Любовь Дикого (СИ) - Ангелос Валерия

Стоп. Так не катит. Нужно видеть твои глаза.

Поворачиваю на спину. Рядом укладываю. Нависаю сверху, заглядываю в лицо. Пробую считать все до единого чувства.

Ты такая…

Поплывшая. Зависшая.

Расплавленная.

И до одури родная.

Даже не пытаюсь себя сдержать. Поцелуями покрываю. Каждую твою черту губами пропечатываю. Большим пальцем веду по точеным скулам. Лицо в ладонях сребаю. Терзаю твой рот. Вырываю ответ за ответом.

– Люблю тебя, – рык раздирает горло. – Моя ты.

– Демьян…

– Люблю, Катя.

Закрываю ее протест поцелуем. На руки подхватываю. Дальше – на диван. Заваливаю сверху. На себя.

Поздно бежать.

Это судьба.

Помнишь?

Мы опять лицом к лицу. Обвожу ягодицы. Крепче притягиваю. На хуй насаживаю. До упора. Плавно. Медленно. Так, что сперма закипает в яйцах.

От судьбы удрать еще можно.

А от меня – хер.

Чувствуешь?

Мой хер в тебе. Пара секунд – тонешь в новом оргазме. А меня ведет от эйфории в зеленых глазах. Сверкающих. Кошачьих.

Блядь.

Ты во мне, Катя.

И похуй, что я тебя сейчас трахаю. Ритмично двигаю бедрами, когда ты оказываешься сверху. Натягиваю на хуй плотнее. Жестче. Жарче.

Похуй все это.

Ты выебываешь куда мощнее. Мозг. И все то, что от моей души осталось. Как тебя отпустить. Только ты и делаешь меня живым.

20

Просыпаюсь.

Что за херня?

Прохожусь ладонью по дивану – пустота. Подрываюсь, комнату оглядываю. На автомате отмечаю, что моя одежда сложена на кресле.

Похер, конечно.

Где она? Куда успела удрать? И главное – нахуя?

Может, на кухне. Готовит. Раньше, в другой жизни так бывало. Катя выскальзывала из постели, делала завтрак. Но сейчас…

Бряцание вдалеке. Будто замок щелкает.

Бросаюсь на звук. В коридор. Наталкиваюсь взглядом на прямую спину, обрисованную контурами плотно запахнутого пальто.

– Ты куда собралась? – спрашиваю.

Шагаю к ней.

Дверь обратно притягиваю. Захлопываю на щеколду. Встаю так, чтобы Катя и не думала шустро отсюда свалить.

Она отступает назад и спокойно встречает мой взгляд.

– Мне пора по делам, – говорит ровно. – На собеседование.

Чего, блядь?

– Задержись, – выдаю.

– Не могу, – даже бровью не ведет, а после прибавляет: – И тебе задерживаться не стоит.

Охуеть.

Сука, что?!

Она молчит. Но взгляд дохера выразительный. Пиздец, по ходу с таким видом я сам смотрел утром на шлюх, которых без эмоций ебал.

– Надеюсь, ты успеешь собраться и уйти до того, как я вернусь домой, – поясняет Катя, чтобы я точно ухватил суть.

Тебе пора, Демьян.

На хуй вон там.

– Пойдем, – бросаю. – Кофе выпьем.

За плечо беру.

А она чуть голову поворачивает. Смотрит на мои пальцы. Там, где дотрагиваюсь до ее руки.

Блять, сам не понимаю как, но разжимаю захват. В момент.

– Катя…

– Кофе я уже выпила.

Вижу. И душ приняла. Волосы вымыла. На затылке в пучок собрала. Нарядилась и явно хотела вообще со мной не встречаться.

Деловая, пиздец.

От нее несет шампунем, гелем для душа, парфюмом. Чем угодно. Только блядь не мной.

– Отойди, – говорит. – У меня назначена встреча.

Пробует пройти мимо, ведь я точно на автомате отступаю.

Как условный рефлекс.

Ебануться.

– Какая на хер встреча? – рявкаю.

За талию перехватываю. Возвращаю ее обратно. Толчком разворачиваю лицом к себе, вжимаю в стенку.

– Какого хера, Катя?

– Не кричи, – морщится.

Головой мотает. Виски растирает.

Что, болит?

Ну еще бы, блять. Похмелье после вчерашнего. Выпила столько, что едва соображала. И сейчас тоже хуево соображает. Если всерьез надеется так легко и просто съебать.

– Ты какого черта делаешь? – говорю.

Ниже тон.

Ярость стараюсь погасить.

– А ты? – выдает Катя.

Взглядом стреляет.

