Элизабет Макнейл - 9 1/2 недель

Ни он, ни она не двинулись с места. Только в ту секунду, когда я сажусь на кровать, собираясь наконец задать вопрос, он говорит женщине:

– Продолжай.

Это длится около получаса: она надевает на меня такой же, как у нее, парик, накладывает мне на лицо много косметики, которую она достает из парчовой сумочки, наполненной тюбиками, баночками и щеточками. Хотя она терпеливо старается наклеить мне фальшивые ресницы, ей это не удается. Я к ним не привыкла и не в состоянии не мигать. Кончается дело тем, что она густо накладывает тушь на мои ресницы, сначала один слой, потом другой и третий. Она обводит мне губы коротким и жестким карандашом, потом очерченную таким образом поверхность красит губной помадой, а сверху наносит вазелин. Еще раз поправляет на мне парик, старательно причесывает его и, довольная, говорит:

– Иди, лапочка, посмотри на себя в зеркало, оно там.

Я смотрю на него. Он сидит в единственном кресле в комнате, положив ногу на ногу и засунув руки в карманы. Молчит. Я медленно иду в ванную и смотрю в зеркало. Оно разбито, и трещина отрезает треугольник в левом его углу.

Я вижу то, на что обычно стараешься не смотреть, если ты с мужчиной, и на что с неловкостью бросаешь беглый взгляд, если ты одна: проститутку с 8-й авеню. Не прелестную ночную красавицу парижских кафе, а чудовищную, отвратительную, жалкую нью-йоркскую шлюху, ужасно накрашенную и готовую в равной степени или предложить прохожим свои услуги, или своровать у них бумажник. Да, тот тип шлюх, которые в шесть часов вечера в дешевых магазинах прячут лицо за пластиковыми сумками, чтобы спрятаться от полиции нравов.

Я оборачиваюсь к ним… не в силах уйти, убежать. Я в ужасе… Нет, не то… Трое людей смотрят друг на друга в крошечной мерзкой комнате: две проститутки и элегантный мужчина, прекрасно чувствующий себя в темно-синем костюме в полоску, безупречной розовой рубашке и синем галстуке в мелкий белый горошек.

– Ты потрясающе выглядишь, цыпочка, – говорит первая проститутка второй.

– Я плачу тебе не за разговоры, – смеясь, отвечает сидящий в кресле мужчина.

– Так она вам нравится? – упрямо спрашивает первая проститутка. – Вы этого хотели?

– Ну, ты же не за красивые глаза это делала, – пока еще любезно отвечает он. – И все это стоило тебе треть от того, что ты запросила, значит…

– Не так-то просто надевать на женщину вещь за вещью, да и с размером, если хотите знать, тоже были некоторые сложности…

– Всем здесь хочется разговаривать, кроме меня, – говорит мужчина. – Сними с меня одежду. И не торопись. У нас нынче ночью полным-полно времени. Пришло время, и больше его не будет, узнать все об этих блядских штучках. Воспользуемся этим. А ты, – говорит он, обращаясь ко мне, – садись и смотри. Тебе многому следует научиться.

Я пристально разглядываю дыру в полу около ванной. Она начала его раздевать (я и до пуговицы на его рубашке никогда не дотронулась); делает она это спокойно и сноровисто, как мать, раздевающая малыша для того, чтобы он принял ванну, а мальчик настолько устал от игр и беготни, что он не думает сопротивляться, пока мама снимает с него грязную одежду, ставит его в ванну, надевает на него пижаму и подтыкает одеяло, уложив в постель.

Он ложится на спину и говорит мне, глядя не на меня, а на женщину, которая стоит перед ним:

– Садись на этот стул и не шевелись.

Как во сне, я подхожу и сажусь. Как во сне, я вижу, как она становится на колени между его ногами. Я не могу унять дрожи, хотя я сжимаю ноги, опираюсь локтями о колени и зажимаю пальцами рот. Он ловко снимает с нее юбку, и я вижу черный треугольник ее трусиков и ее зад. Несколько секунд я думаю только о том, что кожа ее очень бела и кажется безупречной. В моем мозгу объективно отражается картина, которую я вижу перед глазами (я только испытываю некоторое вежливое удивление): толстые ягодицы и пышный парик шевелящийся между ног лежащего мужчины. Вначале я слышу только, как она сосет; потом он начинает задыхаться, стонать. Я хорошо знаю эти звуки. Я считала, что они в некотором роде принадлежат мне, в той мере, во всяком случае, в какой я одна была способна вызвать их своим ртом, в той мере, в какой они были результатом моего таланта, моего умения. Запястья у меня влажные и измазаны тушью. Женщина просовывает руку между его ляжками, ее голова теперь двигается вертикально, снизу вверх, поднимается и опускается прерывистыми толчками.

– Да, да, – шепчет он, – Боже мой.

Почти не понимая, что я делаю, я срываю со стоящей на коленях женщины парик и вцепляюсь в ее темные, шелковистые волосы.

– Но что…

Она сопротивляется, наши тела сплетаются. Он садится на край кровати. Я оказываюсь перекинутой через его левое бедро, правой рукой он хватает меня пониже колен, а левой – обе моих руки за моей спиной. Он сдергивает с меня юбку, хватает ремень. Потом просовывает руку под резинку и спускает с меня штаны. Я сжимаю зубы, обезумев от ужаса, меня переполняет бешенство. Не хочу кричать, пусть он бьет меня часами, не хочу… Учитель в колледже говорил одному ученику, мрачному парню, который был сильнее и выше всех нас:

– Твой отец должен был бы положить тебя к себе на колени, спустить тебе штаны и выпороть. – Он говорил так, когда этот отрок опрокидывал чернильницу (или даже тогда, когда он ничего такого не делал). Все это говорилось мягко, но даже в этой мягкости сквозил какой-то кошмар. Это давно забытое воспоминание всплывает в моем мозгу. Но сейчас все гораздо хуже. Все, что он делал со мной эти недели, было не так унизительно, как эта насильственная плотская близость. Быть привязанной к постели, ползать по полу, жить в наручниках, нет, это все раем покажется с теперешним положением, когда я подставляю ему ягодицы, как на блюде, а кровь кипит у меня в жилах, гудит в ушах…

Естественно, дело кончается тем, что я кричу. Он перестает хлестать меня, но не отпускает. прохладная ладонь гладит меня по коже, по телу пробегают пальцы; рука подсовывается под мой живот, спускается по ляжкам к коленям, скользит по ногам.

– Дай мне вазелин, который ты принесла, – говорит он женщине, – и держи крепко ее руки.

Он раздвигает мне ягодицы, глубоко засовывает палец в мой задний проход, а другой – между половыми губами; вторая его рука по-прежнему скользит между моими ногами. У меня напрягаются все мышцы. Перед закрытыми глазами вертятся желтые спирали; я стараюсь сосредоточиться на них. Скриплю зубами, вонзаю ногти в ладони; я в большем отчаянии, чем была тогда, когда он побил меня в первый раз.

– Я больше не могу, прошу тебя, не…

А мое тело начинает медленно двигаться в такт движениям его пальцев. Я выгибаюсь, дрожу.