Изнанка (СИ) - Рекк Арина

— Сосредоточься, — его шепот опаляет, посылает разряд возбуждения по всему телу. — Вика, ты готова?

— Да, — выдох похож на стон, и от порывисто прижатых теснее положенного бедер Рэва внутри все съеживается и рассыпается искрами, устремляясь горячей волной вместе с кровью прямо в сердце и мозг.

— Вика… — снова шепот, как поражение.

А в следующую секунду обнятые его ладонями мои ложатся на холодное стекло. Рассыпающиеся во все стороны молнии от сферы жалят, но не причиняют боли. В голове слышу едва различимые голоса. И от паранормального общения с предками будущего мужа вытесняется возбуждение, оставляя священный трепет, волнительную дрожь и запоздалое осознания важности момента: я — невеста будущего короля.

Я знала это раньше, но только сейчас — под шепот канувших в прошлое — приходит понимание собственной силы и того, что я больше не имею права быть слабой. Рэв стоит за моей спиной, удерживает мои руки на сфере, и это так символично, что от понимания, что и в будущем он будет так же направлять меня и помогать, на глаза наворачиваются сентиментальные слезы. Отрываю, будто зачарованный, взгляд от ослепительной сферы и вижу расплывающиеся силуэты людей. Их много, но я безошибочно беру в центр внимания самых дорогих. Все они — моя семья, те, за кого я, не раздумывая, отдам жизнь. Хотя, как говорит Натан на их с Рэвом тренировках, за которыми я иногда наблюдаю, прежде чем отдать жизнь, лучше все же попытаться подумать.

Голоса в голове становятся различимей, и от услышанного чувствую смущение.

«Невеста» и «хранитель» — два слова, которые тихим шепотом проникают прямо в центр мыслительного процесса и прерывают любые мои личные трансляции мыслей. К статусу «хранитель» я давно привыкла, но слышать слово «невеста» в свой адрес слишком волнительно, чтобы думать о чем-то еще. И я бесконечно повторяю за ними: «Я невеста. Я невеста? Я невеста!»

Прерывается все резко. Рэв просто отнимает наши руки от сферы, но не выпускает мои ладони из объятий своих, оставаясь стоять за мной. И, наконец, оратор объявляет нас… ну, не мужем и женой, но мне хватает и объявления женихом и невестой. В этом мире это много значит. Поворачиваюсь, недоверчиво рассматривая своего жениха. Он же смотрит так ласково, что сердце снова заходится в истеричном перестукивании с ребрами, мешая нормально дышать. Наклоняется и — о, да! — на правах жениха прижимается к моим губам. Мимолетное касание-обещание, что теперь между нами все будет иначе.

Долгий взгляд глаза в глаза, наши улыбки друг другу и восторженные аплодисменты гостей, возвращающие с небес на землю. А потом танцы, шампанское, крошечные — на один укус — закуски, смех, улыбки… Мне даже не приходится притворяться няшей, потому что я на самом деле счастлива и готова любить всех и каждого. Плевать на босые ноги, жуткий цвет платья и немного растрепавшуюся прическу. Какая разница, если вокруг меня столько счастливых, уже не кажущихся пафосными лиц? Когда отец ведет в танце, забрав ненадолго у не менее счастливого жениха? Когда следующий танец танцуют до сих пор влюбленные друг в друга родители, а я прижимаю к себе брата, потому что он не признает чужаков? И как он перебирается на руки к Рэву, потому что считает его своим кумиром. Неважны, совершенно неважны и до смеха кажутся нелепыми мои переживания по поводу платья. Потому что будь я даже в мешке из-под картошки, пока я с теми, кто любит меня, и кого люблю я, я — самый счастливый человек во всех мирах!

И когда ноги уже подгибаются от танцев, когда голова кружится от выпитого, корсет поджимает набитый закусками живот, а праздничный вечер плавно перетекает в ночь, гости разбредаются по домам и выделенным им комнатам.

Решила последовать их примеру и я. И так как гостей по-прежнему слишком много, уйти предпочитаю по-английски. Не прощаясь, то есть. Предупредила только Рэва, его родителей и своего отца, который остался в зале в то время как мама ушла укладывать Никиту.

— Я провожу, — вызвался… отец! Не дав даже рта раскрыть собравшемуся что-то сказать Рэву.

Ну… папа!

