Маркиз де Сад - Жюльетта. Том II

— Вот здесь мы и будем работать, — сказал он, и, взглянув на наших девушек, добавил: — Редко, очень редко, покидают эту комнату те, кто входит сюда. Будьте добры, донна Мария, снимите с них одежды, разожгите камин и приступим к делу… Я чувствую, как в моих яйцах бурлят соки, и признаюсь вам, что не часто у меня бывает такое расположение к жестоким развлечениям.

Потом монстр посмотрел на меня.

— Вас, Жюльетта, я назначаю своей помощницей, главной распорядительницей бала; раздевайтесь и подойдите ближе. Вы будете служить только потребностям и желаниям моего члена и моего седалища и хорошенько следить за их состоянием. Если я захочу сношаться, вы языком смажете мне задний проход и органы, которые будут меня содомировать, а руками будете вводить их в мою задницу. Если мне захочется кого-нибудь содомировать, вы должны направить мой инструмент в отверстие, которое я выберу и которое вы также смажете языком. После подготовки вы должны сосать мне язык в продолжение всего акта. Кроме того, от вас требуется неукоснительное повиновение и глубочайшее почтение: не забывайте, что сюда попадают либо рабы, либо жертвы.

Вы, Дюран, будете подводить ко мне служителей и запомните хорошенько: первым делом вы должны подставить мне для поцелуя свой зад.

— Ну а вы, — обратился он к старухам, которые были обнажены ниже пояса и держали в руках связки тонких зеленых прутьев, — вы будете находиться рядом со мной и обрабатывать мне бока и ягодицы, когда сочтете это нужным для моего возбуждения.

Теперь насчет вас, Кровопийца и Варвар: учтите, что вы не только палачи — вы должны позаботиться о моей заднице и прочищать ее, как только почувствуете, что она жаждет этого.

Он оглядел строгим взглядом детей, в почтительном молчании сидевших на стульях, и добавил:

— Единственная ваша обязанность — беспрекословно подчиняться. Вы все — мои отпрыски, хотя и от разных матерей, но не думайте, что кровные узы помешают мне отправить вас в долгое и мучительное путешествие к смерти: я подарил вам жизнь для того лишь, чтобы иметь возможность отобрать ее; детоубийство — одно из сладчайших моих удовольствий, а наше родство сделает ваши страдания еще более приятными для меня.

— Что касается до вас, милые девушки, — наконец обратился он к моим служанкам, свирепо глядя на них, — я за вас заплатил, и никто не лишит меня права сделать с вами все, что подскажет мое необыкновенно богатое воображение, поэтому готовьтесь к мучительной кончине. Хотя я еще не решил, каким образом буду истязать ваше нежное тело.

Услышав эти слова, несчастные создания бросились в ноги Корделли, омывая их слезами. Их лица, в обрамлении роскошных черных волос, разбросанных в беспорядке по алебастровой груди, являли собой незабываемый образ горя и отчаяния.

— Черт возьми мою грешную душу, — восхитился Корделли, опускаясь в кресло и небрежным движением приказав мне ласкать ему член, — я безумно люблю такие трагические сцены, они страшно возбуждают меня… А что, если я дам вам кинжалы, несчастные твари, и заставлю исколоть друг друга до смерти? Мне кажется, это неплохо будет выглядеть, а? — И монстр с удовольствием принялся щипать нежные соски несчастных, а жилистый фаллос, разбухавший в моих руках, свидетельствовал о восторге своего хозяина.

— Дайте-ка мне их задницы, — сказал он дуэньям, — поставьте их так, чтобы я мог щекотать языком их маленькие дырочки. А ты, Дюран, помоги Жюльетте.

За одну минуту он искусал до крови безупречные девичьи ягодицы, оставив в них глубокие следы зубов, потом просунул голову между ног Раймонды и с такой силой впился в ее клитор, что бедняжка лишилась чувств. Придя в восторг от такого результата, он сделал то же самое с Элизой, но она дернулась, и вместо клитора его зубы вцепились в ее нижние губки, от которых он оторвал внушительный кусок. Несмотря на разрушительные последствия его натиска, Корделли захотел тут же совокупиться с ними. Девушек уложили на длинный диван животом вниз, головой вплотную к трупам, развешанным на стене. После чего, с моей помощью, развратник в течение двадцати минут прочищал им задницы и влагалища. Потом поставил одну из них на четвереньки, другую посадил ей на плечи, взял розги и долго терзал божественные ягодицы Элизы и восхитительную грудь Раймонды, в то время как обе дуэньи аккуратно кололи его седалище серебряными булавками. Девушки сменили позицию, чтобы он мог превратить в окровавленные лохмотья еще нетронутые груди и ягодицы. Затем принесли тазы с водой, обмыли раны, и Корделли, демонстрируя чудовищную эрекцию, велел приблизиться одному из сыновей. Все дары щедрой Природы сочетались в этом очаровательном ребенке: прекрасное лицо, нежнейшая кожа, маленький ротик, вьющиеся волосы и несравненнейший зад.

— М-да, он действительно очень похож на свою мать, — заметил Корделли, поцеловав мальчика.

— А что стало с этой несчастной? — полюбопытствовала я.

— Стыдись, Жюльетта; ты так стараешься уличить меня в злодействе — я чувствую это. Но к твоему удивлению и, быть может, разочарованию я покажу тебе эту женщину прямо сейчас.

Заметив недоверие в моих глазах, он продолжал:

— Ну что ж, вот она. — И он указал на один из трупов, висевших на крючьях. — Вот его мать, если не веришь, спроси сама. Не прошло и тридцати шести часов, как я сорвал цветок невинности у этого парня здесь, в этой самой комнате, когда он лежал в объятиях своей любимой и еще живой матушки; вскоре после этого — он может подтвердить! — на его глазах я жестоко замучил ее и отправил туда, куда скоро, и способом не менее интересным, отправлю дорогого сынка этой прекрасной синьоры.

Старые женщины навалились на ребенка, я увлажнила ему задний проход и ввела туда необыкновенной твердости стержень; Дюран сосала ганимеда спереди, и итальянец совокупился с ним, лаская мой зад.

Сохраняя над собой удивительный контроль и демонстрируя потрясающее хладнокровие, несмотря на свое крайнее возбуждение, Корделли покинул потроха сына, не обронив ни капли спермы.

Между тем подвели второго юношу. После такой же церемонии и с тем же бережным отношением к собственному семени распутник жестоко выпорол обоих. В продолжение экзекуции он то и дело наклонялся пососать юношеские органы и в конце концов, в припадке жестокой похоти, укусил одному из них яичко, да с такой силой, что мальчик охнул и потерял сознание. С прежним хладнокровием Корделли принялся за дочерей; первая, которую к нему подвели, не была красавицей, но было в ней какое-то необъяснимое очарование в сочетании с умилительной скромностью и невинностью.

— Она — девственница, — заявил нам Корделли, — можете убедиться сами. Но ее куночка меня больше не прельщает, поэтому положите ее на софу попкой кверху и держите крепче.