Кира Стрельникова - Назови меня своей

— М-м, какой восхитительный букет, — мурлыкнул Доминик, и я покосилась на него, не скрывая злости и отвращения во взгляде.

Он же, не сводя с меня взгляда, демонстративно облизнул пальцы, испачканные в моей крови, и блаженно зажмурился, как будто попробовал самое изысканное лакомство. Снова ком поднялся к горлу, и я поспешно отвернулась, судорожно сглотнув.

— Знаешь, мне нравится, когда кровь немного горчит от страха, это придаёт ей такой непередаваемый привкус, — доверительно сообщил Доминик и рывком дёрнул ворот, разрывая шнуровку спереди. — А ты ведь боишься, Лёля, очень, правда?

На меня нахлынуло оцепенение, сознание отдалилось, и я словно наблюдала за собой издалека, не участвуя в происходящем. Вот Доминик нагнулся, его рот накрыл холмик груди, пока свободная рука больно мяла и пощипывала второй сосок. Тело не реагировало, оставаясь безучастным к прикосновениям, и это вызывало у меня слабый отголосок радости. Хотя, кто этого извращенца знает, может, ему всё равно, отвечает ему женщина или нет… Скорее всего, так и есть, если верить словам Валентина, сказанным мне про Доминика. Харрэлы его убьют, когда доберутся, а в том, что так и случится, я не сомневалась. Главное, чтобы это побыстрее случилось… Носфайи оставил наконец в покое мою грудь, чуть отстранился и рывком задрал платье, а через несколько мгновений раздался треск, и моё бельё оказалось безнадёжно испорченным, отлетев в сторону бесформенным комочком. Внутри всё сжалось, отчаяние росло, как снежный ком, и я боялась, что не справлюсь с подступившей к самому горлу истерикой, когда вдруг внезапно Доминик резко поднялся, его лицо недовольно скривилось, и он поспешно отошёл в дальний угол комнаты.

Надежда робко зашевелилась в душе — может, всё обойдётся?..

— Да! — рявкнул не слишком дружелюбно вампир, видимо, с кем-то беседуя через артефакт. — Нет, я занят сейчас. Занят, поняла?! Свяжись со своими братьями!

Услышав последнее слово, я насторожилась, и вся превратилась в слух. С кем он разговаривает, неужели с Кариной? О братьях упомянул… Из угла долетел раздражённый вздох.

— Ладно. Подожди, сейчас направлю кого-нибудь из своих людей.

Он вернулся, окинул меня откровенно плотоядным взглядом и с явным сожалением произнёс:

— Вот так всегда, дорогая, дела появляются внезапно, — он наклонился, опёршись ладонями по обе стороны от моей головы и ухмыльнулся. — Полежи тут пока, привыкай к своему положению. Так ты будешь проводить большую часть времени, Леллиаль, на спине и с раздвинутыми ножками.

От его пошлого замечания меня передёрнуло от отвращения, лицо запылало жаром от мучительного стыда — я ведь лежала перед ним в совершенно бесстыдном виде… Оставалось лишь зажмуриться в который раз, чтобы не видеть лица Доминика, и огромным усилием воли удержать вот-вот готовые сорваться с ресниц слёзы. Носфайи небрежно мазнул по моим губам своими и выпрямился, а потом и вовсе вышел из комнаты. Шевельнулась вялая мысль, насколько мы далеко от города и как именно он собрался уходить отсюда, но поскольку ответа не предвиделось, я её отпустила. Ватная, плотная тишина давила на уши, рождала желание хоть как-то нарушить её, пусть даже и рвавшейся наружу истерикой. Оцепенение отступало, и чем дольше тянулись минуты одиночества, тем сложнее становилось неподвижно лежать без возможности даже одёрнуть платье и ждать неизвестно, чего. То ли возвращения Доминика, то ли всё-таки спасателей…

Я замёрзла, скованные над головой руки начали потихоньку неметь от неудобного положения, ну и отсутствие белья причиняло определённые неудобства, стоило больших трудов не ёрзать, пытаясь выбрать позу поудобнее. Отчаяние снова запустило когти в сердце, нарезая его тонкими дольками и заставляя молча сглатывать слёзы — они всё-таки полились, напряжение последних минут требовало освобождения. Проклятое время словно остановилось, застыло мухой в янтаре, и в моей голове лихорадочно крутились совсем уж безумные мысли, что случилось что-то непоправимое, Доминик испугался и сбежал в неизвестном направлении, и меня уже никогда не найдут. Так и останусь здесь, привязанная, пока не умру от голода. Захотелось завыть от безысходности, я с трудом справлялась с паникой, окончательно потеряв счёт времени и запутавшись в минутах и часах, которые провела в этой безликой комнате.

