Отравленный памятью (СИ) - Манило Лина

— Вам неправильно кажется, — произношу, не поворачивая головы. — Я не держу на вас зла, потому что вы просто-напросто наивная дура. Но Олесе передайте, что она — мразь и сволочь.

— Кристина! — вскрикивает моя бывшая уже начальница. — Что ты себе позволяешь?

— И это вы у меня спрашиваете, да? Вы серьёзно? Тогда вы самая настоящая идиотка.

И, не говоря больше ни слова, выхожу в коридор и с силой захлопываю за собой дверь. Кажется, в кабинете даже что-то со стены свалилось, но какое мне до этого дело? Пусть хоть в прах всё рассыплется — наплевать.

Злость добавила мне сил. Иду в подсобку, где хранятся мои нехитрые пожитки: чашка, толстовка, сменная обувь. Не найдя пакета, сгребаю вещи в охапку и, не оборачиваясь, ухожу из этого проклятого места, где меня уже ничего не держит. Пропади всё пропадом, ноги моей здесь больше не будет. Даже за покупками не приду — других магазинов, что ли, мало?!

— Кристиночка, уже уходишь? — Ох, этот писклявый голос будет сниться отныне мне в кошмарах. — Может быть, сходим, кофе выпьем?

Разворачиваюсь и смотрю на эту стерву, пытаясь не закричать и не вцепиться ей в волосы. До чего же лицемерное создание!

— Знаешь, что?

— Что? — спрашивает, хлопая круглыми «коровьими» глазами в обрамлении нарощенных ресниц.

— А не пошла бы ты на хер?

Олеся стоит, открыв рот и нервно сжимая в руках папку с документами. Мне хочется вцепиться в её смоляные кудри, щедро залитые лаком для волос. Хочется выцарапать эти водянистые глазки, расцарапать лицо, но не могу доставить ей такого удовольствия. Покалечь я её, немедленно сюда приедет полиция и тогда вся эта идиотская ситуация примет совсем иной оборот. Пусть делают, что хотят — больше меня это не касается — сейчас нужно думать не только о своей обиде, но и о сыне. Должна быть примером для него, а не матерью, которую нужно проведывать в тюрьме.

Разворачиваюсь и, глубоко дыша, чтобы успокоиться, прохожу по торговому залу, всем своим видом показывая, в каком месте своего организма я видела эту клоаку. Возле выхода притулилась стойка с акционными шампунями. Недолго думая, поддеваю ногой шаткую конструкцию, и товар летит на пол с оглушающим шумом. Выхожу из магазина с гордо поднятой головой, а над дверью звенят колокольчики, и их печальный перезвон, словно реквием — последняя капля в сосуде моего отчаяния.

6. Арчи

Мы мчим по мокрым после дождя улицам в гости к моим родителям. Сегодня день рождения мамы, и это один из тех дней, когда не смогу отвертеться от визита в отчий дом. Но мне, по сравнению с Филом, грех жаловаться — меня любят. Порой, даже слишком.

Филин едет рядом, потому что ни один праздник в моей семье немыслим без него. С самого раннего детства он был рядом — и проводил в моей комнате дни и ночи, пока его невменяемая мамаша пропивала свою жизнь, продав некогда прекрасную душу зелёному змию.

Иза — мать Фила — всегда плевала на сына с высокой колокольни, накладывая попутно ещё и кучи морального дерьма, которые Филину приходилось и приходится разгребать с завидной регулярностью. Не знаю, где он терпение берёт на все её выходки. Я бы уже давно сдал её в какой-нибудь приют, где такой особе самое место. Пусть бы другие с ней возились, но он тянет эту лямку, словно невменяемый. Правда, в последнее время она вроде как завязала с выпивкой, но хорошим человеком и любящей родительницей ей уже не стать — слишком многое пропито, потеряно, продано.

Иногда он меня поражает. Филин — слишком добрый. Или просто, чёрт возьми, святой без нимба. Надо узнать на досуге, не чешется ли у него спина — вдруг там уже и крылья проклёвываются?

Тормозим возле гаража, в котором через несколько минут оказываются наши мотоциклы. Аппарат Фила — Фрэнк — блестит хромированными вставками на смолянистых боках. Мой же, благодаря художествам Филина и его золотым рукам, разукрашен языками, переливающегося и отливающего алым, пламени.