А потом вдруг вздыхает. Устало. Усмехается с горечью.

– Чего ты от меня хочешь?

– Не поняла? – хмыкаю, склоняю голову к плечу. – Всю ночь объяснял. Но вижу, надо повторить.

Молчит.

Холодная. Чужая. Вид у нее такой, что приближает к выводу, будто я уже ебанулся нахер. И наша прошлая ночь гребаная галлюцинация.

Но руки сами к ней тянутся. Подаюсь вперед.

– Нет, – говорит Катя.

Головой качает. Смотрит, заставляя застыть. Своими блядскими глазами на цепи держит. И крепко. Пиздец крепко.

Только я эту цепь раздираю.

Зажимаю сучку возле стены. Вбиваю кулаки в поверхность по обе стороны от ее талии. Хуй она удерет отсюда, пока мы все не выясним.

– Что за херня, Катя?

Кривится. Вижу, злится. Глаза гневно вспыхивают. Эмоции аж искрят. А она молчит. Подавляет все. Прячется за холодом.

Опять не так? Громко обратился? Грубо?

Похуй, блять. Вывела же. Неужели сама не понимает? Вроде успокоилась же. И вот снова жилы вытягивает.

– Быстро же ты забыла, как кончала подо мной.

Горло ее обхватываю. Мягко. Взгляд ловлю.

– Ну ладно, – усмехаюсь.

Дергаю пояс ее пальто. Накрываю живот ладонью. Тяну блузку, забираясь под тонкую ткань.

Она нужна мне. Голая кожа. Горячая. Моя. Вся моя, блядь.

– Пора твою память освежить.

– Руку убрал, – резко говорит, приказывает.

Запястье мое пальцами обхватывает. Ногтями царапает. Отдергивает от себя.

Взгляд колючий.

Охренеть.

– Не играй так, – выдаю отрывисто. – Будто нихуя между нами не было.

– Было, – выдыхает.

– Тогда…

– Но это ничего не значит.

– Что ты несешь, блять? – рычу.

За плечи ее обхватываю. Встряхиваю. В глаза заглядываю. И задыхаюсь. Накрывает охуеть как, потому что не различаю там нихера.

Закрылась от меня. Гребаная стена.

И не пробить это никак. Сука.

– Правду говорю, – отвечает тихо. – Как есть. Нет ничего. И не могло быть. Я же просила тебя уйти.

– Просила? – скалюсь. – Хер ли ты пиздишь?

– Хватит! – отталкивает меня. – За языком следи.

– Слежу, – усмехаюсь, крепче сжимаю ее за плечи. – Когда мой язык был в тебе, ты только и могла, что стонать. А теперь я должен поверить, что тебе на все поебать?

– Делай, что хочешь.

– Делаю.

– Пусти…

Отворачивается, не позволяя запечатать рот поцелуем. Царапает мои плечи. Извернуться пробует.

– Катя, – рычу, взгляд ее перехватываю. – Да что на тебя, блять, нашло? Выяснили же все.

– Что? – бросает глухо.

– Знаю, – говорю. – Виноват.

– Да, – кивает. – Хорошо, если знаешь.

– Прекращай это.

Молчит. Но так молчит, точно льдом окатывает.

– Я, блять, люблю тебя, – выдаю.

– Любишь?

Изящная бровь вздергивается вверх.

– Да.

Ее губы дергаются. Нервно. Болезненно.

– Нет, не любишь, – роняет сухо.

– Катя, – выдаю громче.

– Никого ты не любишь, – обрывает резко, головой качает. – Только себя. И так всегда было.

Лицо ее ладонями обхватываю.

А она морщится.

– Катя, – начинаю опять, повышаю голос.

– Завязал? – бросает хлестко, пристально в глаза смотрит.

Ладони мои накрывает своими. Обжигает. На секунду. И тут же отталкивает от себя. Да так, что тронуть ее снова не выходит.

Она не разрешает.

Взвинченная. Раздраженная. Прямо вскидывается вся.

– Как так получилось, что ты из тюрьмы вышел? – бросает. – Тебе же пожизненное дали. Как ты освободился?

Молчу.

– Ты свои криминальные дела закрыл? – спрашивает. – Все закончил? Новый бизнес на чем строишь? Откуда столько денег, чтобы все акции выкупить?

И снова крыть нечем.

Так быстро мои дела закрыть не выйдет.

– Вот, – заключает Катя. – Хочешь опять затянуть меня в свое дерьмо. Одного раза мало. Хочешь добить. Наплевать тебе.

– Теперь все иначе.

– Дааа? – протягивает.

Смеется.

Нервно. Горько.

От этого ее смеха под ребрами режет.