Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

Я глажу его по щеке:

— Герми, ты мой самый любимый человек на свете.

Щёки у него вспыхивают; он касается моей руки:

— С тех пор, как не стало Афродиты, ты осталась рядом — во всех смыслах, Хейвен. Я у тебя в куда большем долгу. И буду благодарен всегда.

Я хочу сказать, что благодарности не надо, но вместо этого по импульсу обнимаю его. Мы стоим так ещё мгновение и отстраняемся.

— Увидимся в кафетерии на обед? — спрашивает он, пятясь.

— Увидимся за обедом.

Провожаю его взглядом, пока он не сворачивает налево и его кудрявая светлая макушка не исчезает.

Пишу Хайдесу:

Удачи и тебе. И спасибо.

— Не за что, любовь моя (agápi mou).

Иду в противоположную сторону и распахиваю дверь. За ней — коридор с тёмным полом и рядом аудиторий по обеим сторонам. Мой экзамен — в 7A. Нахожу слева; дверь приоткрыта. Хмурюсь. Я так рано, что сомневаюсь, будто профессор уже пришёл. Всё же слегка толкаю — и оно открывается.

Аудитория — амфитеатр: паркетные ступени, деревянные парты. На стенах — постеры Йеля и выпускников. Молодой Джордж У. Буш смотрит издали, рядом — он же, взрослый, уже президент США.

Пока я на него гляжу, по шее пробегает холодок. Что-то не так. В этой аудитории. Вдруг чувствую себя не одной. Глупость — я ведь не единственная студентка, которая приходит почти за час из-за нервов. Значит, не должна так дрожать.

Поворачиваюсь к рядам — и сердце спотыкается. На последней скамье сидит кто-то. Синий капюшон закрывает лицо до носа. Вид недружелюбный, и я машинально отступаю.

В тот же миг незнакомец стягивает капюшон. Пепельно-русые короткие волосы, уложенные будто небрежно. При всей молодости, даже издали видно: он старше меня. И я его никогда не видела.

Он молчит, не представляется. Просто встаёт и начинает спускаться по проходу. На каждый его шаг вперёд я отвечаю шагом назад. В итоге оказываюсь спиной к стене — остаётся только скользнуть вбок.

— Тебе не стоит меня бояться, Хейвен, — одёргивает он; я бы даже сказала, обиженно.

Скрещиваю руки на груди. Последнее, чего хочу, — чтобы он подумал, будто давит на меня.

— Я тебя не боюсь. Но неплохо было бы начать со знакомства.

Он едва улыбается. Он минимум на пятнадцать сантиметров выше, сухощавый, в чёрной куртке и простых джинсах. Протягивает руку:

— Гиперион Лайвли. Приятно познакомиться.

У меня отвисает челюсть — и я не спешу её закрывать. Гиперион смеётся и убирает руку.

— Брат Кроноса? — уточняю. — Отец Ареса, Зевса, Геры, Диониса и Посейдона?

Кивает:

— Брат того самого чокнутого, который швыряет детей в лабиринты и жрёт яблоки килограммами.

Мышцы, только что каменные, понемногу отпускают. Я не свожу с него глаз, выискивая хоть что-нибудь зловещее. Но он спокоен. Ровен. Почти дружелюбен. С Кроносом у меня с первого мгновения скрутило в животе, а с Гиперионом — иначе.

— Зачем ты здесь? — спрашиваю.

Он разводит руками:

— У нас общая цель — убрать Кроноса. И как бы я ни любил своих детей и ни относился к племянникам, вы одни не справитесь.

— То есть ты такой же, как брат. Мания величия и убеждённость, что ты лучше всех.

Он поднимает обе брови и опирается на первую парту — на приличном расстоянии. Я это ценю: он понял, что мне нужно пространство. Гиперион хочет, чтобы я ему доверилась.

— Нет. Просто я знаю о Лабиринте больше вас. Или скажешь, что вам это не пригодится?

В голове звенит целый рой тревожных колокольчиков.

— Что ты знаешь о Лабиринте?

Он пожимает плечами, будто сказал пустяк:

— Немного. А ещё кое-что — про одного длинноволосого брата, который пропал на днях.

Аполлон. Если раньше у меня было любопытство, теперь — полное внимание. Я делаю к нему шаг.

— Где Аполлон? Ты знаешь? Он в порядке?

Гиперион кривит губы:

— Тебе не должно быть до него дела, Хейвен. Аполлон предаёт тебя с первого дня знакомства. И время от времени — своих братьев.

— Нет, — вырывается у меня.

— Да, — твёрдо отвечает он. — Он помнил тебя всегда. Не правда, что «спохватился позже». С того момента, как ты переступила порог Йеля, Аполлон тебя узнал. И промолчал.

Я отвожу взгляд на постеры с Джорджа Буша — не выдерживаю его янтарного прищура, в котором я выгляжу наивной дурочкой.

— Аполлон не раз останавливал Игры, чтобы помочь мне, — шепчу.

— Аполлон вышел на ринг во время твоего боя с Хайдесом, остановил его и надавал ему пощёчин. А потом пошёл и всё доложил Кроносу, — рубит он с презрением. — Аполлон доносил Кроносу любую информацию о тебе, каждое твоё движение — с первого дня в Йеле до сегодняшнего.

Я яростно мотаю головой; и, хотя злиться должна на Аполлона, весь гнев срывается на Гипериона. Не его вина — кроме того, что он рушит сложившийся образ.

— Почему я должна верить тебе?

— Потому что я хочу, чтобы первой из Лабиринта вышла ты, — загибает пальцы. — Потому что я хочу смерти своего брата. Потому что тебе никто не говорит правду, а ты имеешь право её знать.

Во рту пересохло, ладони липкие.

— Докажи. Не знаю как — но дай мне подтверждение, что тебе можно верить.

Гиперион молчит, глядя прямо. Кажется, ещё секунда — и он пошлёт меня к чёрту. Но отлипает от парты и идёт ко мне. Когда нас разделяют два метра, смещается вправо — к двери. Я поднимаю подбородок: я его не боюсь и намерена получить ответы.

— Сегодня ночью Аполлон вернётся в Йель и захочет сыграть с вами, — проговаривает он тихо. — Когда это случится, поймёшь, что мне можно верить.

Я не знаю, что ответить. Мысль о том, что Аполлон вернётся — и именно чтобы «играть», — выбивает из колеи. Как и то, что Гиперион, похоже, знает всё.

Он не ждёт моей реакции. Небрежно махнув, пересекает порог. Я не двигаюсь, снова и снова прокручивая в голове этот короткий, но опустошающий разговор — с очередным Лайвли.

Лицо Гипериона снова появляется в проёме — я вздрагиваю.

— Чуть не забыл: если мой сын, Арес, сказал или сделал что-то неподобающее — прошу прощения. Не так мы его воспитывали.

— Он всё ещё отпускает пошлые шуточки и провоцирует.

Он морщится:

— Так и думал.

Глава 33. ПРОВАЛ

Гиперион — один из титанов греческой мифологии, одно из первородных божеств, что правили до олимпийцев. Его считали титаном солнца и света,