— Роберт! Мальчики приехали! — восклицает мама, встречающая дорогих гостей на пороге, одетая, как всегда просто, но элегантно.

Этой женщине невозможно дать больше тридцати пяти, настолько она хороша. Перед её обаянием сложно устоять, а умение найти выход из любой, даже самой патовой, ситуации, достойно отдельных од и элегий. Только благодаря её стараниям и несгибаемой железной воле мои родители сейчас имеют всё это: уютный дом, комфортную жизнь, на которую заслужили. Карьера отца сложилась удачно в основном из-за того, что Ирма — умелый мотиватор.

Ну и отдельный повод гордиться ею — собственный бизнес, который построила с нуля. Один из лучших бутиков мужской одежды города — её детище, в которое слишком много сил и терпения вложено.

— Да в аду нам гореть, если пропустим ваш праздник, — смеётся Фил, направляясь к дому, где счастливая мама уже раскинула сети-объятия, готовая задушить моего друга своей любовью.

Мама всегда говорила, что у меня нет ни братьев, ни сестёр лишь потому, что однажды на нашем пороге появился босой и чумазый пятилетний Филипп с разбитыми коленками и горящими злостью глазами.

Смешно вспоминать, но наша дружба началась со сломанного велосипеда. Он, правда, и так на ладан дышал, но Фил дорожил им. А я сломал. Вот и заявился в мой дом, собрав всю свою злость на меня и волю в кулак, чтобы разобраться по-мужски. Да только не успел я даже выйти из комнаты, как мама уже чуть ли не волоком тащила оборванца на кухню, чтобы накормить горячими сырниками.

Так мы потом и сидели на кухне, всё ещё недовольные друг другом, но с полными животами и осоловевшими глазами. На сытый желудок ругаться расхотелось, а инцидент с железной развалюхой был благополучно урегулирован, благодаря моему отцу. Роберт вручил нам отвертки и отправил на задний двор ремонтировать разломанный велосипед. Вместе.

Вот с тех пор мы никак не остановимся — всё что-то чиним, латаем и паяем. После этого как-то незаметно даже для самих себя стали лучшими друзьями. Филин любит повторять, что те сырники явно были волшебными, раз привязали нас друг к другу так крепко, что не разорвать.

— Проходите, ребята, стол уже накрыт, — говорит отец, пожимая поочерёдно наши ладони. Его рукопожатие способно обеспечить множественные переломы, а взгляд серых глаз в состоянии вынуть из собеседника душу. — Всё, как всегда, тихо, скромно и по-домашнему.

— Думаю, нам всем не мешает отдых, — произносит мама, заправляя за ухо рыжеватую прядь. Замечаю на тонком изящном пальце новое кольцо с тёмно-фиолетовым камнем. Глядя, как сияют её глаза, понимаю, что женщины, в сущности, одинаковы — все эти цацки делают их в сто раз счастливее и лечат любые душевные раны. И это нормально. — Поэтому, кроме вас никого и не ждём.

— Это называется "скромно"?— усмехается Фил, застыв на пороге столовой.— Обещайте, что, когда будете женить этого засранца, — жест в мою сторону, — закатите банкет. Мне вот интересно, что в вашем понятии "шикарно".

— Мы и по поводу твоей женитьбы банкет организуем, — говорит отец, похлопывая Филина по плечу. — Кстати, почему ты не взял с собой Агнию? Мы хотели с ней поближе познакомиться.

Видно, что мама тоже не против была бы увидеть Птичку сегодня в нашем доме. Мои родители слишком любят Филина и рады тому, что он наконец нашёл своё счастье.

— Агния в командировке, — отвечает Фил. — Но она передавала вам все самые лучшие поздравления

— Ах, как жаль, — произносит мама и рукой указывает в сторону столовой. — Значит, посидим вчетвером. Проходите, мальчики, нечего на пороге топтаться в своих сапожищах. Как вы только в них ходите? Жарища же на улице!

— Предлагаешь нам в сандаликах ходить?

— Арчи, вечно у тебя какие-то крайности, — смеётся мама.

Зайдя в комнату, понимаю, чему так удивлялся Фил — стол буквально ломится от еды. Мама моя не была бы собой, если бы не перетрясла всю поваренную книгу и не наготовила на роту солдат.