Папина дочка (СИ) - Салах Алайна

Каролина именно такая, какой себя показывает: немного наивная, эмоциональная, прямолинейная, настойчивая и предельно искренняя. Я привык общаться с иным типом женщин, а потому наше общение часто ставит меня в тупик. Не могу сказать, что мне это не нравится.

— Здесь отличная серф-школа, — напоминаю я с улыбкой. — Могу посоветовать тебе Идриса. Он…

— Не нужен мне никакой Идрис! — возмущённо перебивает Каролина, выглядя донельзя расстроенной. — Я хотела, чтобы меня обучал ты!

Я смотрю на неё молча, не видя смысла утешать. Во-первых, она не ребёнок, во-вторых, я всё равно ничего не могу изменить. Обратные билеты были куплены заранее, а в понедельник меня ждёт важная встреча.

— Но мы же ещё увидимся? — её голос звенит надеждой и отчаянием. — Ты же не каждый день летаешь в Европу и в городе бываешь?

В любой другой раз, с любой другой женщиной, с которой я по случайности столкнулся на курорте, я бы отделался дежурным «Как-нибудь». Но с ней не выходит быть вежливо-формальным. Слишком уж она импульсивно-искренняя и трогательная.

Поэтому я говорю со всей серьёзностью, рассчитывая привести своё обещание в действие.

— Конечно, увидимся. Я на неделю слетаю в Брюссель, а после приглашу тебя на кофе.

Обещание спонтанное и не слишком хорошо обдуманное, но уж какое есть. Импульсивность Каролины оказалась заразительной.

Всего пара фраз — и от недавнего отчаяния нет и следа: Каролина снова сияет.

— Ловлю на слове. И я, кстати, очень люблю Брюссель…

Поверх её плеча я замечаю Вилена, идущего прямиком к нам, и ощущаю моментальный укол тревоги: то ли потому, что его походка лишена привычной расслабленности, то ли потому, что он смотрит слишком цепко, словно застал за чем-то предосудительным.

— Всем доброго дня, — его тон по обыкновению приветливый, хотя и чуть натянут. — Болтаете?

— Обсуждали, что серфинг классный вид спорта, — улыбается Каролина, ещё не почуявшая беды. — И что я делаю успехи.

— Это без сомнения, — Демидов ободряюще треплет её по плечу. Когда он смотрит на меня, его взгляд заметно холоднеет. — Саша, можно отвлеку тебя на минуту?

Кивнув, я коротко улыбаюсь Каролине, которая заметно напряглась, и иду за Виленом.

— Что-то случилось? — осведомляюсь я, поравнявшись с ним.

Вместо ответа он разворачивает ко мне телефон с фотографией из какого-то новостного паблика. На ней я и Каролина запечатлены в момент недавнего серф-урока.

— Понимаю, — медленно выговариваю я.

И я действительно его понимаю. Снимок дополняет присобаченный заголовок: «Бизнесмен и известный ловелас Александр Руднев развлекается с дочерью мэра».

— Саша, я ни в чём не хочу тебя обвинять, — вежливо, но сухо начинает Демидов. — Знаю, пресса часто выворачивает факты. Каролина увлеклась серфингом, а ты наверняка просто ей помогал. Но ты и меня пойми — не только как отца, но и как человека у власти. Репортёрам нельзя давать повода для скабрезностей.

— Я прекрасно тебя понял, Вилен, — соглашаюсь я, стараясь не выдавать смятения. — Дальше можешь не продолжать. Мне жаль, что моя помощь Каролине повлекла за собой такие последствия. Впредь этого не повторится.

Лицо Вилена смягчается, он протягивает мне руку, чтобы закрепить достигнутую договорённость.

Я крепко пожимаю её и ухожу.

В висках стучит злость и досада. Не на журналистов, состряпавших сплетню из случайного снимка, а на себя и свои необдуманные действия.

Хотя, пожалуй, и к лучшему, что всё так обернулось. Это повод вернуться на землю и не тешить ни её, ни себя надеждами на дальнейшее общение.

17

Этот чёртов снимок, кажется, облетел пол-мира.

Сразу после отповеди Демидова мне его присылает ассистентка с припиской: «На случай, если вы не видели. Дайте знать, если потребуется опровержение».