— Пожалуйста… кто-нибудь… — не выдержала и прошептала, блуждая взглядом по очертаниям стен в густом полумраке. — Найдите меня…

Плотная тишина поглотила мой слабый голос, и я замолчала, потому что стало ещё хуже, ещё острее ощущалось, что я тут совсем одна и никто на помощь уж точно не придёт. От таких мыслей стало совсем плохо, я уже не сдерживала всхлипываний, а волосы промокли, и кожу в уголках глаз неприятно щипало от соли. Не знаю, сколько ещё я так пролежала, уже ничего не видя из-за опухших от слёз глаз, но показалось, что раздался странный звук. Я разом замолчала и распахнула глаза, силясь разглядеть хоть что-нибудь, однако как назло, всё расплывалось.

— К-кто здесь?.. — вырвалось у меня хрипло, я напрягла руки в наручниках в бесполезной попытке высвободиться, отметив краем сознания, что палец с кольцом так и продолжает пульсировать тупой болью.

А в следующий момент из заклубившейся в углу темноты стремительно шагнула к кровати знакомая фигура. Всего лишь на мгновение, заметив светлые волосы, я задохнулась от ужаса, беспомощно замерев, а когда гость попал в круг скудного света, облегчение накрыло огромной волной. Это был не Доминик.

— Лёля, Лёлечка, — непривычно бледный Валентин, лицо которого выражало неподдельную тревогу, опустился на кровать, сразу одёрнув мне платье и аккуратно сдвинув бесстыдно распахнутые края лифа. — Лёля, он тебе ничего не сделал? Не успел? Ты в порядке, не болит ничего?

Его глаза светились в полумраке спальни, в голосе звучало беспокойство, пока он уверенными, быстрыми движениями освобождал меня. Щёлкнули наручники, и я наконец смогла опустить руки — они затекли от долгой неподвижности и сейчас слушались плохо. Зато хоть палец перестал болеть, и я кое-как смогла вытереть лицо, всё ещё тихонько всхлипывая. Едва же мои ноги оказались свободными… С невнятным возгласом я бросилась на шею Валентину, уже не скрывая эмоций, захлёбываясь слезами облегчения.

— Н-не отдавайте меня… Никому… Пожалуйста… — бормотала я, зажмурившись до звёздочек в глазах и прижимаясь так близко к Валентину, словно желая слиться с ним в одно целое.

Поджав под себя ноги, я забралась к нему на колени, меня трясло, я цеплялась за носфайи, как за последнюю соломинку, и рыдания никак не хотели прекращаться. Валентин обнимал меня, поглаживая по спине, укачивая, как ребёнка, и шепча какую-то утешительную чушь. Я чувствовала, как сильно и быстро бьётся его сердце, ощущала дыхание, согревавшее шею, и понимала, что других хозяев мне не надо, что бы в дальнейшем со мной не делали Харрэлы. Пусть, я со всем согласна, как бы необычно это не выглядело… Смутно почувствовала, что Валентин встал, не выпуская меня из объятий, сделал несколько шагов, и всего через миг головокружения, приоткрыв глаза, я убедилась, что мы — дома. Да, особняк вампиров стал мне домом, где было хорошо, уютно и спокойно, и я хотела, чтобы так было и дальше. Обняв Валентина за шею, уткнулась мокрым носом, затихнув и лишь время от времени судорожно вздыхая — меня несли наверх. В голове было пусто, не завалялось ни одной мысли, пока я просто наслаждалась тем, что свободна и рядом с тем, кто сможет позаботиться обо мне. Мы молчали, но молчание тоже было уютным и общим, я прислушивалась к дыханию около уха и, кажется, даже пыталась улыбнуться дрожащими губами.