Судьба Найтс-Ридж (ЛП) - Лоррейн Трейси

Я хватаюсь за горло в тот момент, когда он режет мне кожу. Не потому, что больно - я вполне могу пережить небольшую рану от ножа, - а из-за огня в его глазах, когда он проливает кровь.

Невероятно твердой рукой он делает надрез вокруг верхней части моего пальца, затем поднимает мою руку и продолжает с нижней стороны, пока у меня не появляется идеальное кроваво-красное кольцо.

Его глаза горят властностью и желанием, и, черт возьми, я испортила свои трусики, глядя, как он снова оставляет на мне свой след.

Закончив, он опускает мой нож на пол и подносит мою руку к своим губам.

Сначала он прижимается губами к кончику моего пальца, оставляя на губах кровавый след. Он ухмыляется мне, его глаза блестят от возбуждения. Затем он облизывает всю ранку.

— О боже, — стону я, превратившись в безвольную лужу желания.

В тот момент, когда наши глаза встречаются, я чувствую, как будто кто-то ударил меня битой по груди.

Я не думала, что это возможно, но сейчас я люблю его еще больше, чем за последние шесть лет.

— Твоя очередь, — просто говорит он.

Вращая нож, он держит лезвие и протягивает мне рукоятку.

В тот момент, когда я беру нож, он снимает обручальное кольцо и протягивает мне руку.

Я не так уверена в себе, как он, когда подношу острие к его пальцу. Моя рука дрожит от напряжения.

Себ смотрит на меня, не беспокоясь, что я могу испортить его палец.

— Дыши, Чертовка, — приказывает он.

И я дышу. Я делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем нахожу в себе силы продолжить.

Я прижимаю лезвие к его коже, наслаждаясь тем, как его кровь приливает к поверхности.

Мягко и аккуратно я прорезаю прямую линию вокруг его пальца, точно так же, как он сделал это со мной, а затем повторяю его движения.

Я целую его палец, а затем облизываю всю рану, и металлический привкус его крови вызывает у меня слюноотделение.

— Черт возьми, да. Теперь ты моя, детка. Брачные клятвы можно нарушить, но клятва кровью? Ты единственная для меня. Навсегда, — предупреждает он, слегка зловеще.

Но мне это нравится. Мне нравится угроза, страх, боль, каждая часть нашей жизни.

— Начнем, — шепчу я.

Он набрасывается на меня быстрее, чем я ожидала, и сбивает меня с ног, прижимая свои губы к моим.

Вкус меди на наших языках смешивается, когда мы сталкиваемся.

Мы целуемся, как будто это наш последний шанс, я цепляюсь за его рубашку, пытаясь сорвать ее с него, а он ласкает мою задницу, прижимая меня к твердой выпуклости в своих штанах.

— Раздевайся, Себ, — требую я, не отрываясь от поцелуя.

Я здесь в одних только мокрых трусиках, а он полностью одет.

Это не круто.

Это чертовски не круто.

Мир рушится у меня под ногами, когда он внезапно бросает меня на кровать, но не дает мне того, чего я хочу, и не раздевается; вместо этого он падает на меня.

— Раздень меня, детка, — рычит он, глядя мне в глаза и опираясь ладонями по обе стороны моей головы.

Не задумываясь ни секунды, мои руки мгновенно находят пуговицы на его рубашке, обнажая его мускулистую грудь.

Его пиджак и галстук давно исчезли, оставленные где-то внизу сегодня вечером.

Всего за несколько секунд я снимаю с него рубашку и стягиваю ее с его рук.

Или пытаюсь.

— Подожди, — говорю я, заметив что-то, чего раньше не видела. — Ты не надел запонки, которые я тебе подарила. — Это не имеет значения, на самом деле, но я не могу сдержать укол боли в груди.

— Надел, — заявляет он, показывая мне другой запястье.

— Но…

— София и Зои подарили мне эту. Она принадлежала папе и нашему дедушке.

Я зажмуриваю глаза, чувствуя себя самой эгоистичной женщиной в мире за то, что вообще об этом заговорила.

— Эй, — говорит он, обнимая меня за лицо. — На одной руке у меня прошлое, а на другой - будущее. И я точно знаю, на чем хочу сосредоточиться сейчас.

Я поднимаюсь, краду еще один поцелуй, пока мы вместе снимаем с него рубашку, а он оставляет мне брюки, зная, что я хочу быть той, кто снимет их.

