Последняя из рода. Скованные судьбой. - Виктория Богачева

«Глупый, — подумала Талила. — Я тебя спасу».

С трудом отвернувшись от мужа, она, наконец, решила осмотреться.

То самое помещение, в которое ее привели несколько месяцев, чтобы провести брачный обряд.

Символично.

Император любит такие вещи.

Вновь здесь собрались люди — мужчины и женщины, лица и имена которых она не помнила.

Да это было и неважно.

Все они смотрели на нее — вновь. Смотрели с ужасом, с неверием, презрением, страхом, ненавистью, злостью.

Равнодушных не было, и Талила отвечала им тем же. Прошлась тяжелым, давящим взглядом по каждому. И лишь затем, в самый последний черед, она повернулась к Императору.

Он постарел гораздо сильнее, чем она могла ожидать. И злое удовлетворение согрело ее душу, ведь она приложила руку к тому, чтобы Император смотрелся изнуренным жизнью стариком. Даже пышные, церемониальные одежды не могли скрыть его дряхлости, его усталости.

— Я пришла. Как ты и хотел, — сказала она и нарочитым жестом накрыла рукоять катаны.

Пышная, высокая корона, которой была увенчана его венценосная голова, дернулась вслед за телом. Обращение, которое использовала Талила, его покоробило.

Она улыбнулась.

— Ты действительно пришла, — проговорил он. — Не могу поверить, что ты решила пожертвовать собой в обмен на него, — тонкие губы презрительно скривились.

— Уходи, Талила! — Мамору, наконец, очнулся от оцепенения, в которой впал, увидев жену на пороге.

Возможно, какая-то часть него до последнего надеялась, что у него начались предсмертные видения, и Талила — нереальна.

— Я приказываю тебе, — прохрипел он и подался вперед, напоровшись на лезвие. Он дернулся, и царапина, оставленная кинжалом, стала глубже. — Уходи.

— Мне придется ослушаться тебя, — сказала она ласково и улыбнулась ему — так, словно речь шла о пустяках. — Надеюсь, ты сможешь меня простить.

— Талила! — простонал Мамору, не замечая, как по шее струилась кровь из пореза.

Самураям пришлось схватить его за плечи и потянуть назад, чтобы он перестал касаться кинжала.

— Принесите кандалы! — велел Император.

— Нет!

— Нет.

Первый крик принадлежал Мамору, второй — тихий, спокойный голос — его жене.

— Нет, — повторила Талила. — Сперва ты отпустишь моего мужа, — сказала она, глядя Императору в глаза. — Он покинет дворец и пройдет сквозь твое войско и удалится на расстояние трех полетов стрелы. И тогда я надену кандалы.

— Много требуешь, глупая девчонка.

— Талила, не смей!

Она дернулась, но не повернулась к мужу, продолжила непримиримым взглядом смотреть на Императора.

— Я тебе не верю. Ни в чем, — выплюнула она, не став скрывать ненависть. — Или так, или... или я сожгу тебя прямо сейчас.

Ее лицо заострилось, взгляд сделался хищным, полным кипящей злости.

— Ты не посмеешь. У меня твой муж, — Император рассмеялся.

— Для самурая смерть — это благо. Я буду счастлива умереть, если смогу при этом забрать тебя с собой, — Талила холодно усмехнулась.

Она не звучала так, словно бросала слова на ветер. Говорила с циничной расчётливостью убийцы.

— Спроси города, которые я сожгла. Спроси людей, которых я убила, — прошептала исступлённо и горько. — Спроси своего советника Горо. Предателей, которых ты к нам подсылал. Они все мертвы. Все.

— Но вы все равно проиграли, — Император перебил ее не без злорадства. — Потому что вы глупы. Ты и мой ублюдочный брат.

Талила скосила глаза на Мамору, которого удерживало четверо самураев. Четверо! Одного, безоружного, подвергавшегося пыткам, ослабевшего. Так сильно он рвался к ней, так сильно хотел помешать свершиться необратимому.

Кинжал больше не упирался ему в горло. Теперь Мамору бросили лицом на татами и давили сверху, а он отчаянно пытался вырваться.

— Все будет хорошо, — одними губами прошептала Талила, перехватив его яростный взгляд.

Ей бы хотелось подойти и коснуться его щеки. В последний раз. Вдруг больше не сможет.

Конечно же, она себя сдержала.

— Ты наденешь оковы на правую руку. И тогда я согласен отпустить его, — сказал Император.

Его люди — советники, министры, вельможи — зашептались, и по помещению пронесся сдержанный вздох.

— Хорошо, — легко согласилась Талила.

Она все равно не собиралась ничего предпринимать до того, как Мамору удалится от императорского войска на три перелета стрелы.

— И мои самураи будут охранять тебя с обнаженными мечами. Одно резкое движение — и ты лишишься жизни.

— А ты — своего пророчества, — она притворно покачала головой. — Какая жалость.

— Дерзи, девочка. Дерзи, — губы Императора скривились в плотоядной улыбке. — Я понял, что мне не нужен от тебя сын. Сойдет и девка. Дитя, которое изменит мир.

Талила не напрасно училась контролировать свои порывы. Вот и сейчас она не вскинула руку и не поднесла ее к животу. Лишь тонко улыбнулась.

Мамору рычал и бился на татами, и вот это по-настоящему разбивало ей сердце.

— Уведите его! Дайте одежду, оружие, лошадь. И пусть отправляется куда пожелает, — Император брезгливо махнул рукой, и самураи рывком подняли его на ноги.

— Талила! — закричал он, когда, наконец, смог говорить. — Я прошу тебя, я умоляю — уходи. Не делай этого, оставь меня!

Все внутри нее зажало в тиски. Она дернулась и сгорбилась, когда на нее опустилась тяжесть того, что она делала. Как это видел Мамору.

Великие Боги, он умолял. Умолял ее...

К глазам прилили слезы, и Талила моргнула. Пусть. Пусть видят, что она плачет. Ее муж не стыдится просить на виду у всех, и она не стыдится тем более.

Никто не помешал ей подойти к Мамору, когда его подвели почти к дверям. Он сопротивлялся все с той же отчаянной яростью, но эту схватку выиграть не мог.

— Уезжай. Пожалуйста. Мы еще увидимся. Войско и полководец Осака ждут. Я люблю тебя, — успела она шепнуть ему и даже коснуться быстрым поцелуем сухих, искусанных губ.

А потом Мамору вытащили в коридор, и она в последний раз посмотрела ему в спину.

Брат-бастард Императора.

Проклятый полководец.

Клятвопреступник.

Убийца ее рода.

Убийца ее отца.

Ее муж.

***

Человек, за которого она умрет.

Глава 31

Что было после того, как закрылись двери, Талила помнила плохо.

Ее выдержки хватило, чтобы довести все до конца: она поднялась на смотровую стену и убедилась в том, что Мамору покинул Императорский дворец. На ее правом запястье уже был защелкнут тяжелый