Посылаю ему исполненный угрозы взгляд, но у папы иммунитет, и мои усилия остаются незамеченными. А у меня, между прочим, были большие планы на этот вечер! И начаться они должны были в уютном полумраке коридора… Хотя план провалился бы еще на этом этапе, потому что коридоры ярко освещались. Но когда двум влюбленным мешал яркий свет? Ладно, на этом этапе тоже что-то не так, потому что мы с Рэвом считаемся влюбленными, но почему-то наш первый поцелуй случился только сегодня. Старательно натягивая улыбку, обхватываю папу за руку и веду его к выходу. Я привыкла оправдывать нежелание Рэва остаться со мной наедине папиными запретами, но стоило признать, что вряд ли хоть какие-то запреты помешали бы ему, будь у него желание быть со мной. По-настоящему. Не как друг, от мимолетных прикосновений которого внутри все переворачивается.

— Понравился вечер? — спрашивает папа, когда двери зала оказываются далеко за спиной.

— Да, — от неубедительности сама кривлюсь.

— А казалась такой счастливой, — папа прищелкивает языком и смотрит так, будто уже все знает, но ждет моих претензий. Да и, конечно, знает, он же не идиот.

— Почему ты не дал ему проводить меня? — спрашиваю в лоб.

— И дать гостям повод обсудить вас и домыслить подробности?

Приходится признать его правоту и свою недальновидность, но так хотелось же…

— Об этом я не подумала…

— Я так и понял, — усмехается. — Но нужно быть аккуратней, ты теперь на виду, к тебе и так уже приклеилось прозвище «босоногая принцесса».

— Правда? — оживляюсь, потому что прозвище нравится! — Так и называют?

— Слово в слово, — кивает серьезно, хотя глаза смеются.

— Ради этого стоило отоптать себе пятки!

В ответ отец только смеется, и я прижимаюсь щекой к его плечу, крепче обнимая сильную руку.

— Люблю тебя, пап, — говорю тихо.

— И я тебя, мартышка, — целует в макушку.

***

Предрассветные часы, но замок еще не спит. Прошло тридцать минут с тех пор, как отец проводил меня до дверей спальни, пожелал спокойной ночи и ушел. За это время я успела в рекордно-короткий срок: избавиться от платья, принять душ, привести в порядок пришедшую в негодность прическу, насладиться оставшимися кудряшками, обновить макияж, найти и надеть белье, подумать немного, снять его и надеть другое, надеть чулки, снять чулки, и все-таки решиться надеть чулки. И вот сижу на кровати в волнительном ожидании своего принца. Откуда знаю, что придет? Ну, скажем, женское сердце почувствовало… правда, то, что пониже спины. Ощутило напряжение между нами во время церемонии, когда владелец «напряжения» прижимался бедрами к тому самому женскому, в котором при правильной позиции можно разглядеть очертания сердечка.

Сижу теперь, жду. Время идет, а Рэв нет.

Спустя десять минут решаю взять инициативу в свои хрупкие женские руки, открываю портал и в чем была — в белье и чулках — шагаю прямиком в его спальню. В ней пусто, хотя горит прикроватный светильник. Скептически оглядываю заправленную постель, пытаясь понять, гуляет еще Рэв на торжестве или занят чем-то другим? Балы он не любит и вряд ли остался бы дольше меня. Значит, что-то его задержало?

Оглядываю комнату, и сердце тревожно замирает, потому что на спинке кресла небрежно брошенная одежда, в которой он был на празднике. Иду в ванную, но там пусто, хотя в воздухе влага и зеркало запотевшее. Был тут не больше десяти минут назад. Обхожу гостиную, кабинет, но Рэва нигде нет. Возвращаюсь в спальню и растерянно присаживаюсь на краешек необъятной кровати. И вдруг чувствую себя маленькой и незначительной. До слез обидно, что он… где-то, а я тут. И где он может быть? Стараюсь отогнать жуткие подозрения, но они упорно навязываются. Он… у любовницы? Иначе где же еще быть мужчине ночью после душа? И поэтому Рэв никогда не пытался меня хотя бы поцеловать? Навязанная магией невеста, он даже не хочет меня? Днем возится, как с младшей сестрой или подругой, а ночи проводит в постели другой? И мимолетный поцелуй, которому я придала слишком большое значение, ничего не значил? Да и прижавшееся сзади «напряжение», видимо, придумала — через толщу ткани и обручи могло и померещиться.