Эмма Марс - Спальня, в которой ты, он и я

Ознакомительный фрагмент

– Давай, Эль, – приободрил он меня своим неповторимым бархатным голосом, как у героев фильмов Кристиан-Жака или Марселя Карне. – Не бойся, открой ее!

Так вот что он скрывал от меня в последнее время! Как мне теперь показать, что я и думать не думала о готовящемся сюрпризе? Выразить полное удивление и восторг? Притвориться, что не верю ему? Наверное, в этот момент я выглядела смешно. Развернув золотую бумагу, я обнаружила черный бархатный футляр, в котором лежало кольцо из розового золота с бриллиантами. С первого взгляда мне стало ясно, что подобного рода роскошь я раньше не то что в руках не держала, но даже не видела: тонкое сочетание простоты изящной оправы и ювелирной обработки бриллиантов, с одной стороны, а с другой – изысканность и несомненная ценность материала. И даже больше: каждая грань, каждый блик отраженного света свидетельствовали о том, что у кольца есть история. Такое не могло выставляться в витрине ювелирного салона, оно хранило в себе память его прежних обладательниц.

– Это кольцо принадлежало Гортензии, моей матери, – серьезно ответил Дэвид на мой вопросительный взгляд. – А до нее – моей бабушке. Если захочешь, то будешь третьей женщиной в нашей семье, кто носил это обручальное кольцо. Я попрошу, чтобы его сделали под твой размер.

Мама и бабушка. Наша семья. Обручальное кольцо… Мой истощенный мозг отказывался воспринимать суть, я слышала только ключевые слова, да и они вели себя странно: сталкивались друг с другом и разлетались в разные стороны, как в бильярде, и в этом не было ничего смешного. В висках в сумасшедшем темпе стучала кровь, мне даже показалось, что веснушки на моем лице покраснели и стали пульсировать, как сигнал тревоги.

– Обручальное кольцо? – я сделала вид, что не понимаю, о чем речь.

– Да, кольцо, которое надевают при обручении. Перед свадьбой его снимают, а потом надевают на пальчик во время бракосочетания. Такая у нас традиция.

Чтобы я скорее вникла в смысл его слов, он достал колечко из футляра и попытался надеть его на безымянный палец моей руки.

– Подожди… Нет!

Я резко отдернула руку, но сразу же поняла, насколько обидным мог ему показаться этот невольный жест. Однако Дэвид сам стал извиняться передо мной.

– Прости… Я, как всегда, тороплю события.

Вокруг собора, несмотря на поздний час, толпой бродили зеваки. Наверное, многие заметили, что происходит на нашей барже, под пологом, у столика, накрытого на двоих. Некоторые принялись неистово аплодировать и что-то нам кричать с берега. Видимо, они решили, что это спектакль, дополнительный бонус к их программе романтической прогулки по ночному Парижу.

Поняв нелепость ситуации, я совершенно неожиданно даже для себя расхохоталась.

– Что тут смешного? Тебе весело?

– Нет! Вовсе нет! – я не могла, к сожалению, справиться с собой и продолжала хихикать. – Право, не знаю, все это настолько …

Неожиданно. Потрясающе. Изумительно красиво. Фантастически приятно. И при всем при том как-то по-мещански. Я даже не могла разобраться, какие чувства испытываю в данный момент в большей степени. Разве что признательность. Она переполняла все мое существо, я чувствовала, как внутри меня разливается теплая мягкая волна и заполняет каждую клеточку тела. Появилась уверенность, что с Дэвидом моя жизнь отныне станет такой же спокойной, гладкой и романтически приятной, как река, на волнах которой мы в эту минуту мирно покачивались.

Мадам Анабель Барле. Неужели это – я, обыкновенная девушка, вечно в пути между Парижем и Нантерром в трясущейся электричке.

– Мне не нужен твой ответ прямо сейчас. Обдумай.

– Да… Но я хочу сказать: спасибо тебе. Спасибо, что решил согласовать это дело со мной, – добавила я сухо, взяв себя в руки.

В это время что-то произошло. Я не могла понять, что именно, но что-то пошло не так в безукоризненном спектакле, какая-то деталь прозвучала фальшиво. Мажордом, до того времени державшийся в тени, подошел к столику, чтобы долить в бокалы вина, хотя мы почти не пили.

Пузырики шампанского оживились и поползли вверх, быстро отрываясь от стенки хрустального бокала. Они напомнили мне вчерашний день и моего последнего, как я поклялась себе, клиента. Как по цепочке, это воспоминание привело к другому – к тому дню, когда мы с Дэвидом познакомились. Я долго пыталась заглушить память об обстоятельствах, при которых произошла наша встреча, спрятать эти воспоминания подальше от самой себя.

Но если Франсуа Маршадо, старый приятель моего будущего мужа, два раза в неделю его партнер по теннису в последние годы, мужчина, с которым я переспала в тот самый вечер, когда Дэвид Барле вошел в мою жизнь… А что, если Франсуа заговорит? «Ночные Красавицы», выбор по каталогу, номер в гостинице «Отель де Шарм».

– Хорошо, договорились, – продолжил тот, кто ничего не знал о моих ночных похождениях. – Я не хочу давить на тебя, но если ты будешь долго думать… Я бы предпочел назначить день свадьбы на ближайшее время.

Ну что я могла прочитать за этой улыбкой, такой жизнерадостной, лучистой, чистосердечной и такой далекой от всех моих мерзких воспоминаний? Какой намек, какой скрытый смысл ускользнул от меня?

– Что ты имеешь в виду, говоря «на ближайшее время»? – спросила я ледяным тоном. Впрочем, он тактично сделал вид, что не заметил этого.

– На восемнадцатое июня.

Это же день моего рождения! Мне исполнится двадцать три.

Мадемуазель Анабель Лоран, согласны ли вы стать женой месье Дэвида Барле, здесь присутствующего, и до конца дней добровольно связать себя с ним в том возрасте, когда вам бы пристало вести жизнь легкую, без забот и обязанностей?

– Но ведь это чуть ли не завтра! – воскликнула я, сильно преувеличив.

– Знаю. Но это не должно тебя волновать: если ты согласна, мы сыграем свадьбу у нас.

– У вас? В вашем особняке Дюшенуа?

– Именно. Арман все устроит. Тебе только надо дать ему список приглашенных с твоей стороны. Ну и, разумеется, подписать кое-какие бумаги.

Я не могла позволить ему томиться в ожидании. Когда день рождения сочетается с предполагаемым первым днем новой жизни, что может быть лучше? Воистину «лучший в жизни день». Это предложение стало финальным аккордом спектакля, который разыграл для меня Дэвид. Да, что называется, мастерский ход. Разве можно было ответить иначе, кроме как…

– Да.

Моя сияющая улыбка стала подтверждением сказанного, но я почувствовала, как в другой части тела, о которой большинство не догадывается или не хочет знать, где-то внутри утробы, на дне живота, внезапно открылась бездна, и оттуда раздался нарастающий рокот, возбудивший во мне болезненную волну, пронзившую тело от головы до пят, отразившуюся в каждой клеточке, в каждом органе.