. Так кто же она для него? Что может быть у них в будущем?

— Я слышала, Каттер Дэйн вернулся в Раздор-Сити, — сказала она.

Мерсер застыл. Он растягивал слова. — Что ты знаешь о Каттере Дэйне?

Анника приподнялась на локте. Он никогда не был очень откровенным, но сегодня она подтолкнет его.

— Он ваш лидер, так? Лидер дэйнсов? И парней Таннеров тоже?

Мерсер хмыкнул. — Ты читала ту газетенку, которая приплыла сюда из Феникса. И, скорее всего, наслушалась Джеймса. Каттер Дэйн мой друг, Анника. Нет, он больше, чем друг. Я доверю этому человеку свою жизнь. Я доверяю ему больше, чем доверяю своему чертову брату. Я бы поехал с ним, даже если бы мы направлялись прямо в жерло ада. Я не жду, что ты поймешь.

Анника ухмыльнулась.

— Боже мой, неужели ты думаешь, что есть что-то еще, чем ты бы меня смог шокировать? Вспомни, как мы встретились, Мерсер Долан. Что было в том ящике, что вы все равно украли из повозки? Ты никогда не говорил мне.

Мерсер улыбнулся.

— Бумага.

— Бумага? Ты имеешь в виду деньги?

— Я имею в виду бесполезную бл*ть бумагу. И не заговаривай мне зубы сладкими речами. Я знаю, что это не шокирует тебя.

Мерсер снова лег на нее сверху. Он все еще был в боевой готовности. Своим кончиком он поддразнивал ее, что сводило с ума. Мерсер это понял. Он улыбнулся и снова прижал ее руки, когда она начала шевелиться, отчаянно желая удовлетворения. — Единственное, что действительно стоит этого дерьма — золото. Коробка, полная золота. Вот это то, ради чего, можно приставить пистолет к голове человека.

Она хотела спросить его о многом, но ее разум отключился. Было только ее тело, и его тело и то, как они ощущались вместе.

— Мерсер, — простонала она, закусив губу, когда он сдвинул ее ноги и осторожно заскользил вперед-назад на ее чувствительном местечке. Анника начала двигаться, встречая его, поддерживая ритм. Она чувствовала это с ним и раньше. Она хотела, почувствовать это снова. Волна медленно нарастала, очень медленно, а затем накатила на нее с сокрушительным блаженством. Она знала, это грех, или, по крайней мере, настолько близко к тому, что различие было незначительным. Её это не волновало. Анника не могла себе представить, что акт сам по себе будет намного лучше. И все же Мерсер уверял её, что так и будет.

— Будет, моя милая. Будет, — он прошептал ей на ухо, прежде чем излить свою горячую струю ей на живот.

Когда его семя высохло на ее коже, в месте, где не причинит никакого вреда, Анника беспокойно устроилась напротив. Чем все это закончится? Ничего хорошего не выйдет из расспросов Мерсера. Он улыбнется и бойко ответит, прикасаясь к ней, и таким образом заставит замолчать. И все же, иногда она видела нежность, в которой было мало общего со страстной горячкой. Анника отвернулась от него, желая обрести необходимый покой, а другой половиной желая того, чтобы она влюбилась в другого.

Вскоре после того, как он заснул, как она думала, она услышала, как он выдохнул ее имя в темноте.

Глава 11.

Раздор-Сити, штат Аризона 

Наши дни

 Когда Мэддокс открыл глаза, он задался вопросом, какой, черт возьми, сейчас год? Сколько тысяч раз он смотрел утром, спросонья, на вздутый потолок и панельные стены? Дом его детства застрял во времени.

Но на самом деле, это было не так.

Время гнало вперед в своем нещадном темпе, и его отец делал последние вздохи в своей комнате. Мэддокс выпрыгнул из узкой кровати, которая была куплена для ребенка и не подходила для мужчины. Он взглянул на экран своего телефона и увидел, что прошло четыре часа с тех пор, как он отошел от постели Священника и, окунулся в беспокойный сон.

Мэддокс натянул свои сползшие боксеры и поспешил в комнату отца. Дыхание старика было неровным, и его кожа была такой же болезненно-бледной, цвета близкой смерти, но он был жив. Мэд деликатно коснулся пергаментного лба и вздохнул с облегчением. Он был не совсем готов противостоять неизбежному.