Всё равно будешь моей (СИ) - Лэнг Лили

— Разведись! — заводится муж и пинает опять. — Да я б с радостью. Отец репутацию портить перед выборами не хочет. Вцепился в тебя — и всё. Чем ты его зацепила, а? Может, ноги перед ним раздвигала?

Последняя мысль его ещё сильнее злит. Он перехватывает за плечо и, подняв, в глаза заглядывает.

— Ты совсем уже? Он мне в отцы годится! — бормочу, цепляясь за руки.

— А что? — зло усмехается Слава. — Мама ведь не зря тебя недолюбливает. С отцом моим спишь? Может, и Марк его сын?

Очередная затрещина валит меня к его ногам. Закусив губу, жмурюсь. Давлю всхлип и жду, когда этот приступ ярости пройдёт. Муж никогда раньше не бил меня. И я просто не понимаю, что на него нашло. Но ругаться и спорить не пытаюсь. Просто боюсь, что он меня тут оставит и сына я больше не увижу.

— Короче, я решил! Отцу скажу, что ты сбежала. Марк со мной останется, — вдруг заявляет он.

— Нет, Слава, прошу тебя! — хриплю, останавливая за штанину. А он паскудно усмехается.

— Вот такой ты мне больше нравишься, Таня. Вставай и поехали, — бурчит и дёргает ногой, но я так сильно вцепилась, что он носком попадает мне по лицу.

Меня назад отбрасывает. Затылком бьюсь об пол. Слышу сквозь шум в ушах отборный мат. Слава склоняется надо мной. В глаза заглядывает. Его перекошенное лицо расплывается.

— Бля, ну что ты за дура такая? Как тебя гостям-то показывать? Нет, останешься здесь. Придумаю какую-нибудь причину. Отец поймёт. Займёшься самодеятельностью, точно Марка не увидишь. Сиди тихо.

Больше не задерживаясь, Слава уходит, громко хлопнув дверью. Я умираю. И не от боли физической. Её практически не чувствую. Я внутри умираю. И собрать себя не могу. Хотя должна. Ради сына должна. Встать должна. И ехать должна. Он меня ждать будет.

В голове набатом голоса Антиповых на разный лад бьют.

«Я внука в таких условиях не оставлю.»

«Займёшься самодеятельностью, точно Марка не увидишь».

И только это останавливает от срыва. Сейчас поднимусь. Позвоню Алексею Романовичу. Объясню. И буду молить. Если надо будет, буду на коленях стоять. А если он трубки не возьмёт…

Но Антипов-старший отвечает на звонок сразу же.

— Подводите вы меня, дети, — выслушав мой сбивчивый рассказ, рычит он. — Я за тобой машину пришлю.

— Спасибо, — выдыхаю с улыбкой, стирая дорожки слёз.

Свёкор отключает связь. А я иду умываться, переодеваться и прикладывать к носу что-нибудь холодное. А то у Марка вопросы появятся.

Глава 10. Гризли

Есть у меня одна черта: если я что-то втемяшил в голову, пока не добьюсь, не получу желаемого, не успокоюсь. Это упрямство на грани фанатизма с детства. Помню, лет в семь увидел у соседей цветной телевизор и тоже захотел сменить наш допотопный чёрно-белый на это чудо техники. Родители, естественно, выполнять мои хотелки не собирались. Отец вообще рубанул: хочешь чего-то — заработай.

Ну, я, недолго думая, перетащил всю мамину библиотеку в местный пункт приёма макулатуры. И отцовские запасы бутылок из подвала тоже были отданы туда же, бутылки они тоже принимали.

Пришёл я с деньгами немалыми и потребовал телек. Узнав о пропаже, меня, конечно же, наказали. Деньги отобрали и книги вернули. Правда, бутылки было уже не восстановить. Зато телевизор всё же купили. За старание, так сказать. Потому что мамина библиотека очень уж обширная и тяжёлая. Там только десять томов советской энциклопедии нехило весят.

Так к чему я это? А к тому, что я уже настроился провести Новый год с Зеленоглазкой. И никакие мужья меня не остановят. Попытаются — огребут.

В первую очередь, сев в машину, созвонился со Львом. Получил адрес Антиповых, но сначала решил всё же проверить ту квартирку в хрущёвке. Вдруг застану там мою Зеленоглазку. И не ошибся.

Подхватываю оставшийся подарок для Марка. Хотя бы его порадую. Добираюсь до четвёртого этажа и звоню. Удивительно то, с какой скоростью женщина открывает дверь. Будто ждала меня. Распахивает, даже не спрашивая кто. Вдруг маньяк?

