С. Алесько - Поймать ветер

— Сегодня пятый.

— Угу… — для виду задумчиво поскреб в затылке. — Пожалуй, смогу ответить через пару недель.

— Через пару недель?!

Ох, какое возмущение! А когда уговаривала за Малинку взяться, можно было подумать, что хоть год готова меня терпеть.

— На Ягодку ушел целый месяц, помнишь?

— Помню. И чем все кончилось?

— Слушай, Флокса, я не дурак, быстро понял, кого Усатому повезло в кости выиграть. С белой костью никому связываться не охота. Давай так договоримся: ты прячешь меня здесь еще две недели, потом я ухожу вместе с девчонкой.

— Две недели вы трахаетесь в свое удовольствие, чобы потом преспокойно смыться вдвоем, а я предоставляю вам крышу, еду и удобства?! Не жирно ли?

— Иначе Малинке ничего не останется, как пойти к градоправителю. К особе ее происхождения он очень даже прислушается.

— Вот как ты запел, — лицо хозяйки потемнело. — А что если я пойду сейчас в "Перо павлина"? Или подожду древлянина здесь? Он заходил вчера, расспрашивал о тебе. Я сказала, что месяца три тебя не видела. Врать в глаза столь щедрому клиенту было очень трудно.

— Он не просто обо мне расспросить зашел, а еще и девочек брал?

— Что тебя так удивляет? У других мужиков тоже члены имеются, не один ты такой выдающийся, — похабно ухмыльнулась. Чего еще ожидать от содержательницы веселого дома?

— Судя по рассказам его жены, член у него и впрямь есть, а вот с яйцами загвоздка. А одно без другого, как ты знаешь, не работает, — я не остался в долгу.

Буду еще с ней церемониться… Вряд ли Флокса меня прямо сейчас заложит. Понимает, что без шума не обойтись, коли древлянин своего обидчика в "Теплой норке" прижать попробует. А шум ей, как и всякой хозяйке, ни к чему. Может, конечно, приказать Усатому меня скрутить… Ага, и дальше что? Потащат связанного в "Перо павлина"? Вряд ли, там хозяин тоже не дурак. Не, если уж закладывать, то либо позволить здесь со мной расправиться, что невыгодно и опасно, либо на улицу выкидывать, а там, глядишь, я к страже за помощью кинусь и на Флоксу же наговорю из желания отомстить.

— Перчик, прекрати петушиться, — сказала примирительно, видно, тоже просчитала все ходы. — Стоит мне слово сказать, и древлянин оставит тебя и без того, и без другого.

Она притворяется, что и впрямь может меня вот так запросто выдать, я старательно прикидываюсь, что испугался. Опять играем… Флокса умна, за что ее и уважаю, хотя знаю, что она баба прожженная и любого продаст с потрохами, если это ничем не грозит, да еще и сулит выгоду.

— А с Малинкой что сделаешь? — спрашиваю с наигранным беспокойством, на самом деле просто любопытствую.

— Для начала отдам позабавиться Усику, чтоб он пилить меня перестал, а после — камень на шею — и в море. Когда еще ее найдут, если найдут… И, заметь, грех будет не мой, а твой. Ты обещал помочь с девкой, а сам надуть пытаешься. Стыдно, Перчик. Мы с тобой не первый год друг друга знаем.

— О чем ты? Как я тебя надуваю? — уставился на нее с выражением оскорбленной невинности.

— Есть у меня подозрение, что Малинка твоя вовсе не была девственна, когда попала сюда, — Флокса глядела с нехорошим прищуром. В сыске б тебе работать, орлица остроокая. — Вы быстро спелись, теперь прохлаждаетесь за мой счет, а потом заявите, что жить друг без друга не можете и потребуете вас отпустить.

— Даже если так, ты избавишься от девчонки. Чем плохо?

— Не люблю, когда меня имеют без спросу, дорогуша. Самое большее, что могу тебе дать, это еще пять дней. Молись, чтоб древлянин к этому времени убрался из Ракушника.

— Пять дней! При том, что он распробовал твоих девочек? Флокса, пощади, дай десять!

— Девять, — отрезала женщина. — И так получится целых две недели. И больше никаких лакомств. Каша, хлеб, суп, вода. Все! Скажи спасибо, что не требую платы за купальню и постель.

— Идет, — согласился я. В конце концов, не так все плохо. Безопасно, сытно, чисто. Малинка, наверное, будет ворчать из-за простой еды, но я сумею улучшить ей настроение. — Хлеб только пшеничный давай, не ржаной. И не ломтями, а рогалики. Малинка их так ест — залюбуешься…

Вид у меня при этих словах, верно, был дурацкий, потому что Флокса ничего не сказала, плюнула и вышла. Дверь запирать не стала, я укутался с головой в простыню и поспешил в купальню.

Девчонка, как ни странно, совсем не огорчилась из-за отсутствия лакомств.

— Теперь могу завтракать спокойно, — ухмыльнулась, лопая рогалик. — А то все боялась, что опять меня медом измажешь. Не терплю этот мерзкий запах приторной лаванды.

— А мне он стал еще больше по нраву, — заверил я сладенькую. — Хотя сама ты пахнешь куда приятнее.

— Трепло ты, Перчик, — хихикнула, а глаза скользнули мне ниже пояса. Вот ненасытная! Мы полночи не спали, и с утра, еще толком глаза не продрав, друг друга приласкали. Нет, я не жалуюсь, наоборот. Можно сказать, мечта сбылась… Жаль, Флокса быстро нас раскусила.

Малинка обрадовалась предстоящему скорому отбытию. Как ни нравились ей постельные занятия, жизнь в веселом доме, видно, все же напрягала. Поэтому, когда мы, наконец, вышли на улицу, жмурясь от яркого утреннего солнца, сладенькая даже напевала что-то под нос.

Флокса дала ей простенькое платье из тех, какие в Ракушнике носят приличные девушки среднего достатка, не забыла обувку да кой-какие женские мелочи. Видно, побаивалась, что девчонка все же попробует обратиться за помощью к властям.

— Я слышала, древлянин пару дней как съехал из "Пера павлина", — сказала хозяйка на прощание. — Но ты все же поторопись найти подходящий корабль, Перчик.

— Спасибо за заботу, Флокса. Мне в вашем расчудесном городке уже и самому надоело.

Малинка, стоя рядом, успешно делала вид, что хозяйки заведения вообще не существует на свете. Меня изрядно веселило важное, прямо-таки царственное выражение лица сладенькой, учитывая, что я прекрасно помнил все ее милые выходки в постели, совершенно не вязавшиеся с образом добронравной девицы белой кости.

Горбунья, когда мы зашли к ней перед уходом, видно подумала о чем-то подобном.

— Ох, Перчик, зря ты с ней связался, — заявила она, ничуть не смущаясь Малинки. — Стоит твоей красотке добраться до своих, и она начнет точно также смотреть сквозь тебя, как сейчас глядит сквозь нас, грешных.