Дж. Уорд - Возлюбленный мой

Но, возможно, есть способ уговорить ее семью...

Девушка вцепилась в воротник его плаща. – Оставьте меня на солнце. Оставьте меня умирать, как я того и желаю. Я бы своею рукой перерезала себе горло, если бы могла, но у меня просто не хватить сил.

Дариус оглянулся и посмотрел на Тормента, который ждал их в повозке. Поманив парня рукой, Дариус сказал девушке: – Позвольте мне поговорить с Вашим отцом. Позвольте мне подготовить почву.

– Он никогда меня не простит.

– Но это не ваша вина.

– Не вина меня пугает, а последствия, – произнесла она мрачно.

Когда Тормент материализовался рядом с ними, Дариус поднялся на ноги. – Отнеси ее обратно в повозку, и ждите меня в укрытии деревьев. Я прямо сейчас направляюсь к ее отцу.

Тормент наклонился, неловко взял девушку на руки и выпрямился. В сильном, но нежном захвате мужских рук, дочь Сампсона вернулась в то меланхольное состояние, в котором пребывала всю поездку домой, ее глаза были открыты, но взгляд опустел, а голова бессильно обмякла.

– Позаботься о ней, – сказал Дариус, закутывая ее плотнее в ткань ночной рубашки. – Я скоро вернусь.

– Не волнуйтесь, – ответил Тормент и зашагал прочь по траве.

Дариус какое-то мгновенье смотрел им вслед, а затем слился с ветром, вновь принимая форму во владении ее семьи. Он подошел прямо к двери и постучал по ней молотком в виде массивной головы льва.

Когда дворецкий широко распахнул дверь, стало очевидно, что что-то ужасное произошло в доме. Он бы бледен как смерть и его руки дрожали.

– Господин! О, благословение Вам, входите же быстрее.

Дариус нахмурился, но вошел. – Что здесь…

Из гостиной вышел хозяин дома... а за ним следовал симпат, сын которого вызвал столько трагедий.

– Что ты здесь делаешь? – потребовал Дариус ответа у пожирателя греха.

– Мой сын мертв. Ты убил его.

Дариус обнажил один из своих черных кинжалов, что лежали на его груди рукоятками вниз. – Да.

Симпат кивнул и, казалось, не был расстроен. Чертова рептилия. Они вообще никаких чувств к своим детям не испытывают?

– А девушка, – продолжил пожиратель греха, – Что с ней?

Дариус быстро возвел в голове видение из дерева цветущей яблони. Симпаты могли читать не только эмоции, и он владел знанием, которым ни в коем случае не хотел бы делиться.

Не отвечая существу, он посмотрел на Сампсона, который, казалось, постарел на сто тысяч лет. – Она жива. Ваша кровная дочь... жива и здорова.

Симпат проплыл к двери, его длинные одежды касались мраморного пола. – Тогда мы квиты. Мой сын мертв, а его родословная уничтожена.

Сапмсон закрыл лицо ладонями, а Дариус последовал за пожирателем грехов, схватил за руку и выдернул существо за порог. – Ты не должен был здесь появляться. Эта семья уже достаточно пострадала.

– Да, но мне пришлось. – Симпат улыбнулся. – Потери должны быть равными. Конечно же, бьющееся сердце воина должно уважать подобную правду.

– Ты ублюдок.

Пожиратель грехов наклонился вперед. – Ты предпочитаешь, чтобы я сделал так, чтобы она наложила на себя руки? Я мог пойти и таким путем.

– Она ничего не сделала, чтобы заслужить подобное. Как и никто из ее родословной.

– Ах, неужели? Может быть, мой сын лишь взял то, что она предложила…

Дариус схватил симпата обеими руками и развернул, впечатывая спиной в одну из массивных колонн, что поддерживали огромный вес особняка. – Я могу убить тебя прямо сейчас.

Пожиратель греха снова улыбнулся. – Правда? Я думаю, что нет. Твоя честь не позволит тебе забрать жизнь у невинного, а я не совершил ничего предосудительного.

С этими словами, пожиратель грехов дематериализовался из захвата Дариуса и вновь принял форму в стороне на газоне. – Я желаю этой женщине жизнь полную страданий. Пусть она живет долго и несет свое бремя без милости. А теперь, я должен откланяться и позаботиться о теле своего сына.

Симпат исчез, пропал, как будто никогда и не существовал... но, тем не менее, последствия его визита были очевидны, Дариус смотрел через открытую дверь и видел, как владелец огромного особняка плачет на плече своего слуги, они оба пытались утешить друг друга.

Дариус вошел через арку парадного входа, и звук его шагов заставил главу дома поднять голову.

Сампсон оторвался от своего верного доджена, и, не скрывая слез горя, шагнул ему навстречу.

Перед тем как Дариус мог что-то сказать, мужчина произнес: – Я заплачу Вам.

Дариус нахмурился. – За что?

– За то... что Вы заберете ее и найдете ей новую крышу над головой. Хозяин обратился к слуге. – Иди в казну и…

Дариус шагнул вперед и крепко схватил Сампсона за плечо. – Что Вы такое говорите? Она жива. Ваша дочь жива, и она должна быть под этой крышей, в этих стенах. Вы ее отец.

– Уходите и заберите ее с собой. Я Вас прошу. Ее мать... Этого не переживет. Позвольте мне дать…

– Вы позор, – выплюнул Дариус. – Позор и бесчестье своей родословной.

– Нет, – сказал мужчина. – Это она. Она такая. С этого дня и навечно.

Дариус замолчал, потрясенный. Даже зная самые худшие стороны снобизма Глимеры, с которыми и сам часто сталкивался, он все равно был поражен до глубины души. – Между Вами и симпатом много общего.

– Как смеете Вы…

– У вас обоих нет сердца, способного оплакать свое потомство.

Дариус направился к двери и не остановился, когда мужчина закричал: – Деньги! Позвольте мне дать Вам денег!

Дариус сдержал себя от ответа, дематериализуясь обратно в лощину, которую покинул всего несколько минут назад. Он принял форму у повозки, ощущая, как его сердце горит в огне. Его однажды отвергли, и он хорошо знал о том, как трудно быть безродным и не иметь поддержки в этом мире. Даже без иного бремени, такого, которое девушка носила сейчас под сердцем.

И хоть солнце уже почти прорвалось сквозь линию горизонта, ему потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться и сформулировать то, что он должен был сказать…

Из драпированного окошка повозки послышался голос девушки. – Он сказал Вам увести меня подальше, не так ли.