Увидев, замирает с широко распахнутыми глазами. А меня ярость топит. Перешагиваю через порог, сжимая кулаки от злости. Таня пятится и отворачивается.

— Кто посмел? — цежу, еле сдерживая себя в руках.

— Добрый вечер, Матвей. Вам лучше уйти, — лепечет с дрожью в голосе.

— Хрен я куда уйду! Кто посмел тебя ударить? — рычу, роняя то, что нёс, и в два шага добираюсь до неё.

Разворачиваю за плечо. Хватаю за подбородок. Не давая увернуться, верчу её голову, осматривая разбитую губу, наливающийся синяк на челюсти и опухший нос. Про глаза, полные слёз, вообще молчу.

— Убью. Живьём закопаю, — сам себе обещаю.

Таня выворачивается, отпускаю, но убежать не даю. Наоборот, притягиваю, стискивая тоненькую талию. Она впервые не дёргается, покорно стоит и смотрит зелеными омутами. Дрожащими пальцами скулы касается и щёку ладонью накрывает.

— Поцелуй меня, как тогда, — и тянется на носочках.

— Поцелую обязательно. Как только ты объяснишь все.

Выпустив желанное тело из лап, отшагиваю назад. Приплыли, Гризли. Благородство проснулось, которого не было. Таня, покачнувшись, удивлённо ресницами хлопает. Но быстро себя в руки берёт. Губы поджимает, так что незажившая ранка вновь кровоточит.

— Нечего объяснять. Я возвращаюсь к мужу. Мы поговорили и уладили свои разногласия, — с холодом чеканит, скрещивая руки на груди. — Идите, Матвей, разговор окончен. Я жду водителя.

— Вернешься к тому, кто тебя бьет? Ты рехнулась?! — завожусь я.

— Тебе не понять! — выпаливает и, развернувшись, уходит на кухню. Иду за ней. Останавливаюсь на пороге, смотря на тоненькую фигурку у окна. Женщина выглядит удивительно хрупкой и беззащитной. Плечи дрожат, голова опущена. В окно смотрит на двор тёмный. Хочется сгрести в медвежьи объятья и спрятать в берлоге до весны. Хотя нет. Навсегда.

— Так объясни мне, Татьяна, — стараюсь говорить максимально спокойно. — Я вроде бы не тупой. Или тебе настолько деньги нужны?

— Мне нужен мой сын, — обречённо выдыхает, царапая ногтем по стеклу.

— Он угрожает, что отнимет ребёнка? — пазл, наконец, сходится. — Где сейчас Марк?

— У него, — еще тише говорит.

— Так, поехали.

— Ты не понимаешь.

— Все я понимаю, поехали.

— Матвей!

Упирается, но я ж, мать его, Гризли. В охапку хватаю. Была б здоровой, на плечо закинул бы и, как добычу, в машину утянул. Но неизвестно, насколько масштабные повреждения у неё после встречи с этим будущим мертвецом. Поэтому держу бережно, но крепко. Татьяна трепыхается, лепечет что-то.

Не слушаю. У меня в данный момент мозг отключился, работают только инстинкты. Запихнув женщину в машину, блокирую двери и иду обратно в квартиру.

Собираю верхнюю одежду, ботинки, сумку, подарок мальцу, брошенный у порога. Возвращаюсь и вручаю притихшей Тане. Она взглядом тяжёлым меня сверлит. Главное, не скандалит. Потом пусть ругается сколько хочет. Сначала ребенка вернём.

Выруливаю со двора и набираю Степана.

— Я с предателями не общаюсь, — тут же отвечает друг.

— Хрен с тобой, золотая рыбка. Мне от тебя информация нужна. Ты там вроде про Антипова мне втирал. Что сталкивался с ним.

— Со старшим Антиповым, да. Говорил я тебе, не лезь в те дебри.

— Что за мужик? — перебиваю я.

— Заместитель губернатора. Метит на кресло повыше, будет в следующих выборах баллотироваться. Топит за семейные ценности, но может играть грязно, — сухо перечисляет Стёпа.

— Вот теперь всё проясняется, — усмехаюсь, бросая взгляд на слушающую наш разговор Таню. — Ему перед выборами скандал с сыном не нужен. Репутацию держит. Вот мы её сегодня попортим.

— Чего? — напрягается лучший друг и партнёр. — Гризли, мать твою! Что бы ты там ни задумал, передумывай обратно. Я спасать твою тушу не буду. У меня вылет через пять минут. Регистрацию уже прошел.

— Летите, Степан Евгеньевич. В добрый путь. Хотя твоя морда и ксива мне бы сейчас помогла.