— Поменяемся, — требую я, прижимая его к кровати за руки, как только он ложится на спину.

— Чертовка, — рычит он, когда я скольжу губами по его груди, пока не дохожу до сосков, где я сильно сосу, прежде чем вонзить зубы в чувствительную кожу.

Он дергается подо мной. Он достаточно силен, чтобы снова перевернуть нас, если бы захотел. Но это все игра. Он хочет, чтобы я дразнила его, мучила, причиняла ему боль. Это все часть удовольствия.

— Что ты говорил про поклонение? — шепчу я, опускаясь ниже, целуя его ребра, прежде чем остановиться на пупке.

— Детка, я никогда не помешаю тебе поклоняться своему королю, — говорит он, засунув руки под голову и глядя на меня голодными глазами. — Теперь продолжай. Мне нужно, чтобы ты опустилась немного ниже.

— Посмотрим.

Его тело напрягается в тот момент, когда я провожу языком по глубокой впадине его V-образной линии. Громкий, развратный стон вырывается из его горла, когда я повторяю движение с другой стороны и начинаю работать над его штанами.

— Черт, да, детка. Мне нужно, чтобы ты добралась до моего члена, — стонет он, когда я продолжаю ползти по кровати и снимаю с него штаны.

Следующими уходят носки, а я смотрю на выпуклость в его боксерках, которую едва сдерживает ткань.

— Чертовка, — предупреждает он, когда я не двигаюсь так быстро, как ему хотелось бы.

Засунув большие пальцы в трусики, я демонстративно дразню его.

— Черт возьми. Я люблю тебя, но давай же, — жалуется он, когда я поворачиваюсь, покачивая бедрами.

Он протягивает руку, как будто собирается взять свой член в руку, и я резко останавливаюсь.

— Я разрешала тебе трогать? — Его глаза расширяются от удивления при моем жестоком тоне, и его рука останавливается в дюйме от его члена. — Нет. Я не разрешала. Теперь верни руку на место.

Он колеблется секунду, но делает, как ему велено.

Он прекрасно знает, что его жизнь не будет стоить того, чтобы жить, если он не послушается.

Повернувшись к нему спиной, я наконец сдвигаю трусики с бедер. Наклоняюсь, чтобы стянуть их с лодыжек, давая ему возможность мельком увидеть то, чего он так хочет, а затем сжимаю их в руке и бросаю ему в лицо.

— Черт, они мокрые, — стонет он, поднося их к носу и вдыхая мой запах.

— Хочешь попробовать? — предлагаю я, стараясь ходить как можно вызывающе.

— Ты же знаешь, что хочу, принцесса. — Как только я оказываюсь в пределах досягаемости, он хватает меня, тащит на кровать и снова меняет наши позиции.

— Но сначала мне нужно войти в твою тугую киску. В следующий раз, когда я буду лизать тебя, ты будешь моей во всех смыслах.

Его глаза черны, когда он смотрит на меня. Он ждет, что я буду спорить, но когда он раздвигает мои бедра и пристраивается ко мне, я не могу найти слов.

— Моя жена. Мое все, — шепчет он, прежде чем войти в меня.

— Себ, — хриплю я, когда он растягивает меня.

— Блядь. Я чертовски люблю тебя, Чертовка. Хорошей и плохой.

— Плохим. Я всегда буду принимать тебя таким, какой ты есть.

В ответ я слышу только стон, а затем он захватывает мои губы и целует так же страстно, как трахает меня, и мы начинаем новую главу нашей совместной жизни.

Перед тем как я теряю сознание, он наконец отпускает мои губы и смотрит мне в глаза.

— Похоже, мне осталось сделать только одно.

— Ах, да. Что? — спрашиваю я, задыхаясь.

— Поместить в тебя моего ребенка. — Он толкается, произнося эти слова, заставляя меня вскрикнуть. Я уже на грани. Он тоже это знает и точно знает, как удержать меня. Ублюдок.

— Контрацептивы, — указываю я, едва сдерживаясь, пока он держит меня на грани.

Он наклоняется, его губы касаются моего уха, и горячий поток воздуха заставляет мою кожу покрыться мурашками.

— Нет, принцесса. Ты приняла последнюю таблетку сегодня утром. — С этими словами и одним движением бедер я падаю, крича его имя и цепляясь за его спину, потянув его за собой за грань. — К тому времени, как мы вернемся из медового месяца, ты будешь носить в себе нашего первого маленького чертенка. Это будет так чертовски прекрасно.