Спустя час ссылку на статью, где фигурирует всё та же фотография, скидывает Настя. Сообщения не прилагается — видимо, целью было просто поставить меня в известность, что она о нём знает, — этакий упрёк.

На деле единственный человек, чьё мнение меня беспокоит по этому поводу — это Марк, но, как выясняется позже, в сплетни от жёлтой прессы он не верит.

— Решил отбить у меня девушку, пап? — развернув ко мне телефон, он скалится в шутливом упрёке. — Как-то не по-родственному, не находишь?

— Вот что бывает, если променять женщину на рыбалку, — отвечаю я ему в тон, чувствуя себя лживым мудаком.

Женщин вокруг немало, но мне по какой-то причине потребовалось пригласить на кофе именно ту, на которую положил глаз сын.

— И почему они меня с ней не сфоткали? — задумчиво произносит, окончательно давая понять, что не рассматривает меня как конкурента. — Послезавтра уезжать. Так бы хоть снимок на память остался.

— Какой ты непритязательный, — замечаю я, наблюдая за ним из-под очков.

Досадливо усмехнувшись, Марк откусывает яблоко.

— Да я пытался приглашать её на свидания. Она всегда отказывается. Похоже, во френд-зону закинула. Тренировки, катания на великах — пожалуйста, а дальше стоп.

От этих слов мне становится легче. То, что Каролина не даёт ему надежды, делает ситуацию чуть менее двусмысленной. По возвращении домой Марк быстро забудет о курортном увлечении, и жизнь вернётся на круги своя. Для нас обоих.

Каролина

К сегодняшнему ужину я готовлюсь с особенной тщательностью: шёлковая майка в драпировкой, молочно-белая юбка в пол, открытые босоножки на элегантном каблуке, три браслета-обруча.

Волосы — собрать и идеально выпрямить, что требует особых стараний и сноровки с учётом близости океана. На губы — только прозрачный блеск, а вот глаза — как следует выделить.

Нанося тушь, я ловлю себя на томительном предвкушении. Представляю, как взгляд Александра восхищённо скользит по мне и как его губы трогает улыбка признания. Ему нравится, как я выгляжу, и он понимает: мой сегодняшний образ посвящён ему.

И уже совсем не страшно, что послезавтра он возвращается домой. Если Александр сказал, что пригласит меня на кофе по возвращении из Брюсселя, он обязательно сдержит слово. В это я безоговорочно верю. Не станет такой взрослый и состоявшийся мужчина, как он, разбрасываться пустыми обещаниями.

Мама присылает сообщение, что они с папой заняли стол на террасе, значит, пора спускаться. В лифте ещё раз придирчиво разглядываю себя в настенном зеркале. Хочется, чтобы Александр запомнил меня особенно красивой.

Засунув под мышку клатч, захожу в ресторан. Мелодия виолончели, звучащая со сцены, идеально вторит моему состоянию: натянутому ожиданием, трепетно-бархатному, романтичному.

Обвожу глазами зал в поисках знакомого лица и, найдя его, ощущаю болезненный скачок в груди.

Александр здесь. Как всегда безупречно одетый и невероятно красивый с растрёпанными волосами и… не один. Напротив него сидит та самая британка с роскошными волосами. На столе стоят закуски и бокалы с вином, а ещё свечи… классическая картина свидания.

Допустим, свечи стоят не только на их столе, а вообще на каждом, но всё равно… Почему эта женщина смотрит на Александра так, словно он принадлежит ей? И почему они пьют вино, если, по его словам, Клэр ему совсем не интересна? И где Марк? На ужин он всегда выходит с Марком…

Александр отрывает взгляд от своей хищной спутницы и смотрит на меня, приросшую к месту. Сердце в груди отчаянно надрывается: бух-бух-бух!

В его глазах нет ни сожалений, ни извинений. Александр коротко кивает в знак того, что меня заметил, и снова возвращает внимание к британке.

Крепко стиснув клатч, я заставляю ноги оторваться от пола и быстро шагаю к террасе, где ужинают родители. Обманщик. Предатель. Лжец! — грохочет в висках. — За что он так со мной?

С трудом высидев полчаса, я, сославшись на недомогание, говорю маме с папой о желании вернуться в номер. Я и впрямь чувствую себя не очень хорошо: лицо горит, а тело, напротив, бьёт озноб, мысли плохо фокусируются.