Людмила Молчанова - Трудные дети (СИ)

   Я застыла в нелепой позе, боясь шевельнуться. Сама не знаю, почему, но боялась. И не сказать, чтобы от ребенка исходила ненависть, мальчик казался наоборот, замороженно-равнодушным. Но, возможно, именно это и пугало. Даже на руках у меня приподнялись тонкие волоски.

   Я могла бы что-нибудь сказать, но слов не находилось. Что говорить? Как? Кому? Откуда этот ребенок? Эти вопросы пролетали в моей голове с бешеной скоростью, а глаза жадно ощупывали болезненно-худое тело ребенка. Мальчишка был одет в одежду Марата, в свитер, который я когда-то ему подарила. Тяжелый свитер крупной вязки закрывал ребенка до колен, дальше висели черные спортивные штаны. Из-под закатанных рукавов выглядывали тонкие запястье, какие-то слишком костлявые. Мальчик сам весь был угловатый, резкий, сплошные острые углы. Острый нос, остренький подбородок, скулы, обтянутые кожей, и только огромные черные глаза, как два омута, выделяющиеся на бескровном лице.

   В комнату вошел Марат, и мне стало даже как-то дышать легче. Он почувствовал, - как всегда - понял, что мне нужна поддержка, и встал позади меня, обхватывая за талию и заставляя облокачиваться на него. Я с радостью подчинилась.

   - Это Саша, - представил ребенка Марат, успокаивающе поглаживая меня по слегка дрожащему животу. - Саша, это Оксана.

   Ребенок промолчал, только сейчас в его черных, матовых глазах блеснула искра интереса и, возможно, насмешки. Но он все равно молча сидел и поедал меня глазами.

   Я почувствовала, как позади меня напрягся Марат. Не знаю, что он сделал, но ребенок злобно сузил глаза, рот скривился в недоброй усмешке, раскалывая лицо на две части, и неохотно выдавил:

   - Понятно.

   - Ксюша моя девушка, - со значением продолжил Марат. - И к ней надо относиться так же, как и ко мне. Это ясно?

   - Да.

   Его разговор с мальчиком напоминал какие-то команды. Такие же, какие дают диким животным, когда дрессируют. У меня было чувство, что если ребенка не сдерживать, он вполне может кинуться. Зачем Марат его привел сюда?

   - Я буду на кухне. А ты пока сидишь здесь. Поняла?

   Это девочка?! Я с суеверным ужасом скользнула взглядом по ней еще раз. По темному ежику волос, по скулам, стараясь избегать глаз. Бог мой. Что она здесь делает? Откуда она взялась?

   - Поняла. Не ссы.

   Марат за моей спиной явственно скрипнул зубами, но промолчал. Обхватил меня за плечи и почти донес на кухню, плотно прикрыв за нами дверь. Только здесь я смогла расслабленно выдохнуть.

   - Господи, кто это?! - взвилась я, непонятно от чего дрожа.

   Парень устало потер лицо, прикрывая глаза ладонью.

   - Это Саша.

   - Саша? Ты где ее взял? Ты ее вообще видел?

   - И не раз, - невесело усмехнулся Марат. - Она здесь не один месяц уже.

   Что еще случилось за те полгода, пока меня не было? Я села, вцепившись двумя руками в табуретку, и приготовилась слушать.

   Я слушала и не могла представить то, о чем спокойно рассказывал Марат. Он делал чай и спокойно рассказывал, как эта девочка своровала у него вещи, как он ее поймал и притащил домой. Зачем? Хотя после этого мысленного вопроса передо мной как видение вставала эта девочка. Саша. И я смутно понимала, что Марат не мог ее оставить там, бессознательную и вот такую...прозрачную.

   - Не отдавай ее в милицию, - попросила я.

   Марат дико вылупился.

   - И не собирался. Я ей пообещал, что в милицию не сдам.

   - А детдом? Она из детдома?

   - Вообще не из Москвы, как я понял, - передо мной поставили чашку с чаем и блюдце с печеньем. - А если и была в детдоме, то очень давно и мне ничего не рассказала.

   - А как ее зовут? Что-нибудь еще известно? - не унималась я.

   Этот ребенок дикий. И хотя у меня сердце кровью обливается, стоит вспомнить матовые черные глаза, лишенные эмоций, в первую очередь нужно думать о Марате. Эта девочка...неизвестно, как она росла, где, с кем. Она может быть больной, бешеной, наркоманкой...Я не знаю. Я не сталкивалась с такими детьми. Но кто может гарантировать, что она не причинит вред Марату?

   - Ее зовут Саша. И как она сказала, ей четырнадцать.

   - А остальное?..

   - Ничего, - отрицательно качнул головой парень. - Только это.

   Не густо, прямо скажем. Но эта Саша не выглядит на четырнадцать.

   - Что ты с ней будешь делать?

   Он помрачнел и насупился.

   - О чем ты? Я не могу ее на улицу вышвырнуть. Ты же видела.

   - А если ее в детдом определить? У нас же есть в Москве детдомы. Хорошие. Пойми, Марат, - я удержала его руку в своей, - я за тебя боюсь. А что если она на тебя кинется? Нападет?

   - Не нападет.

   - Откуда ты знаешь?

   - Я с ней живу четыре месяца. И как видишь, пока жив.

   Он смеется, а это все серьезно. И даже очень. Это ребенок. Дикий, нелюдимый. Несчастный. В конце концов, она человек, а не зверь.

   - Она все время дома сидит?

   - Да.

   - А твоя учеба?

   - Она сидит дома одна.

   - И не убегает? - мне не верилось, что она по доброй воле остается здесь. И терпеливо дожидается Марата, к тому же. Парень кивнул. - Не знаю. Я все равно боюсь.

   - Она тебя не тронет.

   Я почти рассмеялась.

   - Ты говоришь о ней, как о животном.

   Марат отвернулся, избегая немого вопроса. Что ж...

   - Ты оставишь ее у себя? - он кивнул. - И не передумаешь?

   - Нет.

   - А если она наркоманка?

   - Руки чистые.

   - Ты проверил?

   - С самого начала.

   Я только приехала, а уже устала. Не так я представляла себе приезд на родину. Но в одном я с Маратом сходилась - ее нельзя выкидывать на улицу. У меня не поднимется рука ее выгнать. Только если она убежит сама...

   - Почему она такая худая? - снова задала я вопрос. Выглядела девочка, действительно, не важно. - Ты ее кормишь?

   Марат недовольно дернул бровью.

   - Конечно. Она не поправляется.

   - К врачу ей надо, - вздохнула я. - К нормально врачу, который ее обследует. Неизвестно, что она нахватала на улице и в каком состоянии у нее организм.

   - Документы, Ксюш. У нее нет документов. Нас не примут ни в одной поликлинике.

   - У отца была знакомая. Заведующая в диагностическом центре. Я его попрошу. Он договориться.

   Марат был расслабленным. Усталым, но расслабленным. А сейчас неуловимо изменился. Где-то под ним как будто всколыхнулось что-то, мелькнуло такое странное. Таким он бывал редко, как будто находился где-то далеко. Передо мной словно вставал другой Марат, бескомпромиссно-решительный. И спорить с ним в такие моменты было самому себе дороже.