История Мадлен - Полина Ром

Двадцать четвертого ноября, в день святой мученицы Екатерины, традиционно праздновался день тезоименитства императрицы. Именины — это не день рождения. Родилась государыня весной, кажется в конце мая, но в России дни рождения не отмечали вовсе. Зато всегда торжественно отмечали день той святой, в честь которой выбрано имя. Потому и ожидались большие празднества, парад и торжественный обед, который сопроводят салютом.

Я, по причине беременности, разумеется не могла получить приглашение на обед, но, признаться, не слишком расстроилась. Мне уже не хотелось ни суматохи, не скопища людей. Я все еще продолжала надеяться, что муж поспеет к моим родам — страшно было остаться одной.

Да и случись что не так, кто позаботится о малыше?! Я гнала от себя черные мысли, но не всегда это получалось. За лето я получила от него еще две записки, но с приходом осенних дождей настроение мое совсем упало.

В день своих именин я все же получила поздравления от прислуги, небольшой сувенир от Софи — прелестный кружевной веер и даже записку с поздравлением от императрицы и очаровательную золотую табакерку в подарок. Последние месяцы мы с ней не виделись совсем, не пристало беременной женщине таскаться во дворец. Но я знала, что государыня живо интересуется делами нашего модного дома, что она очень довольна новым туалетом, сшитым ей для именин и что она регулярно требует доклады от госпожи Подорожской.

Утро у меня не задалось, настроение было совсем уж плачевным, никакие поздравления и сувениры не радовали. Последнее время испортился аппетит, так что на завтрак я выпила под ворчание Софи и Маши только стакан молока — больше ничего не хотелось.

К обеду я даже отказалась было выходить, но услышала какой-то странный шум во дворе. Сложно сказать, почему так сильно заколотилось сердце, но я, практически оттолкнув Софи, уговаривающую меня спустится в столовую, кинулась к окну и увидела незнакомых людей, военных и человека на телеге укрытого почти с головой кожами.

Никаких мыслей у меня не было вообще — я просто пулей слетела по лестнице, не обращая внимания на крики спешащих за мной Маши и Софи, оттолкнула лакея и выбежала под слабый дождь.

Во дворе, как мне показалось, все просто замерло. Мимо застывших солдат на вороных жеребцах, мимо согнувшегося в поклоне человека, совершенно не понимая, кто эти люди, я подошла к Мише и робко дотронулась до странно осунувшегося лица. Не стоит спрашивать, как я его узнала через залитое дождем стекло — просто почувствовала, что это он. Михаил открыл ввалившиеся глаза и тихо сказал:

— Какая ты красивая, любовь моя.

Я плакала и целовала его руки, а он только слабо ворочался в этой ужасной телеге и приговаривал:

— Не плачь, моя радость, не плачь! Все уже позади.

Боль скрутила меня резко и быстро… Так неожиданно, что я вскрикнула… Михаил попытался сесть, но меня уже подхватили под руки подбежавшая Софи и слуги. По ногам потекло — у меня начинались роды.

Глава 75

То, чего я ждала больше всего в своей прошлой жизни, и вынашивала много недель вместе со своими мечтами, готово было осуществиться. Жизнь – странная штука, странная и в то же время удивительная. Бог каким-то совершенно непонятным образом сделал мне подарок – еще один шанс, и я с бешенным ажиотажем бросилась взять от этого шанса все.

– Мадлен… Мари, прошу, дыши, спокойно и глубоко, – шептала Софи, взявшаяся словно из-под земли, когда меня с перерывами поднимали по лестнице. Меня сейчас беспокоило совсем другое – перед глазами стояло лицо Миши и тот факт, что он даже не сел в телеге, он не мог даже встать.

– Что с Мишей? Что с мом мужем? Софи, скажите мне, что с ним? Он ведь не здоров! – выкрикивала я в те моменты, когда следовало дышать и шагать в спальню. Анна, благодаря своему этому стержню, который позволял ей руководить всем в доме, но в то же время, умело угождать хозяевам, просто уверенно шептала мне:

– Графиня, сейчас вы должны думать о ребенке, ваш муж не совсем здоров, но он жив, и он поправится, а вот то, что вы можете натворить с собой… Он вам не простит.

Я на секунду остановилась и поняла, что она говорит чистую правду – я ждала этого две жизни, и я не глупая девчонка, чтобы впадать в истерику.

– Анна, отправьте кого-то к её Величеству, скажите, что Михаил не поехал в лазарет, что он дома, что ему нужен врач! – твердо ответила я, и Анна улыбнулась – она поняла, что мыслю я, наконец, здраво.

– Уже отправили, Мария Андреевна, и должны приехать сам Роджерсон именно для вас, а к Михаилу лучше звать Кельхина, – ответила Анна. – Он отличный хирург, а Михаилу он сейчас надобнее, нежели обычный лекарь.

– Как вы скоро, – ответила я. Мы дошли до кровати, и Маша умело уложила меня успев расстегнуть пуговицы на платье.

– Подорожская на днях велела передать, что государыня следит за Марией Андреевной, и, если что, сразу слать человека прямо к ней, говорить, мол, доктор нужен для графини Апраксиной.

– Смотрите, я уже в постели, схватки не частые, я дышу… Прошу, Анна, посмотрите, что с Мишей, пусть его внизу в кабинете разместят, протопят хорошенько, и я вас молю – прокипятите простыни, штук пять, чтобы и мне и ему. Доктор потом не пустит к нему, но вы можете настоять, чтобы они использовали только прокипяченное, или спиртом протертое? – тараторила я, боясь, что вот-вот снова скрутит, и тогда я уже ни слова не смогу сказать.

– Не пустят меня туда, графиня, – разочарованно ответила Анна – она не хотела меня обижать, да и, скорее всего, не видела нужды в том, чтобы давать советы докторам, что лечат саму Императрицу.

– Степан его уже с мужиками занесли, кабинет протопили, и кровать в кабинете установили, матушка, – вставила Маша. – Стол-т прямо у стены теперь, места навалом, граф велел чтоб стол тоже был, мол, у его руку надо глядеть, а на столе дохтуру сподручней будет, а то рука-т и вовсе может обездвиженной оста́тьси, а как стрелять –тот? –успевала молотить языком Маша, пока её не одернула Анна:

– Чего ты мелешь, темная ты баба! – открыто шикнула на нее и подвинула к двери.

